Воздух – смесь дыма от полдюжины длинных сигар и каминного чада, по всей видимости, у камина была плохая тяга – вдруг показался Бену разреженным.
– Из колоний? – воскликнула девушка не то восторженно, не то удивленно. – Ой, там, говорят, полным-полно диких индейцев.
Бен понял, что детальных объяснений от него никто не ждет, девушке просто хочется поболтать.
– Это правда, в Бостоне индейцы встречаются на каждом шагу, – ответил он. – Те, которые приняли сторону Франции, возможно, довольно дикие. – Он отхлебнул кофе из своей чашки и подумал: «Где же Роберт? Почему он так сильно опаздывает?»
– А, понятно, – сказала девушка. – А позвольте узнать, что занесло такого юного парнишку в наш город?
«Что бы Роберт на это ответил? Какой хитрой фразой он удовлетворил бы это наивное любопытство?»
– Я… ну, в общем, я не могу ответить на этот вопрос, – только и нашелся что сказать Бен. – Это… тайна.
– Вы кажетесь мне все более и более загадочным, мистер…
– О! – Бен вскочил, и вскочил так поспешно, что чуть не опрокинул свою чашку. – Ах, извините, я не представился, меня зовут Бенджамин Франклин. – Он неловко поклонился.
Девушка сделала книксен, представив Бену обзор своих соблазнительных прелестей:
– Сара Элизабет Чант, к вашим услугам.
Бен почувствовал, что лицо стало цвета вареной свеклы, но все же у него достало мужества потянуться к ее руке. «Уж быть галантным, так по всем статьям», – решил он. Девушка догадалась, что он хочет поцеловать ей руку, и мягко отстранила его.
– Сэр, – в ее глазах резвились бесенята, – видно, вы очень давно не были в Лондоне, иначе бы знали, как нужно знакомиться с дамами. – С этими словами она сделала шаг вперед и запечатлела на его губах теплый мимолетный поцелуй, от которого по всему телу Бена побежали мурашки. Девушка подмигнула ему, взяла со стола серебряный кофейник и пошла прочь.
Бен, словно у него отказали ноги, так и рухнул на скамейку, лихорадочно схватил лежащий перед ним свежий номер «Меркурия», но не смог прочитать ни строчки.
Конечно, он знал, что в Лондоне поцелуй в губы такое же обычное явление, как и рукопожатие. Он всегда думал, что целовать женщину – это очень приятно, но не подозревал, что настолько.
Бен пришел к выводу, что практическая философия стоит значительно выше философии умозрительной. Случай помог ему удостовериться, что практика приносит более ощутимые результаты. Его результат заключался в том, что он с этой минуты ни о чем другом на свете не мог думать – только о Саре Элизабет Чант. Что было весьма скверно, ведь ему следовало думать о многих и очень важных делах. За десять дней пребывания в Лондоне он отправил сэру Исааку Ньютону не менее трех писем – и ни на одно не получил ответа, хотя совершенно открыто выразил в письмах свое беспокойство относительно тайных планов Франции.
Он строил догадки: возможно, Ньютон уехал из Лондона, возможно, он болен, возможно, письма Бена перехватывает некто, подобный Брейсуэлу.
Бен всеми силами старался подавить растущее отчаяние. Франция, или кто там прячется под этой таинственной буквой F, имела уже достаточно времени, чтобы создать новое оружие. И Бен ей в этом изрядно помог. Теперь Франции совершенно безразлично, заметит Ньютон Бена или нет. Даже если и заметит, то в любом случае исправить допущенную Беном ошибку или изменить ход вещей они уже не смогут. Но больше всего Бена печалило то, что двести фунтов, полученные от Черной Бороды, быстро таяли, хотя они с Робертом умудрились очень дешево снять небольшую комнатенку. Работы у них никакой не было.

Прошел еще час, а Роберт все не появлялся. Бен совсем потерялся, когда вновь появилась Сара и предложила ему еще кофе.
– Что-то твой дружок сильно опаздывает, – тихо сказала она.
– Да, опаздывает. Думаю, что-то его задержало, – ответил смущенно Бен. – «Надо знать Роберта, ему вляпаться в какую-нибудь историю – пара пустяков», – подумал он про себя.
– В таком случае могу ли я попросить вас, Бенджамин Франклин из Бостона, оказать мне любезность?
– Да, конечно, – встрепенулся Бен.
– У меня скоро заканчивается работа. А в такой час – девушка, одна, на улице… сами понимаете. Боюсь, мне не избежать встречи с какими-нибудь грязными приставалами. Вот я и хочу узнать, не проводите ли вы меня до дому?
У Бена пересохло в горле.
– Ну конечно, – только и мог выговорить он.
– А как же ваш друг?
Бен пожал плечами:
– Я долго его ждал, пусть он теперь меня подождет.
– О, да вы, я погляжу, серьезный мужчина, – улыбнулась Сара.
Выйдя на свежий воздух, Бен вдохнул полной грудью. Сара тем временем взяла его под руку.
– Какой красивый город, – пробормотал Бен. Кофейня находилась прямо на Флит-Плаза. Большая красивая площадь была вымощена серым камнем. Уличные фонари освещали здания из красного кирпича, которые и образовывали круг площади. В самом ее центре высоко вверх выбрасывал струю воды фонтан в виде трех обнявшихся русалок, сделанных из гипса.
– В какую сторону нам идти? – глупо спросил Бен. Он почувствовал, как где-то внизу живота зажглось желание, смешанное со страхом и надеждой.
– Здесь рядом, – ответила Сара, крепче сжимая его руку. – Я живу недалеко от Корби-лейн, как раз там, где заканчивается Сити.
– А, ну тогда пошли. – Бен старался подавить волнение и говорить как можно спокойнее. Но слова не слушались его и, вырываясь наружу, странно звенели в воздухе. Он был благодарен Саре за то, что она, казалось, не замечала его скованности, пока они шли по Флит-стрит Флит-стрит (Fleet Street) – со времени начала работы первого печатного станка была центром газетной индустрии.

