Как раз он сам, быть может, меньше в
сех ею восхищался; он любил Россию, он полюбил Сибирь, с ее суровыми красот
ами и молчаливыми грубыми людьми, он терпеть не мог «феодальных почестей
», оказываемых ему грузинами. Он вспомнил Грузию лишь когда постарел. Быт
ь может, эта общность с Грузией сыграла роль и в том, что родственники перв
ой умершей жены отца, Екатерины Сванидзе, были так дружны с мамой и с ее бл
изкими. Может быть, это мама умела сделать так, что все чувствовали себя хо
рошо с ней в доме отца, в ее доме, где она была хозяйкой, а отец только присут
ствовал, вечно погруженный в гущу политических страстей, борьбы, споров,
разногласий, заседаний… Но сегодня я больше не в состоянии писать о прош
едшем. Сегодняшняя жизнь, кипящая, сверкающая вокруг, вдруг обступила ме
ня со всех сторон, и не дает больше погружаться в прошедшие дни и уводит ме
ня куда-то в сторону… Мой сын поехал в Москву Ц у него урок физики, он гото
вится держать экзамены в медицинский институт. Странно, мой отец, из свои
х восьми внуков, знал и видел только троих Ц моих детей и дочь Яши. И хотя о
н был незаслуженно холоден всегда к Яше, его дочь Гуля вызывала в нем непо
ддельную нежность. И еще странней, Ц мой сын, наполовину еврей, сын моего
первого мужа, (с которым мой отец даже так и не пожелал познакомиться) Ц в
ызывал его нежную любовь. Я помню как я страшилась первой встречи отца с м
оим Оськой. Мальчику было около 3-х лет, он был прехорошенький ребенок, Ц н
е то грек, не то грузин, с большими семитскими глазами в длинных ресницах.
Мне казалось неизбежным, что ребенок должен вызвать у деда неприятное чу
вство, Ц но я ничего не понимала в логике сердца. Отец растаял, увидев мал
ьчика. Это было в один из его редких приездов после войны в обезлюдевшее, н
еузнаваемо тихое Зубалово, где жили тогда всего лишь мой сын и две няни Ц
его и моя, уже старая и больная. Я заканчивала последний курс университет
а и жила в Москве, а мальчик рос под «моей» традиционной сосной и под опеко
й двух нежных старух. Отец поиграл с ним полчасика, побродил вокруг дома (в
ернее Ц обежал вокруг него, потому что ходил он до последнего дня быстро
й, легкой походкой) и уехал. Я осталась «переживать» и «переваривать» про
исшедшее, Ц я была на седьмом небе. При его лаконичности, слова: «сынок у т
ебя Ц хорош! Глаза хорошие у него», Ц равнялись длинной хвалебной оде в
устах другого человека. Я поняла, что плохо понимала жизнь, полную неожид
анностей. Отец видел Оську еще раза два Ц последний раз за четыре месяца
до смерти, когда малышу было семь лет и он уже ходил в школу. «Какие вдумчи
вые глаза!», сказал отец, Ц «умный мальчик!» Ц и опять я была счастлива. Ст
ранно, что и Оська запомнил, очевидно, эту последнюю встречу и сохранил в п
амяти ощущение сердечного контакта, возникшего между ним и дедом. При вс
ей аполитичности его юного ума, типичной для современной молодежи, он до
лжен был ненавидеть все, связанное с «культом личности», весь круг явлен
ий, приписываемых одному человеку, и самого этого человека. Да, он ненавид
ит этот круг явлений Ц но он их не связал в своей душе с именем своего дед
а. Портрет деда он поставил на своем письменном столе. Так он стоит вот уже
несколько лет. Я не вмешиваюсь в его привязанности и не контролирую его ч
увств. Детям надо больше доверять. И снова я вижу, что я плохо еще понимаю ж
изнь, полную неожиданностей… Так вот, сыну моему уже восемнадцать лет, он
окончил школу, и из всех возможных профессий выбрал себе самую человечну
ю Ц врача. Я рада, я безумно рада, что он решил так. Я так рада, что даже боюсь
показывать ему это, Ц как бы он не передумал. Он красивый, ласковый, мягки
й мальчик. Дочь моя носится тут по лесу со своей подружкой, Ц они обе по не
доразумению родились девчонками: из них Бог должен был бы создат ь пару б
лизнецов-мальчишек. Они лазают по деревьям, по заборам, гоняют на велосип
едах, купаются в речке, спят ночью в палатке возле дома, дрессируют собак и
кошек, играют в баскетбол. Мои дети не знают (и не надо им знать!) как я насла
ждаюсь жизнью возле них, как они воспитывают меня, а не я их… Сколько для м
еня упоения в том, что и они растут в том же лесу, где неподалеку выросла и я
, дышат тем же воздухом с тех же цветных лугов и полянок и, быть может, как и
я, на всю жизнь потом сохранят память вот об этой Жуковке с окрестностями,
как образ родной земли. А вот моя Катя, несмотря на то, что мой отец очень лю
бил ее отца (как и всех Ждановых), не вызвала в нем каких-либо особо нежных ч
