любители поиграть в чародеев делают это на свой страх и риск. Нам с Барнаром отводилась роль булыжников, которые отчаявшийся воин, только что потерявший в бою меч и копье, поднимает с земли, чтобы запустить ими во врага. Помочь ему в беде мы, конечно, не могли, но Камин тем не менее ухватился за нас, потому что мы оказались под рукой и потому что больше у него все равно ничего не было. Ситуация сложилась весьма патетическая, но мои глаза, как ни странно, оставались сухими. Какое бесчестье! Подумать только, Ниффт Проныра и Барнар Рука-Молот попались в силки, как две тетерки, и теперь, связанные по рукам и ногам магическими заклятиями, должны отправиться в ад, чтобы голыми руками воевать с демонами! По дороге назад в зал заседаний Совета нам с Барнаром хватило пары слов, чтобы договориться о дальнейших действиях. Только золото Повелителя Кнута могло смягчить муки уязвленного самолюбия.
Когда нас ввели в зал, этот внушительный индивид был по-прежнему на ногах и приветствовал нас августейшей гримасой, от которой мы, очевидно, должны были съежиться, как от порыва северного ветра. У него были толстые щеки и маленькие колючие глазки, но хмуриться он тем не менее не умел. Его шея нависала над вышитым золотом воротником туники толстым жировым валиком и наводила на мысль об отрезанной свиной голове, лежащей на прилавке мясника.
Советники были в основном старше Камина, и их молчание говорило вовсе не о почтении перед главой Совета, но об их нейтральной позиции в этом деле. За неделю, проведенную в городе, мы повидали достаточно, чтобы понимать, что все они люди состоятельные. Камин, будучи сыном самого почитаемого за всю историю города Повелителя Кнута, вполне мог рассчитывать на необходимый минимум поддержки со стороны населения и пользовался, в рамках разумного, уважением магнатов. Однако позорить свое имя ради него они, безусловно, не пожелают, а кроме того, кое-кто из них: уже выражал недовольство по поводу перспективы пребывания на традиционно выборной должности трех поколений одного семейства. Прошлое Уимфорта и нынешняя переделка, в которую он попал, ставили его отца в щекотливое положение, и, судя по высокомерному тону, которого последний держался с нами, он прекрасно отдавал себе в этом отчет. Ему наверняка хотелось, чтобы все было сделано быстро и без лишних дискуссий, в ходе которых члены Совета могли бы снова напомнить, каким тяжким бременем легли выходки Уимфорта на городскую казну в последнее время. Камин планировал забить нам свое предложение в глотку, не дав и слова вставить в ответ, и тут же выпихнуть прямо в ад.
– Теперь вы знакомы с условиями, – произнес он. – Если приведете мальчика живым, ваш приговор будет отменен. Совет уже одобрил эту меру. Так каков ваш ответ: путешествие или смерть?
Я поклонился.
– Хочу заверить твое могущество, что в одном мы с Барнаром сходимся безоговорочно: когда ты вот эдак выпрямишься, да нахмуришь брови и начнешь свирепо посматривать, то вид у тебя – внушительнее не придумаешь. Скажу больше: от одного взгляда на тебя у людей поджилки дрожат. Но если ты думаешь, что мы с Барнаром готовы сначала топать через весь первичный подземный мир, а потом еще и полоскаться в тамошней чертовой лужице за простое «спасибо и до свидания», то можешь отправляться туда сам. Мы согласны идти, но только на наших собственных условиях, от которых мы ни на йоту не отступим. А если тебе они не по вкусу, что ж, можешь снова вздернуть нас на дыбу. Мы лучше умрем, чем запятнаем свою репутацию мошеннической сделкой, которую ты предлагаешь.
Камин был одним из тех людей, вся сила которых заключается в привычке к успеху. Настоящей твердости духа в нем не было. Немного наглости, и он, выпучив глаза и покраснев как рак, замер перед нами с открытым ртом, не зная, что сказать.
– Ах ты, наглец, собака шелудивая! – пропыхтел наконец он. – Ах ты, крысеныш помойный, посмотри, как зазнался. Да я тебя сейчас прикажу… Да я велю…
– О да, твое высокочтимое могущество, – отозвался я. – Прикажи. Ты же можешь приказать все что угодно. Оно и понятно, распоряжаться куда безопаснее, чем делать что-то самому. Но имей в виду. Один раз тебе удалось нас обмануть. На этом все. Мы спустимся вниз, и благодари свою счастливую звезду, что в твои сети попались мы, а не другие. Наша репутация не позволит нам отступить. Кроме того, мы не из тех, кто отказывается от вызова, даже если речь идет о таком риске, как этот. Но заплатить тебе придется ту цену, которую мы сами назначим, и учти, герои стоят дорого. Вот так-то, мордастый мешок дерьма, содомит толстопузый, прыщ на ровном месте.
