villeroy boch hommage 

 

Однако на данный момент у Раны и Херд было в наличии все необходимое, чтобы дождаться нового приказа гигантского разума.
До тех пор им предстояло жить в роскоши. У них была роскошь, и они были друг у друга.
Рана Хартер села и отдышалась после тяжелых для нее минут, проведенных на морозе. Она подняла руку, в которой держала маленький походный диагностический аппарат, и даже это усилие далось ей с трудом. Каждую ночь она спала все дольше, и ей снились яркие, но абстрактные сны из странных символов, содержавшихся в ее мозговом «компьютере». И все же счастью Раны не было конца. Об этом заботились лекарства – регуляторы выброса допамина.
Пулевое отверстие у нее в груди давно затянулось. Только в первую ночь после ранения Рана страдала от жара, но первая же ампула с нанопрепаратом из аптечки Херд принесла облегчение. А вот тяжесть в груди все не проходила. Наоборот, она становилась все сильнее и сильнее, и Ране с каждым днем было все труднее и труднее дышать.
Она включила аппарат. Его экранчик засветился и показал всю медицинскую информацию. Рана выключила прибор. Она уже столько раз видела эти сведения и прекрасно знала, что ее единственное здоровое легкое с каждым днем сдает. Между грудной клеткой и легким медленно скапливалась жидкость, и из-за этого дыхание вырывалось из горла у Раны так, будто на грудь ей давили кулаком. Спасти могла только операция. Но как ни умна, как ни умела была ее возлюбленная, рикс, о хирургической операции здесь, в ледяной пещере, и речи быть не могло.
Тонким чувством юмора Рана не обладала никогда. Обстоятельства ее жизни были настолько незатейливы, что такое чувство и не требовалось. Однако она ощущала иронию нынешней ситуации: она была окружена всем, чего только когда-либо желала. Со всех сторон – роскошь, приметы богатства. Невидимое божество, в существование которого она всегда верила. Возможность беспрепятственно пользоваться собственным мозговым «компьютером» в надежном убежище буквально на краю света. И еще – возлюбленная, наделенная чужой, инопланетной красотой. Свирепая, жестокая защитница, чьи грация, странный ум и фиолетовые глаза открывали для Раны новые восхитительные миры.
И страшная реальность: всего через несколько дней Рана должна была умереть.
Она отворачивалась от этих мыслей. Так ребенок не обращает внимания на легкий дождик. Эти мысли не могли ослабить ее счастье. Что бы ни случилось, ей – одной-единственной из триллионов людей – так ослепительно повезло.
«Наверное, смерть нашла меня», – решила для себя Рана Хартер.
Она уже пребывала в раю.

