«А может, не стоит его судить по нашим меркам, — промелькнуло в голове у Чаликовой. — В конце концов, каждый правит, как умеет. А его так учили...»Престол окружали многочисленные царедворцы, одетые почти столь же богато, как Путята. Среди них путешественники сразу узнали градоначальника князя Длиннорукого, стоявшего одесную царя, и главу Потешного приказа князя Святославского. Немного поодаль можно было заметить и боярина Павла.Слева от трона стоял небольшой столик, на котором сиротливо поблескивали те немногочисленные драгоценности, которые должны были считаться кладом царя Степана.Это показалось Василию несколько странным — убогость находок явно не соответствовала пышности приема, оказываемого кладоискателям. Оставалось удовлетвориться объяснением Рыжего, что царь ценит не столько результат, сколько прилежание. Хотя из слов Путяты этого вовсе не вытекало:— Очень благодарю вас, дорогие друзья, за ваше благородное дело. Вы и представить не можете, как ваша находка поможет нашему государству и народу. Низкий вам поклон от всей души!И Путята низко, чуть не до пола поклонился кладоискателям.— Ну, скажите же что-нибудь, — шепотом попросил Рыжий.Сказать ответное слово вызвалась Чаликова.— Благодарим за добрые слова, но едва ли это, — Надя кивнула в сторону столика, — очень сильно поможет вашему государству и народу.Путята проследил за взглядом Чаликовой, потом обернулся к вельможе, стоявшему за троном:— Лаврентий Иваныч, и это что, все? Ага, понимаю, вы решили преподнести гостям стриптиз.— Сюрприз, Ваше Величество, — вежливо поправил Лаврентий Иваныч и сделал знак в сторону одной из дверей.Двое молодых стрельцов внесли в палату огромные подносы со щедро наложенными драгоценностями, в которых Дубов и его товарищи тут же узнали то, что они накануне обнаружили в тайнике «за аистом» и там же оставили.При виде сокровищ рука Серапионыча непроизвольно потянулась во внутренний карман за скляночкой, и лишь отсутствие поблизости того, во что можно было бы влить ее содержимое, заставило доктора отказаться от сего благого намерения. Трудно сказать, что в этот миг творилось в душе Чаликовой, но понимая, что Путята наблюдает за ними, Надежда старательно изобразила на лице полное равнодушие. И лишь Василий негромко произнес:— Один — ноль.Впрочем, едва ли кто-то из бывших в Палате понял, что он имел в виду. Да никто и не прислушивался — общее внимание было ослеплено блеском драгоценностей.Единственным, на кого они не оказали должного впечатления, как ни странно, оказался князь Длиннорукий.— Государь, позволь мне уехать домой, — попросил он, подойдя к Путяте.— А что такое? — ласково глянул на него царь.— Супруга моя захворала, — сокрушенно промолвил градоначальник. — Вот хочу опытного лекаря найти...— А чего искать-то? — перебил царь. И возвысил голос: — Любезнейший Серапионыч, можно вас на пару слов?— К вашим услугам. — На ходу пряча скляночку обратно во внутренний карман, доктор не спеша подошел к трону.— Нужна ваша помощь, — сказал Путята. — Нет, не мне, и даже не князю, а почтеннейшей Евдокии э-э-э... Даниловне.— Очень, очень вас прошу! — князь даже уцепился за пуговицу Серапионыча, будто опасаясь, что тот убежит. — Я вас и отвезу потом, куда скажете, и заплачу, сколько попросите — только помогите!— Это мой долг, — с достоинством ответил доктор.— Ну так поедемте прямо теперь же, — не успокаивался князь. — Конечно, если вы, Государь, меня отпустите.— Да ради бога, ступайте, — великодушно махнул рукой царь. — Кстати, передайте супруге мой привет и пожелание скорейшего исцеления.— Передам, Государь, непременно передам, — зачастил Длиннорукий. — Так едемте же, Серапионыч, едемте!Исчезновения доктора и градоначальника никто не заметил, даже Дубов с Чаликовой. Пока все, кто был в палате, любовались и восхищались сокровищами, они подошли к боярину Павлу.— Пал Палыч, а что такое приключилось с княгиней Минаидой Ильиничной? — напрямую спросила Надежда. — Господин Рыжий что-то говорил, но мы толком ничего так и не поняли. Ведь она погибла?— Да, — печально кивнул боярин Павел. — И при весьма странных обстоятельствах.— При каких же? — вступил в беседу Василий. — Если это, конечно, не государственная тайна.— Да какая уж там тайна, — вздохнул Пал Палыч, — когда о ней весь город гудит... В общем, поскольку появились сведения, что жизнь Минаиды Ильиничны под угрозой, то Государь предоставил ей охранника, чьим заданием было сопровождать княгиню повсюду.— Что ж, разумное решение, — одобрил Дубов.— Однако все это очень скоро закончилось — охранник исчез бесследно, а в опочивальне княгини ее прислуга обнаружила... — Боярин Павел даже замялся, не решаясь договорить. — В общем, то немногое, что от нее осталось.