Пошли осторожно, буквально по сантиметру продвигая вперед ногу, чтобы случайно не задеть какую-нибудь мебель.
Первая комната — ствол налево. И плавно повести вдоль периметра стен. Больше ориентируясь на слух. Потому что глаза в такой темноте почти не работают.
Пусто.
Вторая комната. Вновь уши и идущий с ними в связке пистолет ощупывают сантиметры пустоты
И снова ничего.
«Свет!» — тронул Григорьев напарника за плечо
«Вижу», — ответно пожал протянутую руку Грибов.
Свет сочился со второго этажа.
Крадучись, стараясь не издать ни единого шороха, сыщики двинулись по лучу. Который должен был вывести их к людям. Только неизвестно, к каким людям. Может быть, к совсем посторонним людям, которые после трудного рабочего дня читали под светом настольной лампы газеты. Или сонеты Шекспира…
Дверь. Молчаливый, одними жестами разбор потенциально опасных направлений.
— Ты — направо. Я — налево.
— Понял тебя.
— Ну…
Разом, сдвоенным ударом ног под замок сыщики выбили дверь. И вкатились в помещение.
— Руки! Руки на стол!
За столом, перекладывая пачки зеленых банкнот, сидел человек. Поодаль от него — еще один.
— Руки! Я сказал! — грозно повторил приказание Григорьев. — Или стреляю!
Незнакомцы вытянули по столу руки.
— Мусора! — злобно сказал один из них.
— Не мусора, а представители всегда правого порядка, — поправил Григорьев.
— Где девочка? Ну?!
— Там, — кивнул на дверь тот, что младше.
Тот, что постарше, только презрительно скривился.
— Деньги пододвинь, — показал Грибов на доллары, — тебе они уже все равно не пригодятся.
Деньги были главной уликой. Главным доказательством корыстных начал преступления.
Незнакомец резко отбросил от себя пачки денег
— На, возьми!
Пачки посыпались на пол. Прием старый. Как сам преступный мир. Рассчитанный на то, чтобы следователь наклонился над рассыпанными вещдоками и получил удар по затылку тупым тяжелым предметом. Например, кулаком вон того, отъевшегося на добытых преступной деятельностью харчах бугая.
Э нет. Не пойдет.
Следователи не наклонились над деньгами. Лишь мельком взглянули на них.
На первый взгляд денег было недостаточно. Уже меньше, чем должно было быть
— А где остальные?
— Все здесь.
— Ладно, разберемся…
Грибов двинулся к двери. За которой должна была быть девочка. Если еще была.
— Кто шевельнется — пуля, — предупредил он.
Но дверь он открыть не успел. Дверь открылась сама. На пороге стоял банкир. С дочерью на руках.
— Слава Богу! — одновременно вырвалось у следователей. — Живы…
— Живы… — ответил банкир.
— Там еще кто-нибудь есть?
— Нет. Больше никого. Только эти, — кивнул банкир на распластанных по столу преступников.
Теперь можно было расслабиться И заняться главным делом. Ковкой горячего железа. Которое еще не остыло. И готово было давать признательные показания.
— Ну! — с угрозой в голосе сказал Григорьев. — Кто будет разговаривать первым? Кто желает смягчить свою участь чистосердечным признанием? Которое примет во внимание суд. Кто первый желает? Потому что второй не в счет.
И вплотную приблизился к преступникам И Грибов приблизился Чтобы страховать его от возможных эксцессов.
Они приблизились к преступникам, уже перестав обращать внимание на спасенных Не потому, что были черствыми людьми, а потому, что были профессиональными сыщиками. Потому что после факта спасения спасенные становятся вторичны, первичны — преступники. Которые знают отсутствующих на месте преступления сообщников Которые знают организаторов.
— Ну так кто нанял вас для этого дела? Кто? — задал главный вопрос Грибов. — Отвечать!!!
— Он! — ответил более молодой преступник И показал за спины следователей.
— Я! — сказал сзади них голос.
Очень знакомый тембром голос. И совершенно незнакомый интонациями.
— Я, — повторил голос.
Очень похожий на голос банкира.
Следователи обернулись.
И увидели направленный на них пистолет Очень хороший автоматический, стреляющий длинными очередями пистолет. И еще увидели дочь банкира, которая прикрывала корпус банкира
— Оружие на стол. Стрелять было некуда. Стрелять можно было только в девочку.
— Оружие на стол! — еще раз повторил банкир. — А вы подберите их пушки, — приказал он возлежащим на столе преступникам.
Те зашевелились.
— Лежать! — гаркнул Григорьев, поводя пистолетом в их сторону.
Так все и замерли: один пистолет уперт в следователей, другой в банкира и в его дочь, третий в бандитов.
— И все же оружие на стол! — повторил приказание банкир. И, развернув пистолет, упер его в голову девочки. — Считаю до трех. Раз!
— Вы что, стрелять будете? В родную дочь? — не поверил Грибов.
