– Немцы Ленинград втихую очищали от жителей: заблокировали и морили голодом. Зачем уничтожать огромный портовый город? Адольф был не настолько глуп, чтобы отдавать такие приказы. Подобная херня могла прийти в голову только нашим пропагандистам. Брехали, пидорасы, невзирая на очевидные факты. Например, исторический центр почти не был разрушен, старые дома на Васильевском острове и Петроградской стороне стоят целые.
– Их восстанавливали, – заметил я. – На гранитных парапетах мостов и колоннах Исаакия до сих пор сохранились выбоины от осколков.
– Случайность, – смутить Акима было непросто, – на войне вообще полно случайностей. Бомбили-то в основном зенитные батареи и места скопления военных. Уничтожать памятники культуры не могло взбрендить даже бесноватому фюреру. Разве что нашим комиссарам. Как бы над ним ни изгалялись после его смерти жиды, я в их болтовню не поверю. Я все доказательства своими руками из земли доставал, поэтому мне насрать на пропедевтику.
– Но щербины на Исаакиевском соборе имеют место?
– Там зенитки стояли, – отмахнулся Аким. – К тому же были случайные бомбежки, когда летчики сбрасывали груз не по назначению из-за обстрела тех же зениток или наши истребители их пугали. Вот и спешили избавиться от лишней тяжести, чтобы горючего хватило обратно долететь. А наши летчики «юнкерсам» покоя не давали, особенно когда из Горелово на место нынешнего Сосновского парка аэродром перебросили, поскольку отступали.
– Было дело. – Я знал Сосновку как свои пять пальцев. – Как-то давно я там на болотах, что у Тихорецкого проспекта, на сожженный блиндаж наткнулся. Патроны от «нагана» нашел.
– Жил, что ли, рядом?
– Вырос там.
– Забавно, – улыбнулся Акимов. – В Сосновке, наверное, можно копать. Там, похоже, бои шли.
– Навряд ли, – неуверенно сказал я, – уж слишком близко к городу.
– В сороковых годах это место еще не было городом, – резонно возразил Аким. – Там был лес. Немцы вполне могли дойти до аэродрома. Чего ты хочешь, если линия обороны проходила по Кировскому заводу?
– Так ведь это южное направление. – Я помешал в котле бурлящий супец, он был почти готов.
– А Сосновка была тогда дальней окраиной. Это я к тому, насколько фрицы к городу близко подошли. До Стрельны можно было на трамвае доехать, прямо в немецкую комендатуру, а это уже тыл! Касаемо Сосновского парка, я думаю, война там все же была. Чего ты хочешь, если на Суздальском проспекте, когда его строили, находили стреляные немецкие гильзы!
Тут даже я, поднаторевший в языковых баталиях, не мог ему прекословить. Акимов познавал историю с лопатой в руках, как заправский археолог. Он был своего рода экспертом по Великой Отечественной. Я завидовал ему. У меня такого мощного опыта не имелось. Очевидно, для этого было необходимо воспитываться в семье трофейщика.
И очень Родину любить.
– Странно, что ты по примеру Глинника не носишь фельдграу, – расплющил я на щеке очередного комара, – прикид красного партизана с твоими убеждениями не сочетается.
– А я так над ними стебусь! – загоготал Аким, хлопая себя по коленкам.
– Взаимно, – пробормотал я, и тут пришли наши.
С ними притащилось большое черное существо. Сначала я подумал, что они захватили в плен лешего, но, приглядевшись, узнал в существе Балдориса, только он был покрыт коркой торфа. Навернулся в болото. Оступиться на картах просто. В результате собрал на себя все трясинные нечистоты. Балдорис грузно ступал. В ботинках у него чавкало.
– Ого, да ты весь в говне! – приветствовал я Бал-дориса.
– Поистине в говне. – Болт аккуратно положил на свой рюкзак револьвер и стал разуваться.
Я разлил суп по котелкам. Шобла принялась жрать. Балдорис развесил куртку, штаны и рубашку вокруг костра, затем присоединился к нам, шуруя ложкой с удвоенной энергией. Должно быть, купание в болоте возбуждало аппетит.
Незаметно подкрались сумерки, ознаменовавшие конец рабочего дня. Он, несмотря на смурное утро, выдался удачным. Нашли цинк патронов, две винтовки и револьвер. По синявинским меркам это было неплохо, и мы остались довольны.
На свежем воздухе пробило на жор. Супа показалось мало. Достали сосиски, помидоры и сало. Стали жарить шашлыки. Крейзи почти воплотил в жизнь каннибальские замыслы Пухлого. Во всяком случае, сильно к ним приблизился. На щуп, который он использовал вместо шампура, были нанизаны похожие на пальцы сосиски, какие-то палые листья и фрагменты ископаемого позвоночного столба. С гигиеной Сашка был не в ладах. Я вспомнил, как он однажды откопал сапог, содержащий вместе с останками какую-то необыкновенную солдатскую ложку. Ничтоже сумняшеся Крейзи обтер находку о штаны и сунул в карман. Вечером он этой ложкой ел. Слава Богу, из своего котелка, иначе мы бы его убили. Пухлый все равно надавал Крейзи по шее, но Сашку это не остановило. Он оказался упрямым до безумия. Ложка была самодельной, удобной и приметной. Я ее узнал сегодня.