— Херклафф, — побледнев, чуть слышно проговорила Надежда.— Что, простите? — не расслышал Пал Палыч.— Скажите, как выглядел этот охранник? — едва справившись с волнением, спросила Чаликова. — Такой приличный господин средних лет, со стеклышком в глазу, и выговор, как у иностранца?— Да нет, вид он имел самый обычный, — ответил боярин Павел. — Хотя погодите, княгинина горничная и вправду заметила, что он изъяснялся как-то не совсем по-нашему.— Ну ясно, это единственное, что ему не удалось скрыть, — отметил Василий. И успокаивающе положил руку Наде на плечо: — Не корите себя, Наденька, вы не виноваты. Вы же хотели, как лучше.Тут раздался громкий голос Путяты:— Господа, все налюбовались драгоценностями? В таком случае прошу еще немного внимания.Когда в царской палате затишело, Путята заговорил вновь — с волнением и оттого слегка путанно:— Вы, наверное, уже слышали, а кто не слышал, я скажу. У меня для вас очень печальная весть. Вчера лютой смертью погибла вдова князя Борислава Епифановича, княгиня Минаида Ильинична. И это несмотря на то, что ее плотно охраняли. Значит, наши враги не успокоились и вновь плетут свои злодейские сети. Но я сейчас о другом. После Борислава Епифановича остались трое малолетних детей, и наш общий долг — позаботиться о сиротах. Если возникнет надобность, я сам даже готов их усыновить.Терпеливо выслушав возгласы царедворцев о бесконечной доброте и благодетельности своего Государя, Путята продолжал:— Говоря о вещественном, о телесном, нельзя забывать и о вечном, о божественном. — Приняв постное выражение лица и возведя честные очи к побеленному потолку, Государь промолвил голосом тихим и проникновенным: — Я каждодневно молю Боженьку, чтобы он спас нашу землю от всех напастей и ниспослал нашему многострадальному народу счастие и благоденствие.А Надежде почему-то вспомнился Салтыков-Щедрин. Вернее, один из его нарицательных персонажей, Надя только не могла припомнить, какой именно. Но явно не Угрюм-Бурчеев.— Так вот, о духовности, — продолжал Путята. — Вы думаете, злато, сребро и чудные адаманты — это все, что привезли наши гости? А вот и нет. Стриптизы не кончились, господа! Прошу вас, Лаврентий Иваныч.Лаврентий Иваныч махнул рукой, и стрельцы внесли в палату два мешка и стали проворно выкладывать из них на дорогой персидский ковер содержимое: иконы и старые рукописные книги.— Два — ноль, — тихо проговорил Дубов.— Что вы с ним сделали? — Чаликова резко рванулась вперед.— С кем, простите? — Путята доброжелательно подался в ее сторону.— С доном Альфонсо! — почти выкрикнула Надя.— С доном Альфонсо? — переспросил Путята, как бы пытаясь что-то вспомнить, но безуспешно. — Что за дон Альфонсо? — оглянулся он на Лаврентия Иваныча.Тот извлек из-под кафтана записную книжку и, поднеся ее к самому носу, перелистнул несколько страничек.— Дон Альфонсо — это Ново-Ютландский рыцарь, мой Государь. Он втерся в доверие к нашим уважаемым друзьям, — Лаврентий Иваныч почтительно кивнул на Дубова и Чаликову, — а затем вероломно похитил все это, — Лаврентий Иваныч столь же почтительно кивнул в сторону мешков и их содержимого, — и пытался вывезти из страны.— Ай-яй-яй, вот ведь как нехорошо получается, — нахмурился царь. — И заметьте, господа, сей Ново-Ютландский подданный покусился даже не на золото, не на драгоценные каменья, а на самое заветное — на наше славное прошлое и на наши Святые Иконы! — И, многозначительно помолчав, Путята заключил: — А кое-кто все еще сомневается, что рыцари — не все, конечно, некоторые — куют крамолу на наши обычаи, на нашу древнюю веру!— Что вы с ним сделали? — с тихой яростью повторила Чаликова.— Об участи сего разбойника, сударыня, вам незачем беспокоиться, — бесстрастно глядя прямо в глаза Надежде, отчеканил Лаврентий Иваныч. — С ним поступили по справедливости.И Лаврентий Иваныч на миг приставил ладонь к горлу, как бы поправляя покривившийся воротник.— Ну ладно, довольно об этом, — поспешно проговорил Путята. — Давайте потолкуем о более приятном. Конечно, я прекрасно понимаю, что вы свершили это благодеяние не ради почестей и наград, и все же хотел бы вас чем-нибудь отблагодарить. И очень прошу — считайте это не платой за услугу, а знаком моего личного к вам расположения и глубочайшего уважения!.. Конечно, я мог бы подарить вам что-то из ваших же находок, но это, по-моему, было бы не совсем умно. Поэтому просите у меня всего, чего желаете — и я постараюсь выполнить. Госпожа Чаликова?— Ничего мне от вас не надо, — резко, почти грубо ответила Надежда.