Очаровательный ребенок, думала Катрин. Но не помешает преподать ей урок скромности.В комнату вошли Генрих и Диана.Няньки упали на колени, а маленькая Мария Стюарт сделала чудесный реверанс.— Дай-ка я погляжу на тебя, малышка Мария, — сказал Генрих.Прелестные синие глаза посмотрели на него с почтением. Она, возможно, станет королевой Франции, а он уже был королем.Как красив мой Генрих, подумала Катрин. Увидев мужа в черном бархатном одеянии, она забыла о его спутнице. Знаменитая монограмма, вышитая бриллиантами по черному бархату, украшала его шапочку.Он испытал беспокойство, сравнив красивую девочку с болезненным Франциском. Бедный мальчик! Если и раньше он не производил впечатление здоровяка, то рядом с цветущей Марией он казался еще более хилым.Несомненно, Генрих умел находить общий язык с детьми. Они обрадовались его появлению. Казалось, он забыл о своем положении; опустившись на колени, он обхватил руками прелестную головку Марии, поцеловал девочку сначала в одну щеку, потом в другую.— Думаю, мы подружимся с тобой, Мария, — сказал Генрих, и девочка разрумянилась от радости; она уже любила его.Он жестом попросил принести кресло, которое всегда ждало его в детской. Усевшись, он представил девочке Диану.Мария поклонилась ей. Она смотрела на женщину весьма уважительна. Значит, слава Дианы долетела до Шотландии; умная девочка знала, что порадовать короля можно почтительным отношением не к королеве, а к мадам Диане.— Добро пожаловать, Ваше Величество, — сказала Диана. — Я счастлива видеть вас; похоже, вы уже завоевали симпатию дофина.— О да, — небрежно согласилась Мария. — Он меня любит. Правда, дорогой Франциск?— Да, Мария.— Он будет в отчаянии, если я уеду. Он сам сказал мне об этом.Франциск кивнул.— И Элизабет тоже! — пробормотала его сестренка; Диана взяла девочку на руки, а Франциск забрался на одно колено отца и похлопал рукой по другому, приглашая Марию сесть на него.Генрих обнял обоих детей.— А теперь вы расскажите мне, чем вы тут занимались, мои дорогие малыши.Они стали оживленно болтать, смеяться. Большеглазая Мария поведала подробности своего опасного путешествия. Король засмеялся, услышав о том, как они оставили с носом английскую эскадру. Диана, обнимавшая Элизабет, тоже засмеялась; Катрин внезапно поняла, что Мария уже не была маленькой, полной собственного достоинства королевой; в обществе Генриха и Дианы она превратилась в обыкновенную шестилетнюю девочку.Для Катрин не была места в этом волшебном кругу.Она незаметно отошла к колыбели, в которой лежала маленькая Клаудия. Девочка, похоже, обрадовалась появлению матери. Когда Катрин склонилась над дочерью, Клаудия зачмокала, улыбнулась. Катрин протянула ей свой палец, и девочка уставилась округлившимися глазами на бриллиант.Засмеявшись, она коснулась его.— Клаудия, детка, похоже, ты любишь свою маму, — сказала Катрин.Но она знала, что малышка Клаудия скоро подрастет и переключит свое внимание с матери на Диану… если не произойдет чуда.Влияние Дианы на короля становилось все более сильным. Он сделал ее герцогиней де Валентинуа, подарил много великолепных имений. Она была ревностной католичкой, и король считал, что поступает справедливо, передавая ей конфискованные владения протестантов, а также штрафы, которые периодически выплачивали ему евреи.Размышляя о своей ненависти, Катрин презирала себя. Почему она не находит способ устранения Дианы? Что за безумие эта любовь! Только страх потерять Генриха мешал ей воспользоваться одним из имеющихся у нее в наличии ядов. Иногда Катрин казалось, что стоит рискнуть. Даже если это обречет ее на вечную ненависть Генриха, она все же избавится от унижения, которое она испытывала, наблюдая за тем, как они предаются любви. Но она знала, что ее любовь к Генриху сильнее ненависти к Диане. В этом заключалась вся проблема. При нынешнем положении дел в промежутках между родами она делила Генриха с Дианой. В другие моменты она давала волю своему воображению. Но смерть Дианы грозила Катрин разлукой с Генрихом… она лишится визитов мужа и той близости с ним, которая происходила в ее сознании.Иногда она умоляла братьев Руджери помочь ей. Они проявляли твердость. Каким бы коварным ни был яд, они боялись рисковать. Они умоляли ее внять голосу рассудка. Только любовь Катрин к мужу спасала Диану.В начале следующего года родился Луи; в июне состоялась коронация Катрин. Французская корона была надета на голову Катрин, но королевские бриллианты носила Диана. На медалях чеканили изображение Дианы и короля.