Дракончик, плюхнувшийся на мостовую, преградил ему путь. Вор громко выругался и сплюнул.
– Гнусный изменник!
Лайам стал злиться.
– Хватит трепать языком. Я гнусный изменник, а вы – добрые люди, почитающие богов и закон. Только забудьте наш разговор, иначе вам крышка. Унум?
Звонарь покосился на Фануила.
– Унум, я спрашиваю?
– Унум, чужак.
Лайам шутовски поклонился всей троице, развернулся и зашагал прочь. По беззащитной спине его побежали мурашки. Рядом семенил Фануил. Только свернув за угол, лжедекламатор понял, что его отпустили. Впрочем, надолго ли? Он приказал дракончику приглядеть за ворами.
Фануил, взмыв в воздух, исчез. Несколько минут спустя он доложил, что воры по-прежнему стоят возле «Пары обжор» и спорят. Звонарь хочет, чтобы его подчиненные отправились следом за «разрисованным чужаком», а те упираются.
«Они боятся тебя, мастер».
«Нет, – возразил Лайам, – они боятся тебя. Им почему-то не внушает доверия твоя дружелюбная внешность».
Дракончик ничего не ответил, и Лайам пошел дальше по улице, уводящей в сторону от его дневного убежища. Он все еще не остыл. «Надо же, у воров тоже есть задатки порядочности!» Лайам сжал кулаки. «Тебя назвали гнусным изменником! И кто? Отпетые негодяи!» Он брел по темному порту, жалея себя. А потом вдруг пожалел, что не попробовал объясниться со Звонарем. «Если бы ты потолковал с ним по душам, он, возможно, и переменил бы свое мнение. Но ты решил повыпендриваться. Моя вита – морте! Осел! Кто тянул тебя за язык? И чего ты добился? Только понапрасну озлил их».
«Мастер, Звонарь настоял, чтобы Цинна пошел за тобой и узнал, где твоя хаза. Что такое хаза?»
«Укрытие».
Он ожидал чего-то подобного, но тем не менее рассердился.
«Позволь горбуну уйти от своих, потом прегради ему путь. Если он попытается обойти тебя, прегради ему путь снова. Но, думаю, он не осмелится. Пригони его к Звонарю. Покажись и тому, если получится: пусть знает, что нам известен его адресок».
«Хорошо, мастер».
Воры видели, в каком направлении он ушел; поэтому Лайам повернул в обратную сторону. Разочарование начисто отбило у него охоту продолжать ночные блуждания. Пирс можно осмотреть и с утра.
Чернила сохли на ветерке. Обритая голова стала чесаться, уши пощипывал холод. Лайам ускорил шаг и потрусил к знакомому складу, мечтая об отдыхе возле уютного костерка.
Когда он, кряхтя, пролезал в небольшое окошко, Фануил сообщил, что Цинна – у Звонаря.
«Он бежал от меня, как заяц. На стук вышел Звонарь, я пролетел перед ним. Похоже, ему это не очень понравилось».
«Ну еще бы! Кому такое понравится? Ладно, малыш. Давай возвращайся: мне нужен огонь».
«Сейчас прилечу, мастер».
Лайам выбрался на галерейку. Внутри склада царила непроглядная тьма. «А у меня ни свечки, ни фонаря! Боги, я сверну себе шею!»
Браня себя за беспечность, он ощупью двинулся к лестнице, потом стал спускаться – медленно, осторожно нашаривая ступеньки ногой. Оказавшись внизу, Лайам остановился и судорожно сглотнул. Его окружало огромное пустое пространство, населенное демонами и чудовищами, среди которых затаилась и каменная уродка. Сейчас она крикнет громовым голосом: «Стой!» – и здоровой рукой откинет заслонку светильника…
«Чушь!» Он встряхнулся и приставными шажками пошел вперед, выставив перед собой руки. Ветерок, влетевший в оконце, дунул ему в затылок и полетел дальше – тьма зашепталась. Лайам облизнул пересохшие губы и попытался просвистеть пару нот из непристойной песенки. Свист прозвучал беспомощно-жалко, потом оборвался.
Его руки зацепились за что-то, он вскрикнул от неожиданности. Боги, да это всего лишь столб, и где-то за ним – углубление! Лайам рассмеялся – чересчур громко, – потом присел и ощупью сполз в проход. Нашарил во тьме деревяшки, привалился спиной к кирпичам боковой кладки и вынул кинжал.
«Фануил!»
«Что, мастер?»
«Ты возвращаешься?»
«Да».
«Ну, хорошо. Можешь не торопиться».