— Понимаете, Государь, нам действительно ничего не нужно, — попытался Василий сгладить Надину дерзость. — Для нас величайшим счастием была уже сама возможность побывать в Тереме, провести увлекательное разыскание и разгадать тайну. А наградой нам будет сознание, что мы принесли хоть какую-то пользу Кислоярскому народу.Услышав такое, Путята еще раз соскочил с трона и бросился пожимать руки Дубову и Чаликовой:— Вот они, золотые слова! Вот она, высшая бескорыстность, вот оно, истинное бессеребреничество! Казалось бы, кто мы для вас — чужая страна, чуждый народ... Нет, вы просто святые люди, и мне хочется пасть перед вами на колени, как перед ангелами, как перед святыми угодниками, как пред самим Господом Богом!И лишь вмешательство чернобородого дьяка удержало Путяту от действия, несовместимого с царским положением. А Надя гадала — был ли этот искренний порыв очередным фиглярством, или их бескорыстие и впрямь так проняло Путяту.— Ваше Величество, — обратилась Чаликова к царю, — ни мне, ни Василию Николаевичу действительно ничего не нужно. Но с нами был еще и Владлен Серапионыч. Теперь его здесь нет, но уверена, что он попросил бы вас об одной маленькой услуге.— И о какой же? — участливо спросил Государь.— Освободите из-под стражи невиновного человека.— В нашей стране, сударыня, невиновных людей под стражу не берут, — назидательно промолвил Путята. — Ведь мы строим правовое государство!Надежде очень хотелось сказать на это что-то очень грубое, даже неприличное, но когда было нужно, она умела сдерживать себя:— Разумеется, я не вправе ставить под сомнение работу ваших правоохранителей, но даже если этот человек виновен, то проявите милосердие, вспомните о его былых заслугах!..— Да, я далек от совершенства, но стараюсь в меру своих малых сил править милосердно и справедливо, — елейным «головлевским» голоском ответствовал Путята. — Однако, прежде чем явить великодушие, я должен услышать имя того злодея, за коего вы, госпожа Чаликова, столь усердно ходатайствуете.— Боярин Андрей, — сказала Надя. Царедворцы неодобрительно зашушукались, даже Василий осуждающе покачал головой, будто говоря: «Мало тебе Минаиды Ильиничны, мало тебе дона Альфонсо...»Единственным, кто воспринял Надеждино ходатайство спокойно и даже доброжелательно, был, разумеется, Путята:— Что же, я готов исполнить вашу просьбу, тем более, что она исходит не только от вас, но и от высокочтимого господина Серапионыча. Однако карать и миловать не совсем входит в мою компе... контепе... контемпен... в общем, в мое ведение. Но, по счастью, здесь находится большой знаток судебно-следственных дел. Прошу вас, боярин Павел!Боярин Павел подошел к престолу и встал рядом с Надей.— Уважаемый боярин Павел, что вы думаете о виновности или невиновности боярина Андрея?— Следствие продолжается, Государь, — сдержанно ответил боярин Павел, — но пока что никаких прямых доказательств его вины нет. А можно ли таковыми считать свидетельства, которые...— Пал Палыч, мы с вами не в суде и не в Сыскном приказе, — перебил Путята. — Скажите просто, по совести.— Я уверен, что боярин Андрей невиновен, — твердо заявил боярин Пал Палыч, вызвав еще один общий всплеск неодобрения.— Что ж нам делать-то? — на миг задумался Путята. И решился: — Ну, будь по-вашему. Совсем освободить боярина Андрея, конечно, даже я не вправе, и единственное, что я могу — так это разрешить ему перебраться к себе домой, но с лишением права выходить оттуда без особого дозволения... Нет-нет-нет, почтеннейшая, не нужно благодарностей, я лишь исполняю вашу просьбу и свой долг милосердия.— И тем не менее — спасибо вам, — тихо сказала Надя.Пока Чаликова разговаривала с царем, Дубов разглядывал царскую палату, которая казалась ему как бы продолжением своего хозяина: ощущалось в ней что-то неуютное, казенное, хотя вроде бы все было на месте: столы, стулья, ковры, занавески, цветы на подоконнике... И вдруг между двух горшков с цветочками, похожими на герань, Василий увидел серую мышку с длинным белым хвостом. Она сидела на задних лапках и, как показалось Дубову, внимательно наблюдала за происходящим. Заметив, что на нее смотрят, мышка скрылась за горшком, но не ушла — подрагивающий хвостик выдавал ее присутствие.Разумеется, наблюдая за мебелью, цветами и мышами, детектив прислушивался и к беседе.— А завтра вы будете моими личными гостями, — говорил Путята. — И вы, госпожа Чаликова, и вы, господин Дубов, и, само собой, ваш друг Серапионыч. Мы вам покажем соколиную охоту в наших пригородных угодьях. В своих краях вы ничего подобного не видали, уверяю вас!Соколиная охота никак не входила в планы Дубова и Чаликовой, равно как и прочие царские забавы — они собирались с заходом солнца уйти в свой мир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73