Я все-таки не устоял перед искушением совместить приятное с полезным. Но церемониться с ним в любом случае было нельзя. Если бы я хоть на минуту дал ему почувствовать слабину, он снова вздернул бы нас на дыбу и под пытками вырвал согласие действовать по его плану.
Камин едва не задохнулся от возмущения. Советники сидели тихо, как мыши, всеми частями тела впитывая каждое слово, чтобы впоследствии посмаковать их с друзьями. Повелитель Кнута вспыхнул, точно сигнальный огонь, и метнул грозный взгляд в сторону стражников. Те нерешительно сделали шаг вперед, но глава Совета не мог заставить себя вымолвить ни слова.
Наступил решительный момент. Теперь Камин должен либо приказать нас казнить, либо поинтересоваться нашими условиями. Мы заранее знали, какой выбор он сделает. И все же ему потребовалось порядочно времени, чтобы проглотить предложенное мною угощение. Наконец ему это удалось, причем не без достоинства. Он опустился в кресло, посидел немного, не отрывая взгляда от пола, затем поднял на меня лишенное всякого выражения лицо и спросил:
– Каковы ваши условия?
– Я продиктую, пусть твой писец запишет, а ты потом заверишь пункт за пунктом своей личной подписью и скрепишь печатью, как полагается.
– Хорошо. Я подпишу, если… если сочту ваше предложение приемлемым.
И я принялся диктовать. Если мы выйдем из ворот Темного Пути живыми и приведем назад его сына, живого и невредимого, то Камин обязан будет дать нам по одной верховой лошади, полный комплект нового оружия на каждого, клятву, что не отправит за нами погоню, свободу Чарналу, который отправится с нами, и четырех вьючных животных.
Чарнал мне, в общем-то, нравился, однако руководствовался я главным образом желанием избавиться от Крючка Жизни, а также и других возможных чародейских ухищрений, которые он мог незаметно запустить в нас вместе с охранными заклинаниями, нашей единственной защитой в пути. Что до вьючных животных, то к их назначению я перешел, только покончив со всеми остальными подробностями. Это заняло некоторое время. Перо, поскрипывая, поспевало за мной. Наконец я дошел до главного.
– Кроме того, к спинам вьючных животных должны быть приторочены четыре седельные сумки, в которых, упакованные в мешки из самой крепкой кожи и поделенные на четыре равные части, должны лежать сорок пудов золота.
Камин, не отрывая взгляда от сложенных на коленях рук, ждал, когда я назову истинную цену. Услышав мои слова, он вздрогнул, но головы не поднял и не промолвил ни слова. Судя по тому, что мы о нем слышали, сумма вряд ли превышала одну треть его личного состояния, а на помощь из кармана муниципалитета надеяться ему явно не приходилось. Неплохо было бы, конечно, запросить две трети, но чрезмерная жадность наверняка навлечет на нас погоню, от которой мы, нагруженные тяжелой поклажей, не сможем уйти и останемся в дураках. Перо перестало скрипеть. Принесли воск и свечу. Камин по-прежнему не шевелился, и я уж подумал было, что воск застынет снова, прежде чем он на что-нибудь решится. Наконец, тяжело крякнув, он сорвал с пальца перстень с печаткой, окунул ее в воск и со всего размаха приложил к пергаменту, предварительно поставив на нем размашистую роспись по всей длине. После этого он уставился на меня ненавидящим взглядом, точно я был воплощением какой-то неведомой болезни, которая нежданно-негаданно навалилась на него невесть откуда. Желчь во мне взыграла, и я погрозил ему кулаком.
– Клянусь Черной Трещиной, Камин, – прорычал я. – Пойти бы тебе с нами. Тогда плата наверняка показалась бы слишком маленькой.

VI

Ведущие в подземный мир ворота, известные как Темный Путь, представляют собой ствол заброшенной шахты в Рудных горах, каменистом хребте, покрытом выпирающими из земли, точно кости, булыжниками, что протянулся на самой границе с пустыней. Мы добрались до него ветреным, насквозь промытым солнечным светом днем. Пока наши кони карабкались по крутым склонам, направляясь к вершине хребта, мы с Барнаром не отрывали глаз от бескрайнего голубого неба. Никто из провожатых не мог разделить владевшее нами в тот момент чувство. Вокруг нас ветер бормотал что-то, пробираясь меж голых камней пустынного края, – я всегда любил этот звук, полный грусти и тайны.
Мы уже приближались к вершине, как вдруг ехавший позади Чарнал ткнул меня в спину и молча указал на дно иссохшей долины внизу. Там, у самого подножия холмов, я увидел развалины какого-то города. В свое время он был довольно велик, но состоял из одних только деревянных строений. Уцелевшие местами стены, выбеленные солнцем и ветрами, ощетинившиеся остатками давно засохшей ежевики, приводили на память выцветшие от времени чешуйчатые панцири насекомых, болтающиеся в запыленной зимней паутине. В основном же определить, где раньше стояли дома, можно было лишь по полосам растительности, особенно буйно разросшейся там, где истлевшие бревна и доски удобрили скупую почву предгорий.