Он вновь засвистел – уже поувереннее – и стал обстругивать обрезок доски.
Фануил, прилетев, разжег кучку стружек. Питая слабенький огонек щепкой покрупнее, Лайам развел приличный костер и наконец-то согрелся. Тени, пляшущие в углах огромного помещения, уже не пугали его. Спать ему не хотелось, но, растянувшись на кирпичном полу центрального углубления, он решил, что стоит выспаться впрок.
– Разбуди меня где-то к рассвету, ладно?
«Хорошо, мастер».
Дракончик сидел в нескольких футах от господина. Через какое-то время он подобрался поближе.
«Мастер?»
– Ну?
«Это у тебя навсегда?»
Лайам перевернулся на бок и посмотрел фамильяру в глаза.
«А тебе что, не нравится?»
Фануил опустил голову.
«Не нравится, мастер».
Лайам хихикнул.
«Ничего, привыкай. Татуировки сейчас в моде. Думаю, следует расписать и тебя. Мы ведь как-никак пара».
Он вновь откинулся на спину и смежил веки. Ему было тепло и уютно – в заброшенном складе, окруженном сонмом врагов.
Сквозь сладкую дрему к нему пробилась мысль Фануила.
«Мастер, ты правда хочешь меня расписать?»
– Да нет, дурачок. Спи. Это просто чернила, – пробормотал Лайам. – И смотри разбуди меня, не забудь…

14

Стояло лето. Маленький Лайам лежал в теплой высокой траве. Над ним кружила назойливая муха.
«Вставай, – зудела она, – вставай, просыпайся».
Лайам перекатился на бок, отворачиваясь от пронзительно-голубого неба, крепко зажмурился, потом открыл глаза. Вокруг было темно. Костер прогорел.
«Доброе утро, мастер».
Фануил был где-то рядом – Лайам слышал цокот его коготков.
«Через полчаса встанет солнце».
– Замечательно! – буркнул Лайам. Огромное помещение за ночь промерзло, ему захотелось вернуться в ласковый сон. Он встал, обхватив плечи руками. Ноги подкашивались. – Просто великолепно!
Несколько секунд он осваивался с темнотой, еще не вполне пробудившись.
«Мастер!»
– Ладно, ладно.
Лайам раздраженно встряхнулся – все синяки разом взвыли, – подошел к бортику углубления и вылез наверх. Беспросветная тьма почему-то сейчас его не очень страшила. Решительно двинувшись к лестнице, он подумал, что не мешало бы разжиться свечой, и тут же ушибся о стенку. Лайам выругался, нашарил ступеньки ногой, потом поднялся на галерею и подошел к окну. Его окатило волной холодного воздуха. Небо было фиолетово-голубым.
Фануил, шурша крыльями, плюхнулся на подоконник.
«Когда спустится первая Лестница?»
– Через час, – Лайам потер подбородок. – Если с ней прибудет человек Каталины, это сильно облегчит нашу жизнь.
«А если не прибудет? Если Катилина вообще никого не пришлет?»
Лайам нахмурился и покосился на оппонента.
– Тогда, видимо, нам придется пробираться в Рентриллиан. Там мы попытаемся передать снадобье королевскому иерарху. Либо самому королю. Ждать нельзя, иначе эта затея потеряет всяческий смысл. Кстати!
Он вынул из кармана рубашки флакончик.
– Пора тебя вновь нагрузить. – Дракончик терпеливо стоял, пока Лайам возился с бечевкой.
«Сперва ты осмотришь мол. Изучишь все подходы к нему. Улочки, переулки, проходные дворы и все такое. Потом я укроюсь в подходящем местечке, а ты полетишь к Лестнице. Станешь следить за людьми».
«С белыми перьями?»
«Да, и за миротворцами тоже».
«Разумеется, мастер».
– Разумеется…
Лайам вздохнул. Скорее бы это утро закончилось. Или – лучше – не наступало бы вовсе. Просто куда-нибудь подевалось бы, а они оказались в завтра. Он снова вздохнул и закинул ногу на подоконник.
– Пошли. Впереди у нас долгий день.
Фануил очутился на месте раньше. В ожидании своего господина он кружил над молом, докладывая о расположении прилегающих к нему улиц и подыскивая укромные уголки. Когда Лайам решил, что полученной информации ему хватит, он велел уродцу лететь к Лестнице.
«Запомни – белое перо, миротворцы».
«Хорошо-хорошо».
Беллоу-сити просыпался раньше Торквея. Улицы постепенно заполнялись людьми. Кое-где мелькали фонарики и факелы, но основная масса рабочих текла в темноте: маршