Ребята и так им здорово насолили.
Горнист глубоко вздохнул и резко протрубил. Сигнал состоял из девяти нот: первые восемь слились в одну, а последняя была гаммой выше. Звук горна отразился от далеких холмов и Шарп, глядя в подзорную трубу, увидел, как обернулся французский генерал.
— Еще раз, парень, — сказал Шарп горнисту.
Звук горна сыграл двоякую роль. Он отдал приказ стрелкам покинуть позиции и вернуться обратно на гребень холма и одновременно дал понять неприятелю, что его ожидает более грозный противник, нежели партизаны. Французы уже сталкивались с обученной пехотой — отрядами-ветеранами. Убедившись, что француз посмотрел вверх в надежде отыскать взглядом горниста, Шарп обернулся и крикнул, обращаясь к Добровольцам Принца Уэльского:
— Батальон! Направо! Вперед… — он сделал паузу, — марш!
Они зашагали вперед в безупречном порядке, две шеренги людей под знаменем полка.
— Батальон! — крикнул Шарп, когда отряд достиг вершины холма. — Стой! Надеть штыки!
Шарп был у французов как на ладони. Враги понесли потери, они и без того были в панике, а теперь им предстояло подняться по высокому, крутому, скользкому склону холма, где их уже ждали, сверкая на солнце, английские семнадцатидюймовые штыки.
Знаменосец Николс подошел и встал рядом с Шарпом.
— Что мы делаем, сэр?
— Дразним лягушатников, мистер Николс. Смотрим, достанет ли у них храбрости подняться наверх и сыграть в эту игру.
— И они поднимутся?
— Сомневаюсь, парень, — ответил Шарп. — Сомневаюсь.
— Почему, сэр?
— Потому что мы собираемся им кое-что продемонстрировать, вот почему. Старший сержант?
— Сэр? — отозвался Харпер.
— Три залпа, старший сержант, беглым огнем.
— Да, сэр.
Расстояние было слишком большим для гладкоствольных ружей, но Шарп и не собирался больше никого убивать. Он и так уже убил слишком многих — больше, чем хотелось бы. Рождество должно нести мир, а не смерть. А потому он собирался дать французам четкое представление о том, что ждет их на вершине холма. Он хотел показать, что на этот раз они столкнулись с ветеранами, которые могут стрелять из ружей быстрее, чем кто-либо на земле, и подняться на холм означает ступить на дорогу в ад. И, если удача будет на его стороне, они откажутся от этой идеи.
— Отойдите назад, мистер Николс, — сказал Шарп и отправил знаменосца за шеренги готовых к бою солдат. — Давай, сержант!
Харпер приказал снять штыки и зарядить мушкеты. Когда приказ был выполнен, он глубоко он набрал полную грудь воздуха и крикнул.
— Четвертая рота! Пятая рота! Огонь!
Две центральные роты выстрелили одновременно. Мушкеты врезались им в плечи, и над холмом поднялся серый пороховой дым.
Больше команд он не отдавал, но как только центральные роты стреляли, соседние отряды взводили курки. Каждая рота была разбита на два взвода, и каждый взвод ждал, чтобы выстрелил соседний, прежде чем стрелять самому. Для французов это должно было выглядеть как волна дыма и пламени, бегущая вдоль шеренги солдат.
Любой отряд может стрелять подобным образом. Что испугало французов, так это скорость, с которой один выстрел следовал за другим. Шарп с одобрением заметил, что роты в центре успели перезарядить мушкеты, прежде чем очередь стрелять дошла до крайних флангов батальона. Наконец выстрелили и они. По рядам вновь прокатилась рябь — солдаты в центре опустили тяжелые приклады на каменистую землю и откусили верхушки нового патрона.
Грянул второй залп (пули вновь ушли в «молоко»), пауза — и раздался третий. Демонстрация силы удалась. Лучшее пехотное подразделение показало, что оно действительно лучшее. Ничто не могло яснее убедить врага повременить с наступлением.
Но Пикар был не из тех, кто прислушивается к предупреждениям. Шарп, стоя на вершине холма, увидел, что французы снова готовятся наступать.
И в этот же момент далеко на юге, где пикет охранял дорогу, ведущую в Испанию, раздались выстрелы. Шарп стремительно развернулся. Он понял — приближается еще один враг.
Часть II
— Капитан д'Алемборд! — закричал Шарп.
— Сэр?
— Вы остаетесь здесь, Дэйли, — сказал Шарп. — Я возьму вашу лошадь.
Французская бригада между тем выстраивалась в колонну. Это могло означать только одно — они собираются идти в атаку прямо на холм. Но прежде чем двинуться вперед, первая шеренга дала мушкетный залп по пятнадцати бочкам, по-прежнему стоящим на дороге — остаткам изобретательной и смертельной ловушки, подстроенной Шарпом.
В бочках больше не было пороха (у Шарпа был ограниченный запас), но французы этого не знали. Их залпы расчистили дорогу. Тем временем часть солдат карабкалась на склоны по обеим сторонам маленькой долины, преследуя отступивших стрелков. Потребуется еще час, прикинул Шарп, прежде чем французы смогут начать наступление. И когда они выступят, то вряд ли будут полны энтузиазма — они ведь видели, что их ожидает.
