И казалось: еще
секунда - и рухнет потолок, и взорвутся динамики, не выдержав напряже-
ния, а сам Высоцкий упадет, задохнется, умрет прямо на сцене... Каза-
лось: на таком нервном накале невозможно петь, нельзя дышать!
А он пел. Он дышал.
Зато следующая его песня могла быть потрясающе тихой. И от этого она
еще больше западала в душу. Высоцкий, который только что казался пульси-
рующим сгустком нервов, вдруг становился воплощением возвышенного спо-
койствия, становился человеком, постигшим все тайны бытия. И каждое
слово звучало по-особому трепетно:
Я поля влюбленным постелю,
пусть поют во сне и наяву!
Я дышу - и, значит, я люблю!
Я люблю - и, значит, я живу!
Высоцкий пробовал себя в различных интонациях, он искал для своих
"пьес" все новые и новые краски, новые детали, и поэтому его песни имеют
несколько авторских вариантов, изменений, сокращений. И в этом - тоже
он, Высоцкий,- его натура, его неудовлетворенность собой, его способ
творчества.
Можно сказать, что дверь в его "творческую лабораторию" была постоян-
но распахнута. Он был весь на виду. Со всеми своими удачами и неудачами,
находками и проколами, сомнениями и убежденностью.
Он написал много песен. И, конечно, не все они ровные.
Но это всегда - неровность дороги, ведущей к постижению истины, к
открытию людей и, значит, - к открытию самого себя...

2-2







Он никогда не пел свои песни свысока, никогда не стоял над зрителями,
над слушателями. И эстрада (впрочем, так же, как и сцена, и съемочная
площадка) была для него не пьедесталом, а местом, откуда его просто-
напросто лучше видно и лучше слышно. А еще она была местом его работы.
Работы - с полной самоотдачей. На износ. Всегда и во всем...
Много раз я слышал, как его песни исполняли другие - порою очень
хорошие - певцы. Не могу сказать, что эти певцы недостаточно старались.
Нет, они вкладывали в каждую песню все свое умение, весь свой темпера-
мент и опыт!
А песня все равно получалась какой-то другой, разученной, взятой
напрокат. Она - будто одежда с чужого плеча - то морщила на спине, то
жала в груди, а то вообще расползалась по швам.
И дело тут даже не в своеобразной исполнительской манере Высоцкого.
Ведь в конце концов любую манеру можно скопировать.
Манеру - можно, а душу - нельзя...
Он был невероятно популярен. Достать билет не его выступление было
намного труднее, чем "пробиться" летом в сочинскую или ялтинскую гости-
ницу.
Но если для нормальных людей Владимир Высоцкий был своим, был близ-
ким, необходимым и любимым актером, то для мещанствующих снобов он,
прежде всего, был "модным".
Я ненавижу публику так называемых "престижных" премьер.
Не всю, конечно, публику, а ее самодовольную (кстати, не такую уж и
малочисленную) - снобистскую часть. Ненавижу типов, которые появляются
на премьерах вовсе не потому, что в каждом первом спектакле (или концер-
те) есть, как в рождении ребенка, какая-то щемящая торжественность,
соединение боли и радости, достигнутого и недостижимого.
Нет, быть на премьере - для снобов не самое главное, для них главное
- ПОПАСТЬ туда! Попасть, чего бы это ни стоило, "отметиться", хотя бы
только для того, чтобы после обзвонить "не попавших": "Как, вы не были?!
Ну-у, много потеряли!.. Там была такая-то с таким-то... И этот был... И
та... Нет, честное слово, жалко, что вас не было! Мы, например, всегда
ходим..."
Именно такие мещанствующие снобы распускали о Высоцком нелепые, почти
фантастические сплетни и слухи, и в то же самое время заискивали и
лебезили перед ним. О, как им хотелось, чтобы он - Высоцкий - стал бы и
для них "своим в доску", "рубахой-парнем", закадычным "дружком-прияте-
лем"!
А он ненавидел мещан. И снобов - презирал. Любых.
Недаром есть у него горькая и злая песня, которая заканчивается
такими словами:
Не надо подходить к чужим столам
и отзываться, если окликают.
Однако когда Владимира Высоцкого окликали не снобы, а люди - просто
люди,- он поворачивался к ним охотно, поворачивался всем корпусом и
отзывался всем сердцем!
Вспомните, к примеру, его "сказочные песни". Те самые, которые он
писал для "Алисы в стране чудес", для кинофильма "Иван да Марья" и
просто так - для себя.
Дети, общаясь со взрослыми, моментально распознают, кто из взрослых с
ними - на равных, а кто только "прикидывается" ребенком. Так вот,
сочиняя свои "детские сказочные песни", Владимир Высоцкий ребенком ни-
когда не прикидывался. Он просто был им.
За хриплым напряженным голосом и жесткой манерой пения до поры до
времени скрывалась восторженная и добрая ребячья душа, прятался человек,
гораздый на выдумку и озорство, умеющий верить в чудо и создавать его...
Догонит ли в воздухе, или шалишь,
летучая кошка летучую мышь?
Собака летучая - кошку летучую?..
Эти "вечные вопросы" детства задает себе Алиса, и слезы ее текут