Крейзи был до омерзения небрезглив. Он обгладывал сосиски со щупа, задевая зубами обугленные позвонки. Балдорис воротил от него рыло. Одежда его подсыхала, распространяя вонь горелой тухлятины.
От нее валил пар. Сама жертва карт примостилась неглиже с наветренной стороны костра. Комары с отвращением облетали его. Балдорис грелся, вытянув к огню руки, с гордостью поглядывая на диковинный револьвер. До поры до времени ему перла трофейная масть.
– Можно будет дойти до Апрашки, – подал голос Крейзи, – я знаю яму, где два пэтээра лежат.
ПТРы были мои. Я даже помнил, что один без сошек, – ума не приложу, чем их можно было оторвать. В свое время у Апраксино наши здорово стопорнули гансовскую бронетехнику. Мы там нашли много противотанковых ружей. Одно Пухлый обменял на «парабеллум». Ружья были в идеальном состоянии – такому большому куску железа ничего не сделается. Ствол сохранил крупную квадратного сечения нарезку с острыми, непроржавевшими углами. Еще три ПТРД у нас с Пухлым отобрали менты. Видимо, машинист сообщил мусорам о пассажирах с подозрительным грузом, севших к нему в поезд на станции Апраксино. Наказание ограничилось парой оплеух и конфискацией трофеев. Заодно мусора упрекнули, что в войну один ПТР на двоих выдавался, а мы вдвоем заграбастали сразу три штуки. Досадно, ну да ладно.
Последнюю пару ружей я отыскал вместе с Крейзи. В тот день «черных следопытов» копошилось у Апраксино довольно много. Мы постоянно встречали коллег, с некоторыми даже познакомились. Попили вместе чаю. Ребята были нашими ровесниками. Крейзи затусовался с ними, а я стал копать и наткнулся па стрелковую ячейку, парный окопчик, в котором упокоился расчет ПТРа.
Потревожив прах отважных истребителей танков, я извлек на свет божий их орудие труда. Могильник я забросал землей, в ту пору относился к павшим защитникам Отечества с должным почтением.
Противотанковое ружье оказалось с дефектом – отвалились сошки и рукоятка для переноски, что было явлением редким. Возможно, их повредило во время боя. Ну и сгнили деревянные накладки – это в порядке вещей.
Я показал орудие прибежавшему Крейзи. Он заорал, что я офигенный парень, так как есть штук триста патронов. Сашка с новыми знакомыми раскопал «хозяйственный» блиндаж, превращенный бойцами в помойку. Свалки вообще содержат массу интересных вещей. Мы находили там неисправные винтовки, а также вполне пригодные патроны и гранаты. Случалось набредать и на отхожие места. По уставу, нужники должны были отрываться в каждой траншее, но иногда русскими засирались целые окопы, утратившие изначальную функцию в связи с изменением обстановки на поле боя. Надо заметить, что грешили этим только наши. Немцы на своих позициях поддерживали европейский порядок. Напластования фекалий с годами хоть и стали землистее, но запах… Запах остался прежним. Однажды Дима откопал ведро. Обрадовался, думал, полное патронов. Оказалось – кал!
На сей раз ровесники порадовали нас более полезными вещами. Сашка приволок два десятка боеприпасов. Мы разобрали ПТРД (к тому времени приучились брать из дома масленки), привели его в порядок и опробовали.
Ввиду отсутствия сошек стрелять пришлось с бедра. Я открыл затвор, скомандовал Сашке: «Патрон!» Крейзи протянул снаряд.
Я поднял ружье. Оно показалось мне большущей трехлинейкой. Нажал на спуск. Толчок был немыслимым. Отдача кинула меня на пятую точку. Под ноги вылетела дымящаяся гильза. Следующие выстрелы пошли значительно мягче – должно быть, прочистился ствол. Благодаря дульному тормозу лягался ПТР не очень сильно, из него вполне можно было вести огонь стоя.
На выстрелы заявились знакомцы. Патронов у них оказалось немерено. Пока трофейщики под предводительством Крейзи увлеченно сокращали боезапас, я прошелся по позициям и, к своему изумлению, обнаружил еще один ПТРД.
Вдоль разрытого траншейного хода вытянулся прилежно сложенный костяк бронебойщика с противотанковым ружьем у плеча. Не иначе как кто-то, откопав ПТР и не имея к нему патронов, поленился тащить на своем горбу тяжеленную приправу. Или уже наездился в электричках. Бывает и такое. Я быстро обследовал оружие на предмет дефектов и нашел его абсолютно исправным, даже дерево было почти целехонько, наверное, лежало плотно запрессованное глиной.