, убегающей от площади на запад. И уже через несколько минут они пересекли границу лондонского Сити.
Когда в Бостоне Джеймс и прочие, побывавшие в Лондоне, называли старейшую часть города «Сити», Бен видел в этом лишь претенциозность, подобную той, с которой жители северного и южного районов Бостона называли места своего проживания «настоящим» Бостоном. Но лондонский Сити реально существовал, в чем Бен не замедлил убедиться, как только они с Сарой пересекли границу, условно отделяющую Сити от остальной части города. Там, где кончался Сити, заканчивался здравый смысл и порядок. Широкие прямые мощеные улицы, лучами разбегающиеся от площадей, чистота, аккуратность и математическая упорядоченность неожиданно исчезали, и возникали темные узкие кривые улочки, таинственные, запутанные, как лабиринт минотавра, и часто опасные, особенно в ночное время.
Сама Флит-стрит сузилась невероятно: от девятисот футов осталось меньше половины. Они вышли на Корби-лейн, в ночной тишине звук их шагов разлетелся глухим эхом. Бен слышал, как в такт шагам глухо стучит его сердце.
Неожиданно Сара прижалась к нему, и губы их встретились, ее рука вела его руку к глубокому вырезу платья. Бена подхватил вихрь сладкий и таинственный, мучительный и восторженный. Каким-то неведомым образом его рука очутилась у Сары под юбкой, коснулась теплой полоски тела чуть выше чулка.
Бена пробрала дрожь, но Сара вдруг резко оттолкнула его и пошла вперед. Он поплелся за ней следом, как старая, преданная собака, тяжело дыша и дрожа всем телом.
– Идем сюда, – прошептала она и схватила его за руку.
– Погоди, – выдохнул Бен. – Я… ты…
– Шлюха? Конечно, глупенький. А тебя это пугает?
– Я… – По правде говоря, это его нимало не заботило. Он все еще чувствовал сладкий вкус ее губ, а руки его хранили тепло ее тела.
– Я разливаю кофе в арабской кофейне, – с легкой обидой в голосе сказала Сара. – Так кем же я, по-твоему, должна быть?
– Я… послушай, у нас в Бостоне тоже есть кофейни, и те, кто там прислуживает, не…
– Много ты знаешь! – засмеялась Сара. – Какой же ты еще глупенький, Бенджамин Франклин! В следующий раз, – посоветовала она, – внимательнее смотри на вывеску. Увидишь, что на ней изображена женская рука, знай, если пожелаешь, тебе предложат не только кофе.
– А… за какую цену?
Сара язвительно улыбнулась и снова прижалась к нему. Он почувствовал ее тело – тугое, теплое.
– Хочешь меня? Ты еще девственник, мой американский джентльмен? – И она снова его поцеловала, затем приблизилась губами к самому его уху и прошептала:
– С девственников я более десяти шиллингов не беру.
Бен и рад был бы отказаться, но, ощущая трепет ее тела, не мог думать о таких пустяках, как десять шиллингов.
– Ты покажешь мне, что надо делать? – пробормотал он.
– Решено, десять шиллингов? – спросила в ответ Сара. – Вы не будете разочарованы, сэр. – И она снова потянула его за руку. – Сюда, несколько ступенек вверх – и там моя теплая постелька.
Он шел за ней, и шум крови в ушах заглушал стук башмаков по лестнице.