– Западная Кузница, – произнес он.
Одним словом удалось ему передать ощущение всей полноты кипевшей здесь некогда жизни: выстроенных на скорую руку таверн, полных шлюх и шулеров, горячих ночей исступленных плясок и легко вынимавшихся из ножен клинков. За двадцать лет город не успевает пустить корни, но зато может сделаться большим и многолюдным. А потом наступил день, когда здесь, высоко в горах, рудокопы углубили шахтовый ствол всего на один ярд больше, чем следовало. Пронзенная сердцевина горы содрогнулась, дала трещину и обрушилась в бездну, о существовании которой никто не подозревал. Тем, кто находился в то мгновение ближе к выходу, повезло: они смогли еще раз увидеть свет дня, прежде чем их настигли. Но вырвавшийся из подземелья ужас лавиной устремился в долину, на ничего не подозревающую Кузницу, жителей которой некому было предупредить. И тогда на улицах города раздались новые, неслыханные прежде песни, и многие плясали несколько ночей и дней подряд, не в силах вырваться из жестоких нечеловеческих объятий. Неослабевающим потоком изливались тьма и зло из сердца горы, пока один из Лиги Старейшин не узнал об этом и не устремился, оседлав крылатого раба, к Рудным Горам, чтобы залатать брешь между мирами.
Но вот мы приблизились к выходу из шахты. Один ее вид вызывал непреодолимое отвращение – резкая боль пронзила меня насквозь, будто каменный свод и впрямь коснулся на мгновение моего обнаженного глазного яблока. Темный Путь. Бездонная дыра, до краев заполненная мраком. Рот прокаженного, вечно изрыгающий безмолвную хулу в лицо небу. Мы с Барнаром спешились и подошли к порогу.
Там мы словно заглянули в какую-то петлю во времени, ибо внутри шахты все орудия рудокопов Западной Кузницы лежали абсолютно целые, без единого пятна ржавчины, точно и не сменилось три поколения с тех пор, как произошла катастрофа. Не веря своим глазам, мы оглянулись назад, в долину, где покоились, точно осколки обглоданных костей, останки города, а потом снова устремили взгляд внутрь шахтового ствола, на погруженные в безвременье подземного мира предметы, изготовленные человеческими руками. Пережив породивший их город, они стали немыми свидетелями искусства и изобретательности его мастеровых, последним памятником надеждам и жизнерадостности его обитателей.
Никогда раньше не приходилось мне слышать о методе разработки земных недр, хотя бы отдаленно напоминавшем этот. В Западной Кузнице жили превосходные кузнецы. Они изготовляли железные вагонетки для транспортировки руды, с железными же колесами, которые бежали по двум металлическим желобам, укрепленным на земле строго параллельно друг другу и соединенным поперечными деревянными перекладинами. Вагонетки передвигались при помощи толстых тросов, которые натягивались лебедками, – одна из них стояла прямо возле шахтового устья, на самом виду. С первого взгляда становилось ясно, какие чудовищные грузы ворочала некогда эта система, причем без малейшего сбоя или напряжения.
Но теперь все эти мерцающие во мраке стальные орудия застыли в молчании, проглоченные и навеки погребенные силами, в сравнении с которыми самые хитроумные человеческие изобретения и самые смелые предприятия все равно что песочные замки против разбушевавшихся океанских валов. Стоя у входа, мы остро, как никогда раньше, ощутили отчаянное безумие нашей попытки. Что такое все наше оружие против этих груд обездвиженного железа? У нас было два меча, два палаша, две пращи, два щита, два длинных и два коротких копья. Но это еще не все, нет, далеко не все! Кроме этого, Чарнал снабдил нас тремя заклятиями. Одно, Благословение Путника, ощущалось странной пустотой в горле и желудке. Пока оно действует, нам не захочется ни пить, ни есть. Второе именовалось Заговором Быстрой Крови. Впечатление было такое, будто мы приняли хорошую дозу веселящей травы. Мои мышцы стали упругими и напряженными, точно свора готовых к нападению крыс, а вены так вздулись, что мне все время казалось, будто вокруг моих рук обвились змеи. В ситуациях, где все будут решать выносливость и быстрота реакции, это нам, без сомнения, пригодится. Третьим заклятием был Крючок Жизни. От него слегка болело сердце – не все, а крохотный участок. Так иногда дают о себе знать шрамы от старых ран – плоть вспоминает пережитую когда-то боль. На этот раз в выигрыше были не мы, а наши похитители.
Ощущение полного одиночества охватило нас, должно быть, одновременно, ибо мы, не сговариваясь, обернулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24