В конце концов, Жак смирился со своей участью, но от страха превратился в собственную тень и стал походить на зеленоватый, дрожащий призрак…
В начале августа прибыли король с принцами, и стало очевидно, до какой степени слухи были оправданны. Жан Беррийский и Филипп Бургундский тут же удалились в свои палатки, открыто демонстрируя недовольство.
Что же до Карла VI, его состояние, похоже, только ухудшилось. И дело заключалось явно не в обыкновенной лихорадке. Временами молодой король казался совершенно растерянным и сбитым с толку. Врачи и близкие многократно пытались отговорить его от опасной затеи, но своего решения Карл менять не стал. Выступление было назначено на утро 5 августа.
В означенный день королевский посланник предупредил Франсуа, что тот будет принимать участие в битве непосредственно в отряде короля. Эта честь была предоставлена сиру де Вивре как человеку, служившему еще под началом отца нынешнего государя, короля Карла V. Королевскому отряду предстояло сражаться в арьергарде, поэтому Франсуа видел, как перед ним проходит все войско.
Беспощадно палило солнце. Когда, наконец, после долгого ожидания он смог пуститься в путь, жара стала просто нестерпимой.
Едва миновав городские крепостные стены, Франсуа оказался в лесу Мана и здесь, укрывшись от солнечных лучей в тени деревьев, наслаждался относительной прохладой. Ехавший рядом с ним Жак Прессар казался не таким бледным, как обычно: его утешало то, что сражаться им предстоит в арьергарде.
Будучи в королевском отряде, Франсуа предпочел держаться как можно ближе к королю. Карл VI ехал в форпосте. Одет он был не в доспехи, но в черный бархатный камзол, а на голове его красовалась багровая шапочка, тоже бархатная. Франсуа как раз думал о том, что подобное одеяние вовсе не соответствует столь жаркой погоде, когда неожиданное происшествие прервало ход его мыслей.
Из лесных зарослей вышел какой-то старик, босой, с непокрытой головой, облаченный в выцветший кафтан из грубой шерстяной ткани, висевший на нем лохмотьями. Во всем облике старца было что-то устрашающее. Он подбежал к королю, взял его лошадь под уздцы и закричал:
— Остановись, благородный король! Не ходи дальше, тебя предали!
Солдаты бросились к нищему, чтобы заставить того выпустить поводья — впрочем, не причинив ему при этом вреда: согласно древнему поверью, нельзя мешать юродивому обращаться к королю, ибо это приносит несчастье.
Старик продолжал бежать рядом с Карлом VI, который оставался внешне безучастным к происходящему, и беспрестанно повторял:
— Предательство! Тебя предали!
Лес становился все гуще, жара — все невыносимей, и наблюдать эту сцену было неимоверно тягостно, она казалась какой-то ирреальной, чудовищной. Не часто Франсуа приходилось испытывать такое острое чувство тревоги. Во внезапном появлении всклокоченного, оборванного старика было нечто дьявольское. Безумец размахивал руками, тряс своими ветхими лохмотьями и упорно твердил одно и то же:
— Не ходи дальше! Тебя предали!
Наконец по прошествии получаса так же неожиданно, как и появился, старик исчез в лесных зарослях, словно дьявол, умчавшийся обратно в свой ад. Никто и не подумал броситься ему вдогонку. Войско продолжало свой путь.
Прежде чем они вышли из леса, прошло не менее часа. Наступил полдень, когда среди деревьев показался просвет. Без всякого перехода на смену деревьям пришло белое море песка. Жара достигла своего предела, и солнечные лучи жгли невыносимо. Франсуа закрыл глаза. Ему больно было смотреть, свет нещадно слепил его.
Чтобы королю не пришлось глотать пыль, впереди него не ехал никто. Он один выступал во главе войска, а позади следовали несколько пажей. Принцы и другие рыцари скакали чуть дальше небольшими группами. Повернув голову, Франсуа мог видеть герцогов Орлеанского и Бургундского — брат и дядя держались рядом.
Время, казалось, остановилось в этом белом пекле. Так они двигались очень долго, не встретив ни единой живой души. В какой-то момент Франсуа разглядел вдали серые стены. Что это за строение на краю света? Должно быть, лепрозорий…
Странный металлический звук отвлек его внимание. Один из пажей, шедших за королем, задремал, и его копье, падая, задело шлем товарища. Тотчас же раздался рев:
— Вперед! Бей предателей!
Карл VI взмахнул мечом и, прежде чем кто-либо успел понять, что происходит, насмерть поразил одного из своих пажей. Затем, пришпорив коня, он во весь опор бросился к своему брату. Филипп Бургундский, по-прежнему ехавший рядом с племянником, понял, на кого направлен гнев короля, и закричал:
— Бегите, племянник! Монсеньор убьет вас!
