Но мысль о том, что внутри нее будет расти крохотная жизнь, испугала ее. Ведь это бы означало, что ей придется думать о ком-то другом, а не только о себе одной. Ей показалось, что она неспособна на это. Она всегда знала, что она эгоистка, но только сейчас по-настоящему осознала всю глубину своего эгоизма.
Дети ее доконали. Она увидела в их лицах неумолимость быстротекущей жизни. Увидела и щель в двери, которую всегда считала закрытой для себя. Дверь Политбюро. И приоткрыл ее для нее именно Юрий Лантин, сам того не подозревая. А с помощью Химеры она откроет ее подлостью.
Кивнув головой своим мыслям, она решительными шагами пересекла площадь. Прямо под ноги ее катился красно-белый резиновый мяч. Даниэла поймала его и бросила девочке, которая бежала за ним следом. Та поймала его на лету и засмеялась. И до того заразительным был ее смех, что Даниэла не могла не присоединиться к нему
Через четыре квартала, на углу высилось здание Центрального телеграфа. Вот откуда она позвонит. Она не могла доверить этот звонок даже своей персональной, закодированной линии. Хотя советская телефонная служба и ужасна, но из всех средств связи она выбрала именно этот.
Примерно через сорок минут ожидания ее пригласили в кабину. В каком-то трансе она направилась туда, высчитывая в уме, который теперь в Вашингтоне час.
Звонок на другом конце линии заставил ее вздрогнуть. Америка. Звонок замолчал и голос в трубке приветствовал ее привычным "Алло?"
- Химера! - завопила она в трубку, как истинная провинциалка. - Это тетя Марта! - Разговаривая с Химерой, Даниэла часто ловила себя на мысли, что ей хотелось бы продлить свой разговор за лимит девяноста секунд: очень редко за последнее время ей удавалось поговорить по-английски с носителем языка. Но девяносто секунд - это предел, если хочешь соблюсти секретность.
- Марта Вашингтон.
- Я вас помню, тетя Марта.
- Я звоню, чтобы напомнить о Вальгалле.
- О чем? Повторите, пожалуйста. Плохо слышно.
- О Вальгалле.
- Теперь понятно.
- Ну а раз понятно, - сказала Даниэла в трубку, - так действуйте.
Ши Чжилинь чувствовал неимоверную усталость. Когда он был молод, то мог бы помериться силами с самим Небесным Драконом и загнать его за облака. Теперь с каждым вздохом он чувствовал, как на него наваливается вся тяжесть мира.
Голый и весь в поту, он лежал на кушетке посреди комнаты на своей вилле в Пекине, ожидая сеанса иглоукалывания. Не так давно это бывало раз в неделю. Теперь ежедневно.
Боль. Ужасная боль.
Он лежал на животе, скромно прикрыв чресла простынкой, опустив голову на скрещенные руки, и думал о долгой войне, которую ведет во имя будущего Китая. Небесному Покровителю вообще-то не полагается стареть. И страдать от болей. Настоящий Небесный Покровитель бессмертен, и он может сколько угодно гонять по небу покрытого золотой чешуей Дракона.
Этого он никак не мог понять. Старость, казалось бы, не должна была его тревожить. Ведь у него был рен, его заветный генеральный план. Он жил в его мозгу, беспокойный, словно стая перепелов. Сколько постоянно меняющихся ситуаций, к которым надо приспосабливаться, сколько неожиданно появляющихся врагов, с которыми надо бороться, сколько судеб друзей в его руке!..
Вчера он услышал о назначении Дэн Сяоху, человека из группы проверки У Айпина, на пост заместителя председателя КПК по идеологии. И, как Чжилинь и ожидал, этот ястреб немедленно развернул кампанию по борьбе с "духовными шатаниями" среди молодежи.