2-3






конечно же - в "Слезовитый океан"...
А вот как трогательно и вместе с тем категорично звучит серенада
влюбленного Соловья-Разбойника из другой - более взрослой - сказки:
Выходи, я тебе посвищу серенаду,
кто тебе серенаду еще посвистит?
Сутки кряду могу, до упаду,
если Муза меня посетит.
Я пока еще только шутю и шалю,
я пока на себя не похож,
я обиду стерплю,
но когда я вспылю,
я дворец подпалю,
подпилю,
развалю,
если ты на балкон не придешь...
Ну, кто, по-вашему, сможет устоять перед такими доводами влюбленного?
Да никто на свете!..
В одной из "сказочных песен" Высоцкий задает вопрос, удивительный по
своей "детскости" и мудрости:
...что остается от сказки потом,
после того, как ее рассказали?..
А действительно - что?
Могу сказать: когда я впервые услышал эти песни, у меня долго не
проходило какое-то особое ощущение свежести, улыбки, доброты. И я еще
больше поверил в истину: даже тогда, когда в начале сказки все "страшно,
аж жуть!", - в конце ее все страхи обязательно исчезают, там непременно
светит солнце и торжествует добро!
Так что, после того как сказку рассказали, остается многое. В том
числе и чисто профессиональное уважение к Высоцкому. Ведь по этим стихам
видно, как РАДОСТНО он работал над ними, буквально "купаясь" в теме! Я
даже вижу, как он улыбался, записывая лихие, частушечные, виртузно
сделанные строки:
Много тыщ имеет кто -
тратьте тыщи те.
Даже то, не знаю что,
здесь отыщете...
Tак поют скоморохи на сказочной ярмарке. А вот как начинается песня
царских глашатаев:
Если кровь у кого горяча -
саблей бей, пикой лихо коли.
Царь дарует вам шубу с плеча
из естественной выхухоли...
Такого раскованного и - одновременно - точного обращения со словом,
непринужденного владения разговорными интонациями в стихах добиться
очень трудно. А Высоцкий добивался.
Но он умел быть не только добрым. И не только покладистым.
Когда некоторые "весьма специфические" зарубежные доброхоты пробовали
его "на излом", то Высоцкий, оставаясь самим собой, разговаривал с ними
жестко и однозначно. Родину свою в обиду он не давал никому.
Помню, как в октябре 1977 года группа советских поэтов приехала в
Париж для участия в большом вечере поэзии. Компания подобралась доста-
точно солидная: К.Симонов, Е.Евтушенко, О.Сулейменов, Б.Окуджава, В.Ко-
ротич, М.Сергеев, Р.Давоян. Был в нашей группе и Владимир Высоцкий.
Устроители вечера явно сэкономили на рекламе. Точнее, она отсутство-
вала напрочь! И конечно же нам говорили: "Стихи?! В Париже?! Абсурд!..
Вот увидите - никто не придет!.."
Mы увидели. Пришли две с половиной тысячи человек.
Высоцкий выступал последним. Но это его выступление нельзя было
назвать точкой в конце долгого и явно удавшегося вечера. Потому что это
была никакая не точка, а яростный и мощный восклицательный знак!..

2-4






Так кем же он все-таки был - Владимир Высоцкий? Кем он был больше
всего? Актером? Поэтом? Певцом?
Я не знаю.
Знаю только, что он был личностью. Явлением. И факт этот в доказа-
тельствах уже не нуждается... Высоцкий продолжает свою жизнь. Его сегод-
ня можно услышать в городских многоэтажках и сельских клубах, на огром-
ных стройках и на маленьких полярных станциях, в рабочих общежитиях и в
геологических партиях.
Вместе с нашими кораблями песни Высоцкого уходят в плавания по морям
и океанам нашей планеты. Вместе с самолетами взмывают в небо. А однажды
даже из космоса донеслось:
Если друг оказался вдруг
и не друг и не враг, а так.
Если сразу не разберешь,
плох он или хорош.
Парня в горы тяни - рискни.
Не бросай одного его.
Пусть он в связке одной с тобой.
Там поймешь, кто такой...
Эту песню пел звездный дуэт космонавтов в составе В.Коваленка и
А.Иванченкова. И надо сказать, что здесь все было на высоте - и песня, и
исполнение!..
Лучшие песни Владимира Высоцкого - для жизни. Они - друзья людей. В
песнях этих есть то, что может поддержать тебя в трудную минуту,- есть
неистощимая сила, непоказная нежность и размах души человеческой.
А еще в них есть память. Память пройденных дорог и промчавшихся лет.
Наша с вами память...
Когда-то он написал:
...Но кажется мне, не уйдем мы с гитарой
на заслуженный, но нежеланный покой...
Правильно написал!




















