Рефат Маметович отвечал за организацию и проведение практических испытаний боевых отравляющих веществ, созданных на основе минерала.
Все бы ничего, но Макаров весьма активно стал ухаживать за женой Айвазова, ничуть не смущаясь присутствием мужа и маленького ребенка. Банальная, в общем-то, история, но от этого она не теряла свою остроту. Виктор же, смекнув, что на конфликте можно получить определенную выгоду для своих планов, предпринял ряд шагов по сближению с Айвазовым. Скоро они стали просто-таки закадычными друзьями. И теперь Плужников имел доступ практически ко всем данным о ходе работ и исследований в анклаве.
Мешал, правда, тот факт, что Рефат Маметович, как всякий восточный человек, весьма бурно реагировал на поведение Макарова. Виктору с трудом удавалось сдерживать его – Айвазов буквально рвался разобраться с обидчиком и готов был пойти для этого на что угодно. Пару раз дело едва не дошло до стрельбы. Плужникову даже пришлось применить кое-какие из своих паранормальных навыков для того, чтобы урегулировать ситуацию.
А потом умер Сталин… Виктор, который был в курсе ряда совершенно закрытых для обычных людей тем, знал, что вождь всерьез был озабочен проблемами бессмертия (и институт геронтологии академика Богомольца был лишь ширмой для этих работ). Но знал он также, что девяносто девять процентов из того, что докладывали вождю, было «пустышкой». А вот тот самый один процент, который реально мог бы помочь, находился в руках именно у Плужникова, и он им ни с кем делиться вовсе не собирался!
…Дело было вот в чем: работая в подземельях анклава, Виктор обратил внимание на то, что, поднимаясь на поверхность, он испытывает приступы головокружения, тошноты и ослабления магических способностей. Со временем они, конечно, проходили, но при этом он отмечал какой-то неестественный скачок в старении организма: резко появлялись морщины, седели волосы и так далее.
Как и любой человек в таком положении, Плужников испугался. К тому же врачи, к которым он обратился, лишь бормотали нечто невразумительное и стыдливо пожимали плечами. Лишь один из них, занимавшийся изучением последствий воздействия ОВ на основе минерала на человеческий организм неуверенно отметил некоторые параллели. Но в ответ на попытку Виктора узнать об этом более подробно, он моментально замкнулся, сослался на действующий режим секретности и быстро свернул разговор, предложив напоследок обратиться к Макарову.
Полковник же, в ответ на жалобу, лишь отмахнулся от него, словно от назойливой мухи:
– Тебе что, делать нечего? – раздраженно спросил он у Виктора. – Ишь, благородная девица выискалась – пара морщинок у него новых появилась! Да у меня от вашего нытья их уже полным полно, и я не жалуюсь!.. Руки-ноги целы? Вот идите и работайте!
Плужников ушел, но в незримый счет, который он намеревался когда-нибудь выставить Макарову, была вписана еще одна строка.
Не желая сидеть сложа руки и дожидаться горького конца, Виктор с головой ушел в решение этой проблемы. Он постарался припомнить все, что узнал в спецшколе, поднял собственные наработки, исподволь расспрашивал коллег, сутками пропадал под землей.
Все же он был талантливым человеком – спустя некоторое время ему удалось добиться успеха: Виктор сумел выяснить, что в подземельях, расположенных под Городом концентрация минерала в виде вкраплений в стенах, полах и потолках пещер весьма и весьма значительна. Промышленная добыча его здесь была невыгодна – слишком малы были размеры кристаллов и потому при первом обследовании на них не обратили особого внимания.
Плужников же обнаружил, что во всех пещерах и гротах минерал складывается в узор, представляющий из себя право– или левостороннюю спирали! В силу гигантских размеров подземных сооружений сразу это в глаза не бросалось, а вот при более подробном изучении предстало перед Виктором ошеломляющей, завораживающей картиной. Причем, что любопытно, Плужников не мог не отметить тот факт, что спирали эти как две капли воды были похожи своей формой на ту, которую обнаружили в тридцатые годы на Кольском полуострове. Собственно, ведь и для него самого с нее началось путешествие в Город.
А дальше пошло еще интереснее. Проведя ряд экспериментов с «добровольцами», (в роли которых были использованы немецкие военнопленные, участвовавшие в строительстве), «маг» установил, что в пещерах с правосторонней спиралью состояние человека улучшается, а организм словно консервируется. Нет, конечно, и здесь требовались и вода, и питание, и сон, но внешне наблюдаемый никак не менялся!