СЕНАТОР

Нара Оксам крепко сжала поручень и только потом решилась вывести лекарство из своей кровеносной системы.
Прохладный ветер поздней ночи едва заметно раскачивал балкон. Его движение сдерживалось противовесами, которые перекатывались внутри деревянного помоста под босыми ступнями Нары. Под тихо поскрипывающими декоративными цепями была скрыта система полимерных волокон, каждое толщиной с палец. Эти волокна (согласно строительной рекламе) могли выдержать вес африканского слона даже во время одного из тех кориолисовых шквалов, которые порой налетали на столицу ближе к концу лета. Если бы сенатор Оксам оступилась и упала, ее бы сразу же окутала окружавшая все здание невидимая сеть, предназначенная для спасения самоубийц. Затем Нару доставили бы на ближайший обзорный уровень, пятью этажами ниже. Ну, а на самый крайний, самый непредвиденный случай балкон был укомплектован маленьким вакуумным дирижаблем, который хранился в сложенном состоянии под столиком. Раскрывшись полностью, дирижабль обладал достаточной подъемной силой для того, чтобы принять на борт сенатора и двадцать ее гостей и мягко опустить на землю.
Однако животные инстинкты у людей чрезвычайно сильны, и эмпатический дар Нары никогда не позволял ей забывать об этом. Обычных мер предосторожности не хватало для того, чтобы избавиться от головокружения, возникавшего, когда стоишь на двухкилометровой высоте. Костяшки пальцев у Нары побелели. Лекарство покидало ее организм.
Специальный противоэмпатический браслет издал привычное шипение. Устройство ввело в кровь Нары очищающий нанопрепарат. Через несколько минут от города повеяло первыми волнами эмоций. От жилых башен, возвышавшихся к северу от Алмазного Дворца, исходил мыслительный шум. В этих приземистых некрасивых сооружениях обитало множество людей. Каждое из них вмещало более сотни тысяч представителей самого многочисленного класса обитателей столицы – мелких чиновников-бюрократов, занимавшихся наблюдением за прохождением налогооблагающихся сделок. Каждый администратор из тех, что трудились на планетах восьмидесяти систем, входивших в состав Империи, имел здесь, в столице, на планете, называемой Родиной, своего дублера, еще одну пару глаз, которая бдительно следила за тем, чтобы Император и Сенат получили свою долю. Живя на Вастходде, Нара знала о существовании этой армии бюрократов, но информация носила абстрактный характер, и лишь теперь, понимая, что восемьдесят миров сконцентрировались здесь, в одном городе, она осознавала фантастические масштабы Империи. Громадные грузовые звездолеты каждый день стартовали со столичного космопорта. Они доставляли все необходимое для того, чтобы связь работала мгновенно и непрерывно. На это тратились огромные средства, но всеведение Императора подразумевалось само собой, как догмат Священного Писания.
По мере того как уровень ее эмпатии нарастал, Нара начала ощущать динамику перемен. Тысячи бюрократов возвращались по домам, когда ночь наступала на населенных континентах в нескольких световых годах от Родины, а тысячи просыпались, чтобы рассеяться по невысоким, лишенным окон административным зданиям, когда занимался день над каким-нибудь мегаполисом на другой из восьмидесяти планет. Военная лихорадка по-прежнему будоражила столицу в целом, однако звуки мыслей этих бесчисленных малых мира сего не были способны перекричать грохот шестеренок Империи.
Нара задумалась о том, а чем же занимались представители надзора на Легисе – теперь, когда планета отрезана от имперской информационной сети. Вся планета, за исключением нескольких военизированных учреждений и «Рыси», была намеренно превращена в черное пятно с тех пор, как власть над инфоструктурой Легиса захватил риксский гигантский разум. Император отказался от прямого правления над целой планетой только ради того, чтобы ненавистное детище риксов оказалось в изоляции.
Какое оскорбление для имперской гордыни!
В огнях столицы тускнел свет звезд на ночном небе, и Нара почувствовала, как далеко от нее Лаурент и как она беспомощна. Если «Рысь» погибла слишком внезапно и не успела передать последнее сообщение, то пройдет восемь часов, прежде чем с ленивой скоростью константы весть об этом происшествии доберется до телескопов Легиса. Почти целый день неведения.
Военный совет проголосовал несколько часов назад. А сейчас сражение уже могло начаться.
И ее возлюбленный уже мог быть мертв.
Эмпатия нарастала и нарастала, и сенатор Нара Оксам начала ощущать отчаянные мысли, доносившиеся со стороны Парка Мучеников, контуры которого были усеяны светящимися точками. Адепты культов почитания предков воздвигли в этом парке фигуры женщин-риксов с пустыми глазницами – высоченные статуи, наполненные карикатурными искусственными органами. Статуи пылали, и во все стороны расползался запах горелой пластмассы. Выступления фанатичных приверженцев Императора со времени убийства его сестры с каждым днем становились все более многолюдными.
Даже Нара, закоренелая секуляристка, все еще ощущала шок, пережитый в то мгновение. Дитя-императрица Анастасия, в конце концов, была Первопричиной, главной героиней детских сказок и стихов. Какой бы ненавистью Нара Оксам ни пылала к тому процессу, с помощью которого давным-давно была излечена болезнь Анастасии, но Дитя-императрица и ее брат были неотъемлемой частью того мира, в котором Нара жила. И не важно, что возраст Анастасии исчислялся шестнадцатью столетиями. Она до сих пор выглядела двенадцатилетней девочкой – такой, какой была в день своей смерти.
На любой нормальной планете она бы умерла давным-давно, но теперь казалось жутким и несправедливым то, что она вообще ушла из жизни.