Когда я вернулся к Сашке, канонада прекратилась. Настрелявшись до звона в ушах, ребята покинули нас, оставив нехилый боекомплект. Мы с Крейзи утащили ружья подальше в лес и решили испробовать их на дереве. Установили новый ПТР напротив толстой сосны на расстоянии шагов пятидесяти.
Не доверяя прицелу, расположенному у ПТРД по странной прихоти конструктора сбоку и поэтому вызывавшему подозрения, я самолично занялся наводкой при помощи катушки ниток. Из-за чрезмерной длины нитка провисала и неоднократно рвалась, но я все же добился желаемого результата. Выставив ствол по мерке, я приказал Сашке подать патрон и выстрелил.
Ничего не произошло. Дерево осталось стоять, даже не шелохнувшись. Сообразив, что, скорее всего, получился промах, я перезарядил ружье и снова пальнул в дерево.
Мы думали, что сосна расколется пополам и рухнет, но пуля со стальным сердечником действовала несколько по-другому. Когда мы подошли к мишени, то увидели в лицевой части две дырки. Сзади ствола образовалась узкая длинная трещина, а пули улетели неизвестно куда.
Хорошо воевать в лесу с ПТРом – достанет где хочешь. Я бы не позавидовал тому, кто попытался укрыться от меня за деревом! Танковую броню 14,5-мм пуля, правда, не прошибала, поэтому наши целились в смотровую щель. Многослойное стекло триплекс такую примочку удержать не могло. Если попадали, танк выходил из боя – механик, сидящий напротив щели, в буквальном смысле терял голову. Для дополнительного поражения противника в экспериментальную модификацию пули БС-41 помещали капсулу с хлорацетофеноном. Влетая в танк, она наполняла заброневое пространство слезоточивым газом, выводя из строя весь экипаж. Эти впечатляющие подробности я узнал от местного корифея военной истории Макса Сидоренкова, иногда копавшего вместе с нами. Но в тот день Макса с нами не было и освидетельствовать партию найденных патронов было некому. Настрелялись до одурения, представляя, как долбим с крыш правительственные лимузины, катящие по Московскому проспекту. Наигравшись и отмыв закопченные морды, навострили лыжи в город – жратва закончилась еще утром, да и спальных принадлежностей не взяли.
Противотанковые ружья и остатки патронов мы спрятали до лучших времен в затопленной воронке. Бросать в лесу было жалко, а тащить с собой постремались. Поэтому укрыли их под водой. Надеялись, что когда-нибудь вернемся и заберем, да вот так и не собрались.
Зато такая возможность представилась нам теперь.
– Что мы с пэтээрами будем делать без патронов? – задал я вполне разумный вопрос.
– Как без патронов? Мы же в воронке их затопили.
– А каким образом ты их оттуда добудешь? Пэтээры можно крюком выудить, а чтобы патроны достать, придется всю воду из воронки вычерпывать. Ведер у нас нет, да и возиться неохота.
– Ну, значит, на позициях найдем, – Сашку не оставлял наивный энтузиазм.
– А ну как не найдем? – предположил Аким.
– Найдем, патронов на Апрашке завались, только поискать надо получше, – не унимался Крейзи.
– Если не найдем, Сашке по макитре настучим, – предложил Пухлый.
– Пэтээром, – добавил я. Апраксинскую глину можно было рыть до посинения и при этом ничего не найти. Сей предмет мы уже проходили.
– Я раз видел, как на винтовках дрались, – поведал Аким, пряча в бороду улыбку, – трофейщики в лесу. Патроны у них кончились, а все никак не утихомириться. Похватали шпалеры за стволы и устроили махач, как на дубинах.
– Долго сражались? – спросил Дима.
– Нет, недолго. У одного приклад отлетел, а второй его так пошел мутузить, что он убежал.
– Пэтээром-то сильно приложить можно, – размечтался Глинник.
– Ты его так просто не поднимешь, – тоном знатока изрек Аким. – Вообще-то можно, если за ствол раскрутить. Тогда им стену размолотить – плюнуть раз.
Сашка беспокойно заерзал. Глаза его забегали.
– Давайте не пойдем на Алрашку, – заговорил он, оглядывая нас по очереди, – и правда, что там без патронов делать? Может быть, мы их вообще не найдем. Зачем заморачиваться их искать? Только зря время потеряем. Канавы там надо глубокие копать. Ну их. Да мне и расхотелось уже из пэтээров стрелять…
– Ха-ха-ха, а вот это уже малоебучий фактор, – заржал Пухлый. – Ты встрял, деточка, ты встрял!
Крейзи беспомощно забуксовал. Впечатления от вчерашнего опиздюливания были свежи в его памяти.
Пухлый реготал и глумился.
Посовещавшись, мы решили забрать ружья, только если ничего более путного не найдем.
Наиздевавшись над Крейзи, принялись укладываться спать. Балдорис остался досушивать одежду, укутавшись в глинниковское одеяло. Пухлый надел ватный подшлемник, заменяющий ему ночной колпак, и залез в гамак. Дима снял притороченный к «Ермаку» спальный мешок и закутался с головой, чтобы не докучали комары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45