— В приемную. А потом в вас. Если вы не выполните мою просьбу. Два!..
Следователи переглянулись. Использовать силовые методы было невозможно. Потому что траектория полета пули от ствола до виска самая короткая. И самая неодолимая.
Сыщики отбросили пистолеты. Которые тут же перехватили поднявшиеся со стола преступники.
— Как же вы так? — укоризненно произнес Лекарь. — Легавых на хвосте притащили…
— Не я. Я оставил их полтора часа назад.
— А кто же их привел?
— Не знаю.
— Слышь, — обратился Лекарь к своему молодому помощнику, — пошустри по округе. Там их машина должна быть. И если их кто-то привел, то тот, кто привел.
Сыщики слегка дернулись в сторону.
— Руки. Руки на стол! — скомандовал Лекарь и резко ударил ближнего к себе следователя кулаком в живот. Так, что тот согнулся и лег на предложенное ему место.
— Вот так.
— Слышь, вернись. Свяжи им вначале руки, — приказал Лекарь, — только осторожно. Узлы не затягивай. Чтобы на коже не осталось никаких следов…
— Папа, что это? Зачем ты… — растерянно спросила наблюдающая за тем, что происходит, и ничего не понимающая дочь. Дочь, которая продолжала прижиматься к папе.
— Затем, дочка, — ответил банкир, — за тем самым, — и показал на разбросанные по полу пачки долларов.
Глава 34
Теперь их в комнате было только пятеро. Банкир, следователи, молодой бандит и девочка. Еще один бандит куда-то ушел. И все его ждали. Зачем-то ждали.
— Интересно, на что вы рассчитываете? — спросил из положения мордой вниз Грибов.
— На то и рассчитывает, — ответил за банкира лежащий в том же положении Григорьев. — Сорвать куш и, пока суд да дело, смотаться с деньгами за кордон. Вместе с женой и дочерью. Подальше от кредиторов.
— А вот здесь вы не правы, — не согласился банкир. — Я никуда не собираюсь уезжать. Вернее, не собирался до этого момента. Я, знаете ли, патриот. Я Родину люблю. Ее леса, поля, реки и недра. Тем более что на распродаже Родины сейчас такие бабки делаются, что «их» капиталистам и не снились. Особенно теми делаются, кто эти бабки имеет. В качестве начального капитала. Для раскрутки еще больших бабок…
Но теперь, кажется, мне придется изменить самому себе. Придется уехать. Потому что, честно говоря, достали вы меня, парни. Своей чрезмерной опекой. С самого начала кровь портили и в конце чуть все дело не завалили. Правильно про вас ваш генерал говорил — въедливые вы. Очень. Как москиты.
— И что вы собираетесь делать?
— Для начала пристрелить вас.
— И что это даст?
— Чувство глубокого удовлетворения.
— Но ваша дочь расскажет. Все, что видела. И миллион вам уже не пригодится. Ни здесь, ни за границей. Ваши купюры останутся сиротами.
— А она ничего не расскажет. Потому что… Потому что, по всей видимости, погибнет от случайной пули при освобождении заложницы бригадой следователей-любителей. Из-за их непрофессионализма и игры в частный сыск. И еще из-за того, что они полезли не в свое дело.
— Вы убьете свою дочь?
— Не я убью. Вы убьете. Потому что не оставили мне иного выхода. Она действительно видела все. И может это все рассказать всем Вы сузили границы возможностей
— Вот сука! — не сдержался, выругался Григорьев
— А вы глупцы. И генерал ваш, согласившийся помочь мне частным образом, тоже еще тот недоумок.
— Похоже, вы все рассчитали с самого начала…
— С самого. Мне нужен был беспроцентный кредит. Очень крупный кредит. Который мне никто бы не дал ни под какие гарантии. Кроме гарантии жизни моей дочери.
Я действительно учел все. Кроме вашей прыти. Не мог я предположить, что вы сможете на этот дом выйти до того, как я все доведу до логического конца. До отдачи денег и возвращения неизвестными злоумышленниками дочери. И исчезновения тех злоумышленников в неизвестном направлении. Но сейчас вы мне не оставили выбора.
— В чем выбора?
— В действиях. Теперь я вынужден нагораживать трупы. Чем больше трупов, тем больше веры. Мне веры. Изначально не должно было быть ни одного мертвеца, а теперь будет как минимум четыре — вы и найденный вами и привезенный сюда шантажист и…
— А я здесь при чем? — заныл приведенный из машины дядя Петя. — Я вообще ни при чем. Они меня напоили и заставили…
— «При чем». При том, что кто-то должен убить бравых следователей и погибнуть от их пуль сам. Без трупов картинка не сложится. Посудите сами: никем не уполномоченные следователи проникли в дом, там, пытаясь без согласования с начальством освободить заложницу, открыли стрельбу. В результате чего одна пуля по случайности попала в заложницу. Из одного из ваших пистолетов. Например, вот из этого. А две пули, выпущенные из пистолета преступника, угодили в следователей. Очень неудачно угодили, так что они скончались на месте, не успев дать никаких объяснений своему недисциплинированному поведению. Правда, в последний момент успели пристрелить террориста. За что им честь и хвала.