увств. Видел он ее всего раз. Ей было года два с половиной, такая забавная, к
раснощекая кнопка с большими темными, как вишни, глазами. Он рассмеялся, у
видев ее, и потом смеялся весь вечер. Это было 8 ноября 1952 года, в двадцатилет
ие маминой смерти. Мы не говорили ни слова об этой годовщине, и я даже не зн
аю, вспомнил ли отец эту дату. Но я не могла ее забыть. Я взяла в этот день св
оих детей и поехала к нему на дачу (хотя это было нелегко осуществить, так
как в последние годы было уже трудно договариваться с ним о встрече). Это б
ыл предпоследний раз, когда я видела его до смерти, Ц за четыре месяца до
нее. Кажется, он был доволен вечером и нашим визитом. Как водится, мы сидел
и за столом, уставленным всякими вкусными вещами, Ц свежими овощами, фру
ктами, орехами. Было хорошее грузинское вино, настоящее, деревенское, Ц е
го привозили только для отца последние годы, Ц он знал в нем толк, потяги
вал крошечными рюмками. Но, хотя бы он и не сделал ни одного глотка, вино до
лжно было присутствовать на столе в большом выборе, Ц всегда стояла цел
ая батарея бутылок. И, хотя он ел совсем мало, что-то ковырял и отщипывал по
крошкам, но стол должен был быть уставлен едой. Таково было правило. Дети п
олакомились вдоволь фруктами, и он был доволен. Он любил, чтобы ели другие
, а сам мог сидеть просто так. Почему я вдруг вспоминаю именно этот вечер? П
отому что это был вообще единственный раз, когда я была вместе с отцом и св
оими двумя детьми. Было славно, он угощал детей вином, Ц кавказская привы
чка, Ц они не отказывались, не капризничали, вели себя вполне хорошо, и вс
е были довольны. Хотел ли он, чтобы мы были вместе? Было ли ему приятно с нам
и? Вероятно. Но он устал под конец. Он привык к свободному одиночеству. Мы у
же были так разобщены с ним жизнью за последние двадцать лет, что было бы н
евозможно соединить нас в какое-то общее существование, в какую-то видим
ость семьи, одного дома, Ц даже если бы на то было обоюдное желание. Да его
и не было… А вечер запомнили мы все Ц даже мои дети. Вот мы сидим сейчас на
нашей маленькой веранде. Сын мой зубрит физику, дочь читает научно-фанта
стический роман, кот Мишка мурлыкает рядом. Жарко. Тихо. Лес вокруг весь гу
дит от пчел и ос, доцветает липа. Стоит тихая, размаривающая жара. Природа
вокруг спокойна, прекрасна, совершенна. Она совершает свой обычный круг,
не взирая ни на что, ни на кого. Господи, как прекрасен мир Твой, и как соверш
енен Ц каждая травиночка, каждый цветок и листок! И Ты все еще продолжаеш
ь укреплять и поддерживать человека в этом страшном, обезумевшем скопищ
е, где лишь природа, вечная и могучая, дает ему силы и утешение, равновесие
духа, и гармонию. Только совсем уже оставленные, проклятые Богом, могут по
сягать на величие и красоту мира, могут думать об уничтожении всего, что ц
ветет, растет и радуется жизни вокруг. Как страшно, что таких безумцев мно
го. Как страшен, как несправедлив самый тот факт, что безумцы предполагаю
т какую-то «цель», ради которой они считают возможным разрушать жизнь Ц
свою ли, чужую ли, пусть самого далекого, незнакомого народа, Ц но кощунс
твенно уже самое намерение разрушить ее ради чего-то… Ради чего? Убогая, б
осая, немытая, неграмотная крестьянка в любой стране знает, что этого нел
ьзя, что это недопустимо. Цивилизованные люди считают, что можно. Люди, наз
ывающие себя марксистами, Ц коммунисты Китая, Ц считают, что это не тол
ько можно, но и должно. В мире накопилось столько же безумия, зла, злой воли,
сколько и прогресса, ума, знаний, человечности, дружбы. И то, и другое Ц на ч
аше весов. На этом адском равновесии живем мы все, наши дети, наше поколени
е, наш век. Надо, чтобы все верили в могущество добра и доброй воли. Я думаю,
что сейчас, в наше время, вера в Бога Ц это и есть вера в добро и в то, что оно
могущественнее зла, что оно рано или поздно восторжествует, что оно побе
дит. Различия вероисповеданий не имеют значения в сегодняшнем мире, в ко
тором люди интеллекта уже научились понимать друг друга, минуя границы с
тран и континентов, языков и рас. Все догматические различия религий сей
час теряют свое значение. Сейчас люди скорее разделяются на тех, для кого
существует Бог, и на тех, для кого вообще существование Бога не нужно. Когд
а мне стало 35 лет, уже кое-что пережив и повидав, с детства приучаемая общес
твом и семьей к материализму и атеизму, я все же приняла сторону тех, для к
ого немыслимо жить без Бога. И я счастлива, что это со мною произошло.