Людовик Орлеанский, слетев с лошади, распластался на земле. Поднялась невероятная суматоха. Продолжая кричать «Бей предателей!», король убил еще двух своих солдат.
С ужасом Франсуа увидел, что король несется прямо на него. Что делать? Бежать? Но времени на это не оставалось. Обнажить меч? Даже ради того, чтобы защитить себя, он не мог позволить себе такой жест, ведь речь шла о короле…
Франсуа действовал интуитивно. Мгновенно сорвал с шеи свой герб и, прикрываясь им, как щитом, отразил первый выпад. Король не унимался. Защищаясь как мог, Франсуа видел лицо властелина Франции совсем близко. Зрелище было ужасным: вылезшие из орбит глаза налились кровью, рот искривился злобной усмешкой — король утратил рассудок. Теперь это был разъяренный безумец!
Устав преодолевать сопротивление Франсуа, король обратил свой гнев на его оруженосца. Жак Прессар был охвачен ужасом. Он застыл на месте, не в силах пошевелиться, парализованный страхом, как несчастное животное, осознающее, что вот-вот попадет в лапы хищника. Он даже не попытался защититься, и меч раздробил ему голову.
Король тотчас же отъехал, и на белой песчаной равнине началась паника. Рыцари кружили вокруг него на расстоянии, в то время как Карл вращал мечом над головой. Никто не осмеливался обнажить оружие. Когда король подъезжал слишком близко к кому-нибудь из своих людей, тот, уклоняясь от удара, падал с лошади.
Около часа продолжалась эта карусель, пока жара и усталость не сморили безумца. Видно было, что силы покидают его. Одному из рыцарей, нормандскому камергеру Гильому Марселю, в конце концов, удалось приблизиться к королю сзади, вскочить на круп лошади и разоружить несчастного. Все было кончено.
Карла VI связали и усадили в повозку. Его дядья и брат попытались заговорить с ним. Никого не узнавая, король лишь вращал бешеными глазами.
Тогда герцоги Беррийский и Бургундский взяли командование на себя. Они послали гонцов остановить войско и приказали ему вернуться обратно в Ман. Война с Бретанью завершилась, продлившись всего лишь несколько часов.
Карла VI перевезли в аббатство Мана. На смену ярости пришли подавленность и равнодушие. Физическое состояние молодого короля опасений не внушало: сердце работало нормально, дыхание было ровным, лихорадки не наблюдалось. Но он потерял рассудок.
В Мане родственники государя провели короткое расследование, попытавшись выяснить, не был ли он отравлен. Но слуги, в обязанности которых входило пробовать блюда, поданные его величеству, утверждали: Карл ничего не ел и не пил, кроме того, что пробовали они.
Итак, король Франции впал в безумие. Жан Беррийский и Филипп Бургундский снова взяли власть в свои руки. Они тотчас же отослали вновь назначенных советников, в то время как посланцы разносили во все уголки Франции известие о новой беде.
Похороны четырех жертв королевского гнева прошли весьма скромно. Позже здесь воздвигли покаянную часовню, чтобы снять порчу с места невиданной доселе драмы. Франсуа тоже присутствовал на церемонии, взволнованный и, более того, потрясенный судьбой двадцатилетнего мальчика, которого кража бараньей ноги привела к смерти от рук самого короля.
Но что значило все это по сравнению с безумием Карла VI! Новый удар судьбы ставил под сомнение будущее целой страны. Что станется с ним, этим хрупким миром, о котором так горячо заботились два юных властелина, равно руководимые добрыми намерениями? Один из них только что был поражен недугом, может быть, навсегда…
А Франция, что станет с нею? С обезглавленной страной, раздираемой интригами и амбициями баронов?
***
На следующий день, 7 августа, Франсуа пустился в путь. Ему опять предстояло ехать через Манский лес. Но теперь он был один. После двенадцати лет отсутствия он отправлялся в Вивре.
На этот раз в лесную чащу Франсуа вступил с облегчением. Он пришпорил коня и за первый день проделал добрых сорок километров. На следующий день события, которые ему только что довелось пережить, почти изгладились из его памяти. Возвращаясь домой, он испытывал такое сильное волнение, что места никаким другим чувствам попросту не оставалось. Скоро он вновь обретет воспоминания детства: увидит свою комнату, комнату брата и ту комнату, в которой Маргарита учила его читать; дозорный ход, на котором настиг его красный сон, лестницу с ее черным сном…
По мере того как он приближался к родным местам, волнение росло. Первое, что он сделает, — отправится в часовню Людовика Святого, и будет предаваться размышлениям у витража с изображением короля, жалующего дворянство Эду со словами: «Мой лев!». Затем спустится в склеп и преклонит колени перед могилой жены, умершей двенадцать лет назад. Однажды он воссоединится с нею, но произойдет это еще очень нескоро…
***
Франсуа де Вивре вступил на свои земли утром 10 августа 1392 года, в День святого Лорана. Удивленные и радостные крики первых встреченных им крестьян наполнили его сердце теплом.