Был, правда, и отрицательный момент. Точнее, два: во-первых, это срабатывало только при постоянном нахождении подопытного в соответствующей пещере или гроте, и второе – длительное пребывание в помещении с закрученной в противоположном направлении спиралью неизменно приводило к катастрофически быстрому старению всего организма и смерти:
Как было не вспомнить о том, что еще при разработке методик прорыва в иную реальность «маги» столкнулись с необходимостью получения огромного количества жизненной энергии. Решена была эта проблема весьма остроумно: в схему строительства метрополитена заложили принцип гигантского кольца с противоположными друг другу направлениями движений поездов – по внутреннему в правую сторону (если посмотреть сверху), а по внешнему – в левую. Классические «солнцеворот» и «посолонь», которые удачно совпали с месторасположением и застройкой Москвы.
Тысячи москвичей и гостей столицы и не подозревали, что им отведена роль «живых аккумуляторов», которые должны, по задумке «магов», помочь в достижении великой цели. В анклав-то удалось пробиться, ограничившись многочисленными жертвоприношениями, но вот дальше…
А дальше все застопорилось. Невзирая на гневные окрики из Кремля у «магов» ну никак не получалось открыть дорогу в иные реальности. Но ведь они же явно имелись – следов долгого пребывания гиперборейцев в анклаве так и не сумели найти? Значит, они или ушли дальше или вообще никогда не были в этом «кармане» реальности, а сразу перешли из нашего в качественно иной слой реальностей.
Сложно было сказать, почему «красных магов» преследовали неудачи. Скорее всего, как думал Плужников, в их распоряжении были лишь жалкие отрывки тех великих и грозных знаний, которыми обладали гиперборейцы. Все-таки человечество ушло в своем развитии по иной дороге, отбросив по пути то, что сочло лишним. В принципе, ведь и деятельность Виктора и его коллег тоже нельзя было в полной мере счесть чистым оккультизмом или магией. В своей «работе» они старались использовать новейшие достижения науки, а там, где это сделать не удавалось, хотя бы в названиях подчеркнуть свою принадлежность к новой эпохе и противопоставить себя «мракобесию и шарлатанству». Именно поэтому вместо «маг» говорили «оператор энергетического поля» (правда, большее распространение получило все же энигматор – от латинского «энигма» – тайна, здесь – обладатель тайных знаний); отсюда – не «заклинание», а «операнд» и, соответственно, «построить операнд»; не Сила, а энергия и т. п.
Но, страшась обвинения в «колдовстве», они, похоже, отбрасывали вместе с этим какую-то важную часть наследия предков. И эта самая часть мстительно ставила шлагбаум на пути к достижению всеобъемлющих знаний.
Впрочем, сам Виктор никогда не боялся обращаться к копиям древнейших летописей, записям фольклорных экспедиций (звучит смешно, но благодаря одной малоизвестной легенде-сказке ему удалось вырваться из немецкого окружения в 42-ом, на Кавказе) и пухлым средневековым трактатам по магии и алхимии. Возможно, во многом именно из-за этого ему и улыбалась чаще, чем другим ветреная проказница Удача?
Так или иначе, но претворить блестяще задуманный план в жизнь не удалось. Сначала вмешалась война, и о строительстве метро пришлось забыть до лучших времен. А после ее окончания, когда работы возобновились, в силу все того же жесточайшего кадрового голода, который испытывали энигматоры, придание каждой станции свойств аккумулирования и передачи изъятой у москвичей жизненной энергии шло чрезвычайно медленно. Ленинградские партийные бонзы пробовали было перехватить пальму первенства у столицы, обещая Сталину организовать все значительно быстрее, но вождь усмотрел в этом попытку вырваться из-под его власти и устроил для всех посвященных в правила игры показательную «порку». Высшие партчиновники Северной Пальмиры либо скоропостижно умерли, либо сгинули в лагерях, а рядовые исполнители получили жесточайший разнос. Виктор, помнится, с сочувствием читал настоящие материалы по так называемому «ленинградскому делу» в секретном бюллетене. С одной стороны, ему было жалко коллег, с другой – на кой хрен они вообще высунулись? А уж тем более потянули за собой людей совершенно случайных и виноватых лишь в том, что они где-то случайно прикоснулись к запретной области знаний или просто оказались знакомы не с тем, с кем было нужно?..
Результаты исследований подземелий поставили Виктора перед выбором – оставить все как есть или уйти вниз, обосноваться в тайно подготовленном убежище и значительно продлить срок своей жизни. Насколько значительно? Да он и сам не знал, а проведенные эксперименты не давали, к сожалению, ответа на этот вопрос.