Чжилинь взывал к премьеру, указывая, что этот опасный курс может вернуть страну к черным дням Культурной Революции, потрясавшей Китай с 1966 по 1976 годы. Он говорил, что над Дэном смеются за рубежом не только недоброжелатели Китая, но и те, на кого принято смотреть, как на союзников.
Но все без толку.
- Что бы я ни думал о нем лично, - сказал премьер, - но в настоящее время за спиной Дэн Сяоху стоят такие силы, что я просто не могу заблокировать его назначение.
На душе Чжилиня было неспокойно. Неужели этому он посвятил последние пятьдесят лет своей жизни? Чтобы фанатичные недоумки вроде Дэн Сяоху приходили к власти? А может быть, недоумком был я? - с горечью спрашивал себя Чжилинь.
Он пошевелился, услыхав, что кто-то вошел в комнату. Его голова была повернута в сторону, противоположную той, где была дверь, и поэтому Чжилинь не видел, кто это.
- Доктор, это вы? - спросил он, почувствовав вдруг беспокойство.
- Нет, товарищ министр, это всего лишь я.
Чжилинь успокоился, услыхав голос Чжан Хуа.
- Какие новости, мой друг?
- "Тихоокеанский союз пяти звезд" пытается овладеть Пак Ханмином. Они уже скупили около ста тысяч акций.
- Угу, - удовлетворенно промычал Чжилинь. - И это только день первый. По-видимому, наша уловка сработала. Кто-то сообщил им о встрече Цуня Три Клятвы с Питером Ынгом.
- Очевидно.
- И только "Тихоокеанский союз"?
- Не только. "Сойер и сыновья" приобрели тридцать тысяч, а Т.И. Чун пятьдесят.
- Давление увеличивается.
Чжан Хуа кивнул.
- Будет еще хуже.
- Так и надо. - Чжилинь пошевелился на кушетке, превозмогая приступ боли. - Давление должно достигнуть уровня, за которым начинается удушье, иначе появится не только один путь выхода из создавшейся ситуации. Мы этого не можем допустить.
- Понятно, товарищ министр.
- Тогда, пожалуй, можно начинать.
- Хорошо, товарищ министр.
Он повернулся, чтобы уйти.
- Чжан Хуа...
- Да, товарищ министр?
- Что-нибудь слышно о Джейке Мэроке?
- В данный момент он находится на пути в Гонконг.
- Блисс встретит его в аэропорту?
- Ее предупредили, товарищ министр.
- Хорошо. Он позволил себе тяжело вздохнуть.
- Товарищ министр? - Чжан Хуа сделал шаг к нему. - Что-нибудь не так?
- Я все о Марианне, - ответил Чжилинь. - Такая трагедия.
- Судьба, товарищ министр.
- Да. Судьба. - Чжилинь с трудом повернул голову. - Да послужит ее смерть предупреждением нам, Чжан Хуа, что ничто никогда не идет в точности так, как запланировано. Началось все с того, что некая таинственная Химера узнает о фу. Затем неудачный рейд Джейка Мэрока на Дом Паломника. Потом смерть Марианны, возвышение У Айпина... - Он опять вздохнул. - Боюсь, мой Друг, что я слишком часто начинаю забывать, что все в этом мире взаимосвязано. Когда я был помоложе, я мог жонглировать самыми различными комбинациями, и в уме у меня при этом оставалось еще и место на случай появления новых и непредвиденных ситуациях... А теперь последнее время я все чаще и чаще думаю о семье.
- При данных обстоятельствах, товарищ министр, - деликатно заметил Чжан Хуа, - это вполне объяснимо.
- Объяснимо, но непростительно, - возразил Чжилинь. - Если я теперь поскользнусь, когда хожу по краю, то всему придет конец: мне, тебе, Китаю, России. Америке. Начнется цепная реакция, которой уже не остановить. Советы подтолкнули нас к опасной черте, мы позволили им такую степень боевой готовности, что ситуация может каждую минуту выйти из-под контроля.
- И есть еще Камсанг.