Однако с юга двигалась еще тысяча французов, и они собирались предпринять отчаянную попытку покинуть Испанию. Они знали: чтобы попасть домой, им придется с боем прорываться через ущелье. Тысяча отчаявшихся людей может быть более опасна, чем бригада. И теперь Шарп гнал лошадь по деревне, туда, где оставил пикет.
— Они еще далеко, сэр, — возбужденно доложил капитан Смит. Он беспокоился, что слишком рано поднял тревогу.
— Вы все сделали правильно, — заверил его Шарп, доставая подзорную трубу.
— Что происходит там, позади, сэр? — спросил Смит.
— Мы показали лягушатникам пару фокусов, но они, кажется, все еще хотят сражаться. Не беспокойся, им не удасться встретить Рождество здесь.
Теперь он увидел французских беженцев. Впереди — драгуны, за ними пехота, одна телега. Никаких пушек, а в середине — толпа женщин и детей.
— Отлично, — тихо сказал Шарп.
— Отлично, сэр? — переспросил Смит.
— С ними женщины, капитан, и они не захотят, чтобы им причинили вред, верно? Возможно, это убедит их сдаться. — Шарп замолчал, заметив металлический блеск над темными киверами пехотинцев. — И возможно, у батальона будет прекрасный подарок на Рождество. Французский Орел! Можно было догадаться!
Он сложил подзорную трубу и прикинул, сколько у него времени. Колонна еще в добрых двух часах ходьбы, этого должно хватить.
— Продолжайте наблюдение, — сказал он Смиту, вновь вскочил в седло д'Алемборда и поскакал назад, к границе. Теперь все решало время.
Если бригада начнет атаку в тот же самый момент, когда гарнизон подойдет к деревне, мы влипли, думал Шарп. Но, вернувшись к отряду, он с облегчением увидел, что неприятель уже расчистил себе дорогу, а вольтижеры расположились на склоне, готовые к нападению. Задача вольтижеров заключалась в том, чтобы двигаться свободным строем и беспокоить англичан прицельным ружейным огнем. Чтобы предотвратить это, Шарп послал в сражение своих собственных стрелков.
— Мистер д'Алемборд! Рота! Стреляйте в вольтижеров!
Французы храбры, думал Шарп, но и глупы. Они знают, что их ждет залп мушкетного огня, но их генерал не желает отступить, не пролив побольше крови. Что ж, Шарп был готов пойти ему навстречу. Он уже догадался, что противник неопытен: вольтижеры не атаковали, а наоборот, пытались остаться вне досягаемости винтовок. Дети, думал он, со сборного пункта их бросили прямо в бой. Это жестоко.
Французская колонна двигалась вслед за вольтижерами. Она выглядела угрожающе, но колонны всегда выглядят именно так. В этой было тридцать рядов в ширину и шестьдесят в глубину: большая и сплоченная группа людей, которой приказали штурмовать неприступную высоту под ураганным огнем. Это было убийство, а не война, а убийцей был французский командир. Шарп вызвал своих стрелков и отправил их на юг, к пикету Смита. Если впереди гарнизона будут скакать драгуны, их встретит огонь винтовок.
— Вы остаетесь здесь, — сказал Шарп д'Алемборду. — У меня для вас есть задание.
Колонна утратила стройность, пытаясь срезать угол на извилистой дороге. Теперь французы приближались, противников разделяла не более чем сотня шагов, и Шарп видел: несмотря на холод, французы вспотели. Они устали, и всякий раз, когда они смотрели вверх, то видели лишь офицеров на гребне холма. Шеренга солдат в красных мундиров была скрыта от глаз французов, и Шарп не собирался выдвигать ее вперед до последнего момента.
— Отличное время для залпа, — заметил д'Алемборд.
— Еще минуту, — ответил Шарп. Он уже слышал грохот барабанов в центре колонны. И хотя барабанщики исправно делали паузы, давая бригаде возможность выкрикивать «Vive l'Empereur!», голоса солдат были едва слышны. Эти люди были напуганы, истощены и очень осмотрительны. Осталось пятьдесят шагов.
— Сейчас, сержант! — сказал Шарп. Он отступил назад, уступая дорогу шеренгам, и постарался забыть о жалости к французам, которых собирался убить.
— Огонь! — закричал Харпер, и вся шеренга выстрелила в унисон, так что пули, найдя цель, слились в один смертельный удар. — Взвод, огонь! — вновь крикнул Харпер, не дожидаясь, когда затихнет эхо первого залпа. — От центра!
Теперь Шарп не мог видеть врага: поле битвы заволокло серым пороховым дымом. Но он мог представить себе тот ужас, что творился там. Возможно, все французы в первой шеренге были убиты или умирали, и большинство во второй — тоже. Те, что шли позади, подталкивали впереди идущих, которые спотыкались о своих мертвых или раненых товарищей. И едва они оправились от первого залпа, огонь возобновился.
— Целься ниже! — кричал Харпер. — Целься ниже!