И тут он увидел, что к нему во весь опор мчится какой-то всадник. Франсуа узнал его издалека: это был Луи, его сын. Луи де Вивре уже перешел от юности к зрелости, но сохранил свою выправку и стать.
Франсуа не без тревоги спрашивал себя, какой будет их встреча после разлуки. Но долго размышлять об этом у него не было времени. Подъехав к отцу, Луи перегородил ему путь, заставив его лошадь взвиться на дыбы.
— Стойте, отец! Речь идет о вашей жизни!
Франсуа в недоумении остановился. Ему показалось, что он вновь слышит голос того старика из леса: «Стой, благородный король! Тебя предали!..» Луи торопливо заговорил:
— Вивре стал английским бастионом. Там вас ожидает смерть. Следуйте за мной. Я отведу вас в безопасное место.
Франсуа не двигался. Несмотря на возраст, он не утратил своего обычного хладнокровия. Даже в самой необычной ситуации его реакцию отличали взвешенность и здравый смысл.
— Почему я должен верить вам? Возможно, вы как раз пытаетесь заманить меня в ловушку.
— Я говорю правду! Поверьте мне, отец!
Франсуа закрыл глаза.
— Пусть будет так. Объяснитесь!
— Вивре заправляет теперь Иоанн Четвертый, незаконнорожденный сын Скаэра. Я получил задание привести вас туда, где вы немедленно будете преданы смерти. Умоляю вас довериться мне. То, что я вам скажу, может вызвать у вас сомнение, но в моей жизни лишь два идеала: служить Франции и прославить мой герб. Заклинаю вас именем моей матери!
Франсуа открыл глаза. Он не утратил способности судить о людях по голосу. Речь Луи была сбивчивой и недоступной его пониманию, но одно было очевидно: он говорил правду. И Франсуа просто произнес:
— Я верю вам.
Лицо Луи выразило невероятное облегчение. Он пустил свою лошадь в галоп, и Франсуа сделал то же самое.
— Как же Вивре оказался в руках англичан?
— Это я им его отдал.
— Что вы такое говорите?
— Иначе не могло быть. Я — один из советников Иоанна Четвертого.
Потрясение Франсуа было столь велико, что в течение какого-то времени он не мог произнести ни звука. Наконец, он проговорил почти беззвучно:
— Может, объясните мне?
Они только что доскакали до поляны, за которой виднелся густой лес. Луи указал на узкую тропинку.
— Туда.
— Куда она ведет?
— В одно убежище, о котором никто не знает.
Это был мрачный путь, настоящее ущелье. Луи только что признался отцу в худшем из предательств, и, тем не менее, Франсуа следовал за ним. Ибо голос сына не мог лгать. Это был голос благородный, искренний, любящий.
Они спешились одновременно.
После довольно долгого пути, проделанного в полном молчании, Луи раздвинул густые ветки, и открылся вход в пещеру. Отверстие оказалось достаточно большим, чтобы туда могли войти и лошади. Затем Луи прикрыл за ними вход, оставил животных и стал карабкаться по самодельной лестнице, сделанной из связанных ветвей.
— Я открыл это убежище случайно, когда еще был ребенком. Я часто приходил сюда помечтать.
— Вот как? Я никогда не замечал.
— Вы всегда были в отъезде, отец.
Голос сына был грустным. Франсуа ощутил укол в сердце и еще раз осознал, насколько же плохо он знал собственного сына. Так значит, Луи мечтал! Когда появлялась возможность, он забирался в эту пещеру и здесь чувствовал себя защищенным от мира, а может быть, и от него тоже.
Они добрались до открытой площадки. Внизу, под ногами, весь лес был как на ладони. Отсюда можно было видеть всех, кто проезжал мимо, оставаясь незамеченным.
Луи сел.
— Вот здесь.
Впервые за все это время Франсуа внимательно взглянул на сына. Бесспорно, он был красив. Красив до такой степени, что отсутствие правой руки не бросалось в глаза. Был он среднего роста, но хорошо сложен, с правильными чертами лица. В глазах светился ум. Аккуратно остриженные короткие волосы были великолепны: черные, цвета воронова крыла и столь блестящие и тонкие, что казались шелковыми…
Наконец Франсуа вернулся к действительности.
— Вы знаете, что случилось с королем?
— Да, в Вивре был гонец. Если разум не вернется к Карлу Шестому, придется следовать за герцогом Орлеанским, потому что герцоги Беррийский и Бургундский не заслуживают никакого доверия, Бургундский — в особенности.
— Похоже, вы в курсе всех событий.
— Это естественно, отец.
Над Вивре и его окрестностями вставал чудесный день. После стольких волнений Франсуа постепенно приходил в себя.
— Теперь объясните мне все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93