В этот поздний час большая часть столицы спала. Дикий зверь коллективной человеческой психики вел себя на редкость спокойно, и сенатор Нара Оксам наслаждалась минутами собственного психического здоровья. Она попробовала ощутить излучение, исходящее от Алмазного Дворца, но почти ничего не почувствовала – слишком холодны были умы бессмертных сотрудников Аппарата, а у солдат императорской элитной гвардии мысли были вышколены, как и поведение.
– Почему? – тихо произнесла Нара, думая о плане Императора.
Город внизу закружился. Война взбудоражила даже сны столицы.
Нара представила себе ядерный взрыв в небе над головой – то, как там расцветает внезапная яркая звезда. В то же мгновение должна была распространиться волна электромагнитного импульса, и тогда погасли бы все огни, и вся столица превратилась бы в скопище черных силуэтов, подсвеченных только заревом взрыва и пожарами, пылавшими в парке. Несколько секунд спустя, какими бы «чистыми» ни были бы боеголовки, ударная волна сотрясла бы этот дом, разбились бы стекла, наверняка пострадала бы система защиты балкона, и на улицы обрушился бы дождь осколков.
Вот такая участь ожидала далекий Легис в том случае, если бы Лаурент Зай проиграл сражение.
Ядерная атака могла уничтожить риксский гигантский разум, но при этом Легис был бы отброшен назад, в пучину темных веков. После авиакатастроф и отказа медицинских систем, после эпидемий, волнений и просто-напросто голода – всего того, что сопровождает разрушение инфраструктуры, на Легисе, по оценкам Аппарата, должно было погибнуть сто миллионов человек.
Для планеты, население которой исчислялось двумя миллиардами, это было все-таки лучше, чем соотношение «один из десяти». Но как бы то ни было, все это означало страшную уступку смерти, Древнему Врагу.
Нара снова посмотрела в ту сторону, где стоял Алмазный Дворец. Что же могло стоить гибели ста миллионов человек?
Эмоциональный шум, исходивший от столицы, становился все громче. Сознание Нары теряло защиту, и в ушах у нее звучал сердитый хор голосов. Она чувствовала, как в бессонных башнях на юге – центрах свободного рынка – нервно напрягается ситуация с фьючерсами трудовой занятости, как невидимая волна сметает на своем пути титулы и извинения, как все быстрее крутятся жадные колеса военной экономики. Шум набирал частоту, превращался в скрежет, и вновь перед мысленным взором Нары предстало старое видение: похожая на огромное облако стая чаек кружилась в небе над окровавленным, умирающим существом, и этим существом была Империя.
Наре Оксам показалось, что она почти уловила нечто фатальное, нечто тайное в эти мгновения безумия, когда, отказавшись от лекарства, она приняла на себя эмоциональный удар всей массы столицы – этой уменьшенной копии Империи. Нара понимала: что-то в Империи окончательно сгнило, коррупция изгрызла те нити, которые связывали между собой восемьдесят миров. И еще она понимала, что, как бы страстно она ни боролась с засильем императорской власти, мысль о том, насколько безнадежно все в Империи разрушено, пугала ее. Перед Оксам возник темный силуэт и заслонил собой огни города. Сенатор моргнула, пытаясь избавиться от этого видения, но безмолвный крылатый призрак не исчез. Оксам отступила на несколько шагов. На мгновение она была почти убеждена в том, что кроме эмпатического слуха у нее появилось и эмпатическое зрение, и теперь это видение поглотит ее.
Но вдруг вторичным слухом Оксам уловила знакомый звук. Он настойчиво пробивался к ней сквозь шумы города. Нара закрыла глаза, и некая нетронутая безумием часть ее сознания узнала его: это был сигнал, призывавший ее на заседание военного совета.
Пальцы Оксам потянулись к браслету, и она рефлекторно ввела себе дозу лекарства, снижавшего уровень эмпатии.
Когда она открыла глаза, то снова увидела темный силуэт. Ее терпеливо ожидал имперский аэромобиль. Его элегантное крыло было протянуто к краю балкона.
А вторичным зрением Нара прочла послание: «Сражение началось. Император приглашает к себе членов военного совета».
Нара с горечью покачала головой. Лекарство вновь подавило ее эмпатическое восприятие, и столица притихла. Ей даже не было позволено в одиночестве дождаться вестей о Лауренте и Легисе. Императору и его военному совету – тем немногим, знавшим, что поставлено на карту, – нужны были свидетели, которые бы увидели, как разворачивается осуществление их несчастного плана.
Нара Оксам перешла в ожидавший ее аэромобиль по крылу, даже не подумав переодеться. На ее родной планете, Вастхолде, на похороны ходили босиком и в самой простой одежде.
В ближайшие несколько часов Лауренту Заю предстояло либо спасти жизнь ста миллионов человек, либо погибнуть, пытаясь сделать это.

КАПИТАН

Капитан Лаурент Зай был в центре торжества огней и звуков, воцарившегося в командном отсеке.
Битва началась.
Оба корабля пустили в ход армады дронов, и вот теперь два громадных облака соприкоснулись краями. Это касание происходило всего в половине световой минуты от «Рыси». Там бились друг с другом автоматизированные дроны – соперничающие за преимущество застрельщики обоих войск. Исход этих первых поединков по-прежнему оставался загадкой; только самые крупные из корабликов-разведчиков и те дроны, которые управлялись дистанционно, были оборудованы устройствами сверхсветовой связи. И если бы дроны «Рыси» проиграли сражение на переднем крае, то риксы, преимущество которых и так было вполне весомым, выиграли бы и в разведывательном отношении.
Такова была отчасти цена безумного стратегического плана Зая.
1 2 3 4 5 6 7 8


А-П

П-Я