2-5







Kоротко об авторе.

Владимир Семенович Высоцкий (1938-1980) родился в Москве. Учился в
инженерно-строительном институте (ушел с первого курса), затем - в шко-
ле-студии МХАТа (окончил в 1960 году). Работал в столичных театрах - в
Театре миниатюр, театре имени Пушкина. С 1964 года - в театре на Таган-
ке. Снимался в кино, сыграл более двадцати пяти ролей.
Произведения Владимира Высоцкого использованы во многих фильмах,
спектаклях, записаны на грампластинки (фирма "Мелодия" выпустила его
песни на семи дисках), транслировались по радио и телевидению, публико-
вались в "Дне поэзии", "Литературной газете", "Советской России" и
других изданиях.


































3-1






Памяти В.Высоцкого

E. Евтушенко

Бок о бок с шашлычной, шипящей так сочно,
киоск звукозаписи около Сочи.
И голос знакомый с хрипинкой несется,
и наглая надпись: "В продаже Высоцкий..."

Володя, ах как тебя вдруг полюбили
со стереомагами автомобили!
Толкнут прошашлыченным пальцем кассету
и пой, даже если тебя уже нету.

Торгаш тебя ставит в игрушечке "ладе"
со шлюхой, измазанной в шоколаде,
и цедит, чтобы не задремать за рулем:
"А ну-ка Высоцкого мы крутанем".

Володя, как страшно мне адом и раем
крутиться для тех, кого мы презираем,
но, к счастью, магнитофоны
не выкрадут наши предсмертные стоны.

Ты пел для студентов Москвы и Нью-Йорка,
для части планеты, чье имя галерка.
И ты к приискателям на вертолете
спустился и пел у костра на болоте.

Ты был полугамлет и получелкаш,
тебя торгаши не отнимут - ты наш.
Тебя хоронили, как будто ты гений -
кто гений эпохи, кто гений мгновений.

Ты бедный наш гений семидесятых,
и бедными гениями небогатых.
Для нас Окуджава был Чехов с гитарой.
Ты - Зощенко песни с есенинским яром.

И в песнях твоих, раздирающих душу,
есть что-то от сиплого хрипа Ченуши!
Киоск звукозаписи около пляжа...
Жизнь кончилась и началась распродажа.

***

В. Гафт

Всего пяток прибавил ты к той цифре 37,
всего пять лет накинул к жизни плотской.
И в 42 закончил Пресли и Дассен,
и в 42 закончил жизнь Высоцкий.

Не нужен нынче пистолет, чтоб замолчал поэт.
Он сердцем пел, и сердце разорвалось!
У самого обрыва, на краю простора нет,
поэтому и жизнь короткая досталась.

Но на дворе ХХ век - остался голос жить:
записан он на дисках и кассетах.
И пленки столько по стране, что если разложить,
то ею можно обернуть планету.

И пусть по радио твердят, что умер Джо Дассен,
и пусть молчат, что умер наш Высоцкий.
Что нам Дассен, о чем он пел - не знаем мы совсем,
Высоцкий пел о жизни нашей скотской.

Он пел, о чем молчали мы, себя сжигая пел,
свою большую совесть в мир обрушив,
по лезвию ножа ходил, вопил, кричал, хрипел,
и резал в кровь свою и наши души.

И этих ран не залечить и не перевязать,
вдруг замолчал, и холодом подуло.
Хоть умер от инфаркта он, но можем мы сказать,
за всех за нас он лег виском на дуло.


4-1






***

В. Солоухин.

Хоть в стенку башкой, хоть кричи не кричи,
я услышал такое в июльской ночи,
что в больничном загоне, не допев лучший стих,
после долгих агоний Высоцкий затих.

Смолкли хриплые трели, хоть кричи не кричи,
что же вы просмотрели, друзья и врачи?
Я бреду, как в тумане, вместо компаса - злость,
отчего, россияне, так у нас повелось?
1 2 3 4 5 6 7 8