Ваши пистолеты мы, естественно, вложим вам в руки. А вот этот, мой, от пуль которого погибнете вы, — вон тому алкоголику. Который вообще-то ни разу в жизни оружие в руках не держал, но поведать об этом следователям, ведущим расследование, уже не сможет. И станет посмертно очень опытным террористом.
В результате все погибнут. Останусь только я и принадлежащие мне деньги.
Следователи молча лежали на столе.
— Ну что, убедительная мизансцена получается?
— А ребенка не жаль?
— Жаль. Но два миллиона жальче. Тем более что себестоимость приобретения детей и денег несопоставима. Дети добываются легче. Чем миллионы долларов.
— Сволочь ты, — сказал Григорьев, — и мразь.
— Нет. Предприниматель. Причем очень хороший предприниматель. Который может принести большую пользу своему отечеству. Если это отечество, в лице отдельных своих представителей, не будет ему мешать. Таковы правила узаконенной на сегодняшний день игры. В которых вы ни черта не смыслите.
Вы судите о бизнесе по вашей, не совместимой с бизнесом морали. А в бизнесе нет понятия плохо или хорошо. Есть понятие — отсутствие или наличие прибыли. Если прибыли нет — то это плохо. Если есть — то это хорошо, какими бы способами это «хорошо» ни достигалось. Бизнес регулируется прибылью, а не моралью! Мораль убыточна и, значит, вредна. Экономике вредна.
— И что, все бизнесмены такие, как вы?
— Все. Вернее, все удачливые бизнесмены. Которые служат прибыли, а не отношениям. А кто отношениям — те нищие бизнесмены. Или не бизнесмены. И еще все должностные лица, при минимальных окладах имеющие максимальные доходы. И политики, которые тоже играют по законам бизнеса; чтобы удержаться у власти, им нужны деньги. Очень большие деньги.
Не я придумал условия этой всеобщей игры. Я их только придерживаюсь. Не я объявил в стране период накопления начального капитала. Со всеми характерными для него атрибутами Дикого Запада. С разборками, воровством и стрельбой по живым мишеням. Другие объявили. И правильно сделали, что объявили. Потому что конкуренция требует движения капитала. Который как минимум должен быть А в стране нищих и нищего капитала капиталистическая экономика работать не будет. Нужен начальный, пусть даже нажитый преступным образом капитал, чтобы потом его перераспределять. Тем оживляя загнанную в гроб социализмом экономику.
— Другие своих детей за деньги не убивают, — жестко сказал Грибов.
— Другие убивают чужих детей. И в гораздо больших количествах. Тем убивают, что не дают им рождаться. И тем убивают, что не дают их родителям зарабатывать на жизнь себе и им. Вы посчитайте, сколько людей за последнее время умерло от суррогатов водки и продуктов? Сколько от отсутствия надлежащей медицинской помощи? Сколько от рук преступного элемента? Десятки тысяч! Это что — не убийство? Лишение жизни десятков тысяч людей — не убийство?
А ради чего лишения? Ради все того же — первоначального накопления капитала! Когда вначале надо создать хаос, а потом этот хаос соответствующим образом перераспределить. В результате чего получить один процент очень богатых людей. Пять — просто богатых. Десять — зажиточных. И остальных — прочих, положенных на алтарь зарождающегося капитализма.
Чем те, кто все это начал, лучше меня? Только масштабами своего бизнеса. Я готов положить на алтарь прибыли одну-единственную жертву. Они — тысячи. Соответственно я получу миллионы. Они — миллиарды. За мной будет бегать свора судебных исполнителей. Они останутся неподсудны.
При всем при этом я им не завидую. Все справедливо. Кто больше готов пожертвовать, тот больше должен получить навар. Прибыль. Которая прежде всего…
— Все готово, — сказал появившийся в двери Лекарь.
— Извините. Вынужден прервать свой экономический ликбез. Тем более он вам уже все равно не пригодится, — сказал банкир. — И вынужден распрощаться. Все остальное сделают без меня. А мне надо спешить. Надо вкладывать деньги. Потому что простой капитала — это тоже убыток. Деньги должны приносить деньги. Прощайте…
— Торговля исключена? — на всякий случай спросил Григорьев. — Хотя бы в отношении девочки?
— Торговля исключена. Теперь исключена. По вашей вине исключена. Вы вломились в хорошо и бескровно придуманную операцию. Как дикий слон в посудную лавку. Теперь я ничего не могу исправить. К сожалению, ничего. Я и так потерпел из-за вас убыток.
— Убыток?
— Да, прямой убыток. Потому что цена предоставленных мне услуг выросла втрое против номинала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22