7

Опять я возвращаюсь назад, в наш прежний многолюдный, веселый дом. Опять я
хочу вспоминать тех прелестных людей, которые связаны навсегда в моей па
мяти с теми днями. Так приятно, роясь в памяти, разыскивать там крупицы при
ветливого, милого. Я уже начинала говорить о Грузии, но остановилась, брос
ила все, потому что вдруг почувствовала, что сил не хватает, что сердце не
выдержит. Без конца я все рассказываю и рассказываю тебе о прекрасных лю
дях, которые погибли ни за что… Погоди, еще много будет сказано. Еще я толь
ко начинаю. Кто же виноват, что иных рассказов я не могу для тебя выдумать?
… Я хочу рассказать об Александре Семеновиче Сванидзе, брате первой жены
отца. Его партийная кличка была «Алеша» (он был одним из старейших грузин
ских большевиков, почти ровесник отца, Ц на три года моложе) и поэтому ег
о все звали Алеша, а мы, дети, Ц «дядя Алеша». Он и его жена Мария Анисимовн
а были, благодаря маме, очень близкими людьми нашей семьи, а также всех мам
иных родных. Это были замечательные люди. Дядя Алеша был красивый грузин
сванского типа Ц невысокий, плотный блондин с голубыми глазами, и тонки
м носом с горбинкой. Одевался он всегда очень хорошо, даже с некоторым щег
ольством. Грузины очень чувствительны к внешней форме и умеют соблюдать
ее во всем, непринужденно и грациозно. Марксистские убеждения не мешают
им в этом нисколько. А дядя Алеша был старый марксист, с европейским образ
ованием. Еще до революции он учился на средства партии в университете в И
ене, в Германии, знал западные языки, и восточные; он прекрасно знал истори
ю, экономику и особенно Ц финансовое дело. Первая мировая война застала
его в Германии, и он сразу был интернирован. А после революции его отпусти
ли и, вернувшись в Грузию, он стал ее первым наркомфином
Министром финансов.
, а также членом ЦК. Там он вскоре женился на Марии Анисимовне, дочер
и богатых родителей, окончившей Высшие женские курсы в Петербурге и конс
ерваторию в Грузии, и певшей в тифлисской опере. Тетя Маруся была очень хо
роша собой. Она принадлежала к богатой еврейской семье по фамилии Корона
, в ышедшей из Испании. А похожа лицом она была скорее всего на славянку: пр
авильный овал лица, коротенький вздернутый нос, нежнейший бело-розовый
цвет лица и огромные васильковые глаза. Она была крупная, веселая, нарядн
ая женщина благоухавшая хорошими духами. Они были чудесной парой, оба яр
кие, красивые, всех очаровывавшие. Тебе не странно, что я все время говорю
обо всех «красивый», «красивая»?.. Может быть, тебе покажется, что выдумыва
ю? Нет, правда! Это был какой-то век, когда все были красивые. Посмотри на ли
ца старых русских революционеров, Ц выразительные глаза, высокие, умны
е лбы, твердые губы; в лицах не было ни скепсиса, ни сомнений, ни злобы…
Чисто политической, партийной карьеры у дяди Алеши не получилось (не зна
ю, желал ли он ее), и он посвятил себя целиком финансам. Вскоре его послали з
а границу, он жил с семьей то в Берлине (еще дофашистском), то в Женеве, то в Л
ондоне. Последние годы (до 1937) он работал в Москве, во Внешторгбанке, его дир
ектором или управляющим. Именно в это время, Ц и еще при маме, Ц я часто в
идела его и тетю Марусю у нас в доме. Наверное, и мама их любила; во всяком сл
учае, они оба любили маму. Они были на много старше, чем она, и относились оч
ень нежно к ней и к нам, ее детям. Тетя Маруся всегда старалась как-то скрас
ить мамино скромнейшее существование, и всегда привозила ей, а также и на
м, что-нибудь из Берлина. Они оба были европейцами в самом лучшем смысле э
того слова. Когда я вижу теперь узкий, мелкий, какой-то мещанский национал
изм грузин, эту их бестактную манеру говорить по-грузински при тех, кто не
понимает этого языка, стремление все свое выхвалять, а все прочее ругать,
Ц я думаю: Боже! Как были далеки люди от этого в то время! Как мало придава
ли значения этому проклятому «национальному вопросу»! И какая дружба, ка
кое доверие связывало людей между собой, Ц разве люди заняты были постр
ойкой дач, приобретением машин, мебели?…. Тетя Маруся получила хорошее эк
ономическое образование на Высших женских курсах, и когда она с мужем уе
хала за границу, а потом они стали жить в Москве, она была великолепной пом
ощницей Александра Семеновича. Он всегда делился с нею всем, что должен б
ыл решать; она была в курсе всех его дел и связей. Я помню их обоих, приезжав
ших к нам в Зубалово, или приходивших пешком из Зубалово-2, где они жили все
й семьей во флигеле. Там было многолюдно. Сыновья Микояна, дочь Гамарника,
дети Ворошилова, Шапошникова Ц все они помнят этот гостеприимный, весел
ый дом. Там бывало и кино, еще немое в то время, звуковую передвижку привоз
или редко; там была теннисная площадка, куда сходились молодежь и взросл
ые;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27