4. Маски

Адриана придирчиво разглядывала в зеркале стоящую перед ней троицу. Слева от нее – мужчина, высокий и стройный, стройнее ливанского кедра. Одна рука его небрежно покоилась на эфесе шпаги, другая с элегантной небрежностью одергивала жилет, изукрашенный бронзовым шитьем. Поверх парика на голове треуголка с бобровой выпушкой. Черная маска с крючковатым носом скрывала лицо так, что виднелась лишь сардоническая улыбка на губах.
Мужчина справа отличался таким же высоким ростом, но был значительно шире в плечах. Казалось, ему неуютно в ярко-красном камзоле поверх жилета шоколадного цвета. Лицо его скрывала небольшая маска, усыпанная серебряными блестками, с круглым шутовским носом.
Но особое внимание Адрианы привлекал мужчина в центре. Ниже остальных на целую голову, в старомодной войлочной шляпе, украшенной страусовым пером каких-то невероятных размеров. Поля шляпы с одной стороны заломлены, как у мушкетеров времен Людовика XIII. Золотистый жилет низко опускался на темно-синие кюлоты. Поверх жилета – темно-коричневый камзол, отделанный голубым и золотым кантом. Маленькие усики и бородка нелепо топорщились под маской с огромным алым носом.
– Ничего не выйдет, – простонала Адриана, глядя в зеркало. – Я совершенно не похожа на мужчину.
– Глупости, – сказал первый мужчина, которым, конечно же, была мадемуазель Креси. – Вы выглядите как самый настоящий шевалье.
В подтверждение ее слов Николас закивал головой, а Креси продолжала:
– Да и что с того, если кто-то по голосу и манерам догадается, что вы женщина, а не мужчина. Мужчина, женщина – не важно, важно, чтобы никто не узнал вас. А я уверяю, вы совершенно не похожи на Адриану де Морней де Моншеврой.
– Истинная правда, – со вздохом поддакнул Николас. – Но если нас разоблачат, или если королю станет известна моя роль в этом деле…
– Что за неучтивость вы себе позволяете, – оборвала его Креси. – С каких это пор гвардейцы Швейцарской роты заботятся о личной безопасности и благополучии?!
Маска не помешала Адриане заметить, как лицо Николаса залила краска стыда. Она и сама почувствовала неловкость. Ей хотелось, чтобы Николас не сдавал позиций и продолжал настаивать. Она была уверена, что из их маскарада ничего хорошего не выйдет. Но Креси повернула все так, что он устыдился собственной нерешительности, почувствовал себя виноватым в том, что якобы слагает с себя обязанности телохранителя Адрианы.
– Николас, для вас было бы хуже, если бы мы утаили от вас свой план и не просили сопровождать нас, – сказала Адриана и вдруг поняла, что, сама того не желая, приняла сторону Креси. «Будь что будет, – решила она. – Если этот дурацкий наряд поможет мне выведать секрет Фацио, то игра стоит свеч».
– Надеюсь, на дуэль меня никто не вызовет, – усмехнулась Адриана, похлопывая по богато украшенному эфесу своей шпаги. – У меня нет ни малейшего представления, как пользоваться этой штукой.
– Не вы одна такая, очень многие не умеют держать шпагу в руках, – успокоила ее Креси.
Николас тяжело вздохнул:
– Я знаю, кому придется драться, если дело до этого дойдет.
Адриана вспыхнула от гнева. Ментенон была права: мужчины много обещают, но слишком многого от них ждать не стоит. Разве Николас не клялся ей, что больше ни одному мужчине не позволит к ней прикоснуться, если она сама того не пожелает! Но мужчина-то к ней прикасается! Пусть даже это и сам король. Конечно, она никогда не говорила Николасу, что не желает королевских объятий… Но он должен был догадаться сам.
– Ну, – воскликнула Креси, – в путь! Карета ждет нас.
– Что вы сказали королю о том, куда мы отправляемся? – спросила ее Адриана.
– Само собой разумеется, что с королем об этом я не говорила, – ответила Креси. – Но камергер дал понять королю, что вы себя не очень хорошо чувствуете. Ему сказали, что вы отправляетесь в поместье Моншеврой подышать свежим воздухом. Вы же едете подышать свежим воздухом, не так ли? – подмигнула Креси Адриане.
Адриана задумчиво пощипывала свою накладную бородку. Они выехали из Версаля, держа путь в сторону поместья. Затем тайно остановились в Трианоне, чтобы переодеться в маскарадные костюмы. Допустили ли они по дороге ошибки, которые могли бы их разоблачить? Возможно. Но сейчас это уже не имело значения.
Адриане хотелось испытать, что значит быть мужчиной. Понравится ли ей эта роль? К ее удивлению, несмотря на все опасения, Адриана чувствовала возбуждение, ее обуревала какая-то дьявольская веселость. Ей припомнился случай, как однажды Нинон де Ланкло Нинон де Ланкло – известная куртизанка времен Людовика XIV.

переоделась в костюм офицера, вооружилась пистолетами и шпагой и верхом преследовала своего любовника в течение целого месяца. И Адриана пустилась в подобное приключение, которое у Ментенон вызвало бы, вероятно, лишь презрение. Но именно это нелепое, постыдное приключение – впервые за последние месяцы – заставило ее почувствовать себя молодой и полной надежд. Почувствовать себя живым человеком.

Несколько месяцев провела Адриана в загородной тиши. Жизнь шла по кругу: Версаль, Марли, Трианон, Фонтенбло – дворцы, которые король часто посещал, являли собой воплощение вкусов и фантазий Людовика XIV, поэтому путешествие по Парижу стало для Адрианы настоящим потрясением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54