Устав от торжеств, состоявшихся по случаю коронации, Катрин легла в постель и с тоской подумала о короле: в тот день она видела его в кольчуге, прикрытой серебристой туникой, с мечом, рукоятку которого украшали рубины и бриллианты. В какой величественной лозе сидел он на прекрасном гнедом жеребце! Всадники, ехавшие рядом с королем, держали над его головой балдахин из голубого бархата с лилиями, вышитыми на нем золотыми нитями.Он выглядел весьма впечатляюще. Неудивительно, что народ бурно приветствовал его.Катрин сжимала и разжимала кулаки. Если бы только… я сделаю это. Сделаю. Пусть будет что будет. Я перестану видеть, как он любит ее, как отдает ей то, что по праву принадлежит королеве.Не раз по ночам она отравляла Диану в своем воображении; она сыпала ядовитый белый порошок в еду женщины; видела ее листающей книгу, страницы которой были пропитаны ядом; наблюдала за тем, как Диана натягивает перчатки, обработанные специальным составом.Но утром осторожность возвращалась к ней вместе со здравым смыслом; хотя Катрин не могла освободиться от этой навязчивой идеи, ставшей наряду с любовью к Генриху и ненавистью к Диане неотъемлемой частью ее жизни, она знала, что время для ее осуществления еще не пришло.
Наблюдавшей за веселой жизнью двора Катрин казалось, что под роскошной тканью скрывается нечто страшное — религиозные распри все сильнее захватывали страну. Парламент распорядился о создании специальной камеры, где пытали гугенотов. Генрих был менее жесток, чем его приближенные, он не хотел подвергать мучениям своих подданных, хотя и считал, что люди, разделявшие ошибочные религиозные убеждения, заслуживают наказания; однако он был окружен безжалостными мужчинами и женщинами, требовавшими сурового обращения с еретиками. Это были коварные де Гизы, чье положение укрепилось с приездом во Францию их племянницы Марии Стюарт, жестокий Монморанси, и сама Диана.Кальвин процветал, и протестантская церковь расширяла свое влияние. В некоторых городах реформисты были в большинстве; Диана без колебаний обращала внимание короля на то, что в таких местах они подвергали преследованиям католиков. Партия католиков считала, что требуется вмешательство сильной руки. Протестантизм необходимо решительно подавить.Катрин, поглощенная личной проблемой, не вмешивалась в эту борьбу. Она не высказывала никаких мнений и не отдавала никому предпочтения — если не видела в этом выгоды для себя. Если бы протестанты могли помочь Катрин де Медичи в ее борьбе против Дианы, она бы поддержала их; но если бы ей оказались полезными католики, она бы встала на их сторону.Наблюдай за событиями и жди момента, который позволит одержать победу над Дианой, — вот какой тактики ей следует придерживаться.И такая возможность представилась Катрин. Королева ухватилась за нее.Генрих встревожился. Его друзьям легко было говорить, что долг короля — жечь и мучить еретиков. Даже несмотря на то, что на этом настаивала Диана, Генрих испытывал угрызения совести. Поддавшись им однажды, он заявил, что готов выслушать посланника от партии реформистов. Этот человек мог прийти к королю, не боясь расправы, и сказать все, что сочтет нужным.Слова Генриха смутили Диану и ее сторонников. Среди реформистов были люди, обладавшие большим умом; беспокойство вызывал и тот факт, что король заявил о своей готовности выслушать их точку зрения, не посоветовавшись предварительно с Дианой.Катрин ликовала. Означает ли это ослабление могущества Дианы, желание короля обрести собственный голос? Катрин задумалась о том, может ли она использовать эту ситуацию к своей выгоде.Король знал, что несколько заключенных ждут пыток и казни. Он велел прислать к нему одного из них с тем, чтобы этот человек объяснил свою позицию.Он выслушает заключенного, подумала Катрин. Она догадалась, что это идея Дианы. Королю следует принять Кальвина или какого-то другого просвещенного представителя протестантов. Но заключенный! Несомненно, король по-прежнему находится под сильным влиянием своей любовницы-католички.Диана со своими новыми родственниками де Гизами добилась того, что этого человека привели к королю. Его подвергнут допросу в присутствии других людей; возле короля будет сидеть множество придворных.Катрин увидела несчастного, которого выбрали для перекрестного допроса. Он был бедным, необразованным портным; однако, присмотревшись к нему внимательней, Катрин поняла, что Диана и ее друзья поступили не так умно, как им казалось.От волнения ее сердце выпрыгивало из груди. Этот портной был идеалистом; в его глазах горела одержимость; веря в свою правоту, он не испытывал страха. Катрин тотчас вспомнила Монтекукули. Подобных фанатиков использовали те, кто думал не о деле и идеалах, а о личных желаниях и власти. Монтекукули и этот портной были созданы для того, чтобы стать орудием в руках таких людей, как она сама, де Гизы, Диана. Но в этом конкретном случае она оказалась умнее Дианы и де Гизов. На их месте она не стала бы приводить к королю фанатика.