Воздух наполнился удушливым запахом пороховой гари. Лица солдат были в крапинках пороха, а бумажные оболочки патронов, выбрасываемые из ружей после каждого выстрела, тлели в траве. Снова и снова гремели залпы, люди палили вслепую, ничего не видя в дыму, сея вокруг смерть. Снова и снова они заряжали, забивали и стреляли, и Шарп не видел, чтобы хоть один из его полка упал. Он даже не слышал свиста французских пуль. Старая история: английские войска разбили французскую колонну. Английские мушкеты сокрушили голову колонны и ее фланги, утопили ее центр в крови.
Шарп отправил человека, чтобы тот обошел дымовую завесу и взглянул на поле битвы.
— Они бегут, сэр! Они бегут! — возбужденно выкрикнул тот. — Бегут, черт побери!
— Прекратить огонь! — рявкнул Шарп. — Прекратить огонь!
Дым медленно рассеивался, открывая взору жуткую картину: кровь, ужас, искалеченные тела. Колонна встретилась с шеренгой. Шарп обернулся.
— Мистер д'Алемборд!
— Сэр?
— Возьмите белый флаг и скачите на юг. Найдите командира гарнизона. Скажите ему, что мы разбили французскую бригаду, и точно также разобъем их, если они не сдадутся.
— Сэр! Сэр! Пожалуйста, сэр! — знаменосец Николс подпрыгивал на месте позади д'Алемборда. — Можно я пойду с ним, сэр? Пожалуйста, сэр. Я никогда не видел лягушатников. Во всяком случа вблизи, сэр.
— У них рога и копыта, — сказал д'Алемборд и улыбнулся, заметив замешательство Николса.
— Если ты отыщешь лошадь, — сказал Шарп знаменосцу, — то поезжай. Но помалкивай! Говорить будет д'Алемборд.
— Да, сэр, — сказал Николс и убежал, счастливый, а Шарп вновь развернулся и взглянул на север. Французы были побеждены, бежали и вряд ли вернутся, но Шарпу не хотелось заботиться о раненых врагах. У него не было для этого ни людей, ни медикаментов. Кому-то необходимо было отправиться к французам под белым флагом и предложить им исправить то, что они сотворили.
Как раз под Рождество.
* * *
Полковник Келлу увидел двух приближающихся всадников в красно-белых мундирах под белым флагом, и почувствовал, как внутри него поднимается волна гнева. Гюден сдастся, наверняка. И когда это случится, он, Келлу, потеряет Орла, которого вручил 75-му полку сам Император.
Он не мог допустить, чтобы это произошло. Обуреваемый яростью, он пришпорил коня и поскакал за Гюденом.
Гюден услышал, как он приближается, повернулся и махнул рукой, призывая его не вмешиваться. Но Келлу не послушался. Вместо этого он достал пистолет.
— Возвращайтесь! — крикнул он по-английски приближающимся офицерам. — Возвращайтесь назад!
Д'Алемборд придержал лошадь.
— Вы — командир, месье? — по-французски обратился он к Келлу.
— Назад! — гневно крикнул Келлу. — Мы не согласны на перемирие! Слышите? Мы не признаем ваш белый флаг! Возвращайтесь!
Он направил пистолет на младшего офицера, который держал флаг — белый носовой платок, повязанный на шомпол.
— Убирайтесь! — снова крикнул Келлу и, пришпорив коня, вернулся к Гюдену.
— Все в порядке, Чарли, — сказал д'Алемборд. — Он не станет стрелять. Мы под белым флагом.
Он оглянулся на Келлу.
— Месье? Я настаиваю на своем вопросе: здесь командуете вы?
— Убирайтесь! — крикнул Келлу. В этот момент лошадь Николса шагнула вперед и Келлу, обуреваемый гневом и стыдом за предстоящую капитуляцию, спустил курок.
Белый флаг стал медленно клониться вниз. Николс с удивлением смотрел на Келлу, потом в замешательстве обернулся к д'Алемборду. Тот протянул руку, но знаменосец уже падал. Пуля пробила один из золотых галунов, вышитых матерью на его мундире, и попала в сердце.
Келлу, казалось, впал в шок, как будто только сейчас осознал чудовищность своего преступления. Он открыл рот, чтобы заговорить, но слова не шли. Вместо слов раздался еще один выстрел, и Келлу, как и Николс, мертвым упал с лошади.
Полковник Гюден убрал пистолет в кобуру.
— Здесь командую я, — ответил он д'Алемборду по-английски. — К моему стыду, сэр. Командую я. Вы пришли предложить условия?
— Я пришел принять вашу капитуляцию, сэр, — ответил д'Алемборд, и понял по лицу Гюдена, что капитуляция состоялась. Битва была окончена.
* * *
Шарп услышал о смерти Николса, когда наблюдал, как французы уносят своих мертвых с северного склона холма. Он выругался, услышав эту новость, и пошел к деревне, борясь с желанием совершить кровавое убийство.
Группа разоруженных французских солдат стояла у таверны. Он сердито растолкал их и пинком открыл дверь.
— Какой французский ублюдок посмел убить моего офицера? — заорал он, врываясь в комнату.
1 2 3 4 5