И тот, и другой вариант развития событий имели как плюсы, так и минусы. С одной стороны, на кону было практически бессмертие, а с другой – своего рода «жизнь джинна в лампе» – ведь чем дольше человек пребывал в загадочных пещерах, тем больше был размер «отката». То есть стоило ему подняться, скажем, через год, наверх, и он мог превратиться в иссохший скелет за считанные мгновения.
Плужников мучился сомнениями. Его деятальной, честолюбивой натуре вовсе не улыбалось провести остаток длинной (очень длинной!) жизни в добровольном заточении – ему хотелось признания, славы, а самое главное – власти! А какая, посудите сами, может быть власть у скрытого в темноте подземных гротов человека? Нет, разумеется, если бы Виктор поделился результатами своих наблюдений с начальством и они попали бы на стол к товарищу Сталину… Только с тем же успехом можно было вместо благодарности получить пулю в лоб, во избежание утечки информации! Сыграла свою роль и обида Плужникова на своих прежних руководителей – он промолчал.
В рапорте, поданном им полковнику Макарову, Виктор представил дело исключительно в негативном плане. Он настаивал на отказе от дальнейших посещений подземелий, аргументируя свои выводы примерами многочисленных смертельных исходов среди подопытных немецких военнопленных. То, что это взаимосвязано с направлением вкраплений минерала на стенах, а уж тем более, вопрос о «консервации» организма, осталось за кадром.
Пришлось, правда, устроить паре-тройке своих помощников несчастные случаи и, чтобы ситуация с лабиринтами не получила должного освещения, добиться перевода за пределы анклава нескольких участвовавших в опытах ученых.
Монополию же на бессмертие Виктор решил пока приберечь и воспользоваться ей лишь в крайнем случае (а таковым он решил считать прямую угрозу для своей жизни)…
После смерти вождя потаенная борьба за власть усилилась. Во всех эшелонах власти страны происходили события, которые свидетельствовали о том, что именно в это время решается вопрос о том направлении, в котором продолжит свое развитие СССР.
Еще вчера казавшиеся сплоченными коллективы рассыпались на группы и группки, которые отчаянно враждовали, интриговали, заключали союзы и тут же их нарушали, боролись вместе со всеми и против всех. Руководители всех уровней словно бы стремились реализовать весь свой потенциал какой-то животной, звериной борьбой за власть; возможность которой у них отсутствовала при Сталине. Ведь тогда речь шла в большей степени об элементарном выживании, а не об удовлетворении амбиций.
В этой ситуации Плужников оказался в своей стихии. Он некоторое время выжидал, составляя собственное мнение о том, к какой из группировок следует примкнуть. Ему было что предложить, и он хотел получить за свой товар максимальную цену.
Берия и его окружение отпали сразу – чувство обиды продолжало жить в душе Виктора. Да и видел он, что положение внешне несокрушимого и грозного министра на самом деле отнюдь не столь прочное, как могло показаться со стороны. Значительная часть партаппаратчиков ненавидела его и мечтала втоптать в грязь. До поры до времени они вынуждены были терпеть Берию, собираясь с силами и перегруппировывая свои ряды.
Нельзя сказать, что они слишком импонировали Виктору, но, по здравому размышлению, он пришел к выводу, что ему придется встать под их знамена – еще какой-то значимой силы он не увидел.
Старательно маскируя все свои действия, Плужников через одного из своих доверенных людей вышел на Микояна. Хитроумный Анастас Иванович, про которого говорили, что он может пройти в самый сильный дождь по двору меж водяных струй и остаться сухим, сразу оценил, какой воистину царский подарок делает ему невзрачный подполковник.
Но Микоян не был бы Микояном, если бы решил сам извлечь выгоду из данной ситуации. Он немедленно связался с Хрущевым и изложил перед ним открывающиеся перспективы. Сначала Никита Сергеевич никак не мог вникнуть в объяснения Плужникова: все эти «байки рыночных шутов», как он сгоряча обозвал энигматоров, казались ему бредом. Сталин в свое время не подпускал его к деятельности этого сверхсекретного направления советской науки и теперь в общем-то уже пожилому человеку было весьма сложно поверить в чудеса. Пришлось устроить ему тайную поездку в Город и продемонстрировать кое-какие эффектные штучки из арсенала «красной магии».
Хрущев был потрясен. А слегка отойдя от увиденного, он буквально засыпал Виктора вопросами, ответы на которые должны были помочь ему вскарабкаться на самую вершину политического Олимпа.
Плужников по мере сил удовлетворил его любопытство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40