Несчастный портной был в рванье, убожество его одежды еще сильнее бросалось в глаза на фоне ярких, расшитых бриллиантами костюмов придворных. Глупо думать, что такой человек будет подавлен роскошным окружением и изобилием драгоценностей. Для него существует лишь величие Небес, куда можно попасть только благодаря вере, которую он считал единственно правильной.Он оказался неглупым человеком, обладал хорошо подвешенным языком. Было видно, что его слова не производили впечатления на короля. Несомненно, Генрих восхищался силой духа и мужеством портного, однако сожалел о том, что он предан ложной вере.Катрин дрожала от волнения. Она хотела диктовать свою волю Генриху так, как она делала это с людьми типа Мадаленны. Катрин обладала способностями, природа которых была ей непонятна. Иногда она ясно видела что-то еще не происшедшее, но неизбежное в будущем. Она не могла управлять этим странным даром. Но умение концентрировать свою волю, заставлять других в некоторых обстоятельствах исполнять ее желания, контролировалось ею с большей легкостью.Как вдохновляла Катрин способность оказывать влияние на людей! Сейчас она хотела, чтобы портной увидел в ней несчастную, одинокую королеву Франции, унижаемую надменной шлюхой в черно-белом платье. Несомненно, он именно так воспринимал Катрин, хотя сейчас его мысли были далеки от отношений короля с женой и любовницей. Катрин заставит его подумать об этом; она хотела, чтобы портной в присутствии придворных совершил какой-то выпад против Дианы.Она перехватила взгляд человека и удержала его на несколько секунд. Как бы его глазами увидела себя — жену, брошенную мужем ради любовницы. Представила себя молящейся за гугенотов и кальвинистов, за всех протестантов.Она почувствовала, что ее ладони покрылись потом; она едва не потеряла сознание от собственных усилий.Диана задала портному вопрос; настал ответственный момент.— Мадам, — громко закричал он, повернувшись к любовнице короля, — довольствуйтесь тем, что вы совратили Францию, и не касайтесь своими грязными руками такой святой вещи, как истина Господня.Тишина, последовавшая за этим выпадом, длилась несколько секунд, но Катрин она показалась очень долгой. Король поднялся. Лицо его было пунцовым. Диана подверглась оскорблению. Генрих, унижавший королеву всевозможными способами, не желал слышать даже единого слова, обращенного против своей любовницы.Все ждали, что скажет король. Диана сидела с высоко поднятой головой, она казалась сейчас еще более надменной, чем когда-либо. Катрин, наконец расслабившись, сделала вид, будто она не меньше других потрясена дерзостью жалкого портного, осмелившегося говорить так с герцогиней де Валентинуа. Портной стоял, ничуть не смутясь; его глаза были обращены к потолку; этот человек не боялся ничего, он верил, что Бог и ангелы на его стороне.Ярость короля нарастала медленно, он пытался найти слова, способные выразить его ненависть к этому человеку; двое стражников бросились к портному и схватили его.— Уведите его! — сквозь стиснутые зубы выдавил из себя Генрих. — Он будет сожжен заживо на улице Сент-Антуан; я сам буду смотреть на его казнь.Портной откинул голову назад и рассмеялся.Он призвал святых стать свидетелями подлой мести короля, давшего ему право высказаться свободно. Неужели они надеются испугать своего пленника гибелью его бранного тела? Он приветствовал смерть. Он был готов умереть тысячу раз за истинную веру.Наблюдая за тем, как уводят портного, Катрин поняла, что король уже устыдился своего поведения. Второй раз он публично подвергся унижению из-за Дианы. Понимает ли он это? Испытывает ли раздражение? Или это была очередная мелкая победа Катрин, не сулившая ей ничего?Катрин наблюдала за тем, как ее муж шагает взад-вперед по своей комнате. Из открытого окна доносились бормотанье толпы и топот шагающих солдат.Печальная процессия почти добралась до места казни.Катрин заняла свое место у окна возле короля. Он уже сожалел о том, что дал обещание стать свидетелем того, как портной сгорит на костре. Он боялся этого зрелища.Катрин, не позволявшая себе проявлений бестактности по отношению к королю, спрашивала себя, не следует ли ей шепнуть ему: «Ты страдаешь по вине Дианы. Если бы не она, тебе не пришлось бы стоять у этого окна и наблюдать за тем, как по твоему приказу этот несчастный будет брошен в пламя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43