- Есть и будет, Чжан Хуа. По-видимому, человечеству необходимо, чтобы подобные жуткие призраки стояли у него за спиной, дабы удержать его палец, когда он тянется к спусковому крючку.
- Советы смотрят на это несколько иначе.
- У Советов тоже не будет выбора в этой ситуации, Чжан Хуа. Это я тебе могу гарантировать.
- Есть еще и У Айпин, - сказал Чжан Хуа почти шепотом.
- Да. Прежде всего надо разделаться с нашими внутренними врагами. Чжилинь закрыл глаза. - Не упускай этого из виду, Чжан Хуа.
- Да, товарищ министр.
- Чжан Хуа.
Уже у двери тот остановился, держась за ручку.
- Да, товарищ министр?
- Ты, что на этой стадии любое сообщение имеет невероятную важность?
- Да, товарищ министр, понимаю.
- Тогда не должно быть никаких ошибок.
Чжан Хуа вышел из комнаты. Оставшись один, Чжилинь пробормотал:
- Я постоянно чувствую зловещее присутствие У Айпина. Он близко. Очень близко.
Беспокойство охватило его. Не за себя. Сам он не боялся смерти. Но он знал, что его работа еще не завершена. Пятьдесят лет - это большой срок, если их посвятить беззаветному труду на благо своей страны. Большой, если рассматривать его в контексте человеческой жизни. Но это всего лишь краткое мгновение в масштабе истории Китая.
Он нетерпеливо пошевелился на своей кушетке, ожидая начала процедуры. Боль хлестнула его, как бичом. Вроде бы, пора и привыкнуть к ней. Но нет, человеческая плоть не может не молить о пощаде.
Наконец Чжилинь услышал шаги босых ног, приглушенные мягким ковром, покрывавшим пол. Он почувствовал на своей спине сильные, умелые руки доктора, отыскивающие узлы нервных клеток.
- В каком месте сегодня больнее всего, товарищ министр? Здесь? - Его руки беспрерывно двигались. - Или здесь? Беспокоит?
Чжилинь негромко вскрикнул.
- Вижу, что да, - сказал голос.
Через минуту Чжилинь почувствовал прикосновение ватки, смоченной в спирте, к трем разным точкам на его теле: нижняя часть спины, над левым бедром, под левым коленом.
- А теперь приступим.
Длинные, тонкие иглы пронзили его плоть. Мгновенно боль притупилась. А потом и совсем прошла. Чжилинь уснул.
Самолет, доставивший Джейка в Гонконг, приземлился в аэропорту Кайтак в семь часов вечера. Он бы прилетел раньше на несколько часов, если бы не шквал. К его величайшему удивлению, Блисс встречала его в аэропорту.
Она поджидала его, стройная и такая красивая, пока он проходил таможню. Заметив, что он освободился, она пошла к нему навстречу сквозь толпу, и он невольно залюбовался грациозным покачиванием ее бедер. Было в ней что-то одновременно и целомудренное, и чувственное. Ее можно было принять за студентку, встречающую старшего брата, возвратившегося домой из заграничной поездки.
Они стояли на расстоянии фута друг от друга. Она молчала. Джейк заглянул ей в лицо и вспомнил слова Камисаки: Так, наверно, выглядит человек, пробежавший марафонскую дистанцию.
Неужели я в самом деле так плох? - подумал он.
В самолете он спал урывками. Это был неглубокий и неспокойный сон, в котором Ничирен, одетый в кимоно Камисаки, ожидал его в Гонконге и манил к себе рукой. Что бы это значило?
- Он в Гонконге, - сказала ему Камисака на прощание. - Вот и все, что я могу вам сказать.
- Почему он там? - настаивал Джейк. - Что он там делает?
- Он часто там бывает. Только в этом году он там был три или четыре раза. Но что он там делает, я не знаю.
Несмотря на все, что она для него сделала, и несмотря на свое в общем хорошее к ней отношение, Джейк все-таки не доверял ей. Он ей так и сказал.
Глаза ее словно проникали ему в душу. Они стояли рядом, у двери. Он уже сделал шаг, переступая порог. Еще мгновение, и они разойдутся. Сексуальное чувство ни в коей мере не примешивалось к их отношениям, но он странным образом ощущал, что между ними установилась какая-то таинственная связь. Это и удивляло его, и беспокоило.
- У вас есть обломок фу, - сказала она просто, - и у Ничирена тоже. Я их видела оба. Они составляют две половинки единого целого. Их сила связывает вас. Вы не можете быть врагами.
Для него это умозаключение прозвучало тогда как образец ошибочной логики.
- Мне бы нужно знать имя, - сказал он, - Хоть вы и не знаете, зачем он ездит в Гонконг, но, возможно, вы слышали имя.
- Он никогда и ничего не рассказывает мне о своих делах.
- Мог обмолвиться ненароком.
- Разговор в постели? У нас таких не бывает. Во всяком случае, того типа, который вы имеете в виду.
- Да нет, я думал только, что вы случайно могли что-нибудь подслушать. Обрывок телефонного разговора, например. Он когда-нибудь звонил отсюда в Гонконг?
Камисака наморщила лоб, честно стараясь вспомнить. Затем вдруг кивнула. Пожалуй, да.
- Что-то вспомнили? Имя? Место? Что-нибудь?
- Кстати, это было не так давно. Дайте-ка припомнить поточнее. - Ее сосредоточенные глаза, казалось, светятся в полутьме усагигойи. Когда они снова сфокусировались на нем, Джейк почувствовал, что у него перехватило дыхание, как во время быстрого бега.
- Вам что-нибудь говорит прозвище Верзила Сун? - спросила его Камисака...
- Ну как, удачно съездил? - спросила Блисс. Вокруг стоял гомон, который всегда бывает в аэропорту после прибытия очередного рейса.
Очень китайский вопрос, - подумал Джейк и ответил в тон ей:
- И да и нет. Подружился с очень влиятельным человеком. Это никогда не помешает. Но вряд ли можно считать удачей то, что у меня на глазах убили жену.
- Какой ужас! - воскликнула она, придвигаясь к нему еще ближе. - Я тебе очень сочувствую!
Она поцеловала его в щеку, прижимая к себе, будто он нуждался в соболезнованиях. Он ничего на это не сказал.
- Дай мне одну из твоих сумок.
- Да что ты! - воскликнул он, не давая. - Я еще пока не калека.
- Я не... - Она встряхнула головой, разозлившись сама на себя за бестактность. Ее черная как ночь прядь волос описала в воздухе дугу и снова упала, закрывая бровь. - Извини. Что-то у нас все никак разговор не клеится. Она улыбнулась как ни в чем не бывало. - Моя машина ждет нас на стоянке.
Она отвезла его на свою квартиру. Джейк был слишком измучен, чтобы протестовать. Жила она на возвышенной части Гонконга, где начинался подъем в гору известную как пик Виктории. Оттуда были видны и башни Среднего микрорайона, и темные небоскребы Центрального. За ними простиралась гавань, всегда забитая кораблями самого разного типа. И из гостиной, и из спальни открывался потрясающий вид. Из спальни был виден кусочек района, называемого Ванчай, освещенного, как арена цирка.
Она приготовила кое-что поесть; поджаренные на сильном огне и обваленные в соли и перце креветки, цыпленок в очень остром соусе, одним из главных ингредиентов которого было манго, отварной рис. Он ел молча, быстро орудуя палочками.
- Ты ешь, как настоящий китаец, - заметила она, наблюдая за ним.
Потом они пошли в гостиную, где Джейк сразу же бухнулся на диван, обитый тканью с узором в виде тропических растений, мягким и умиротворяющим. Он откинулся головой на спинку, и Блисс сунула ему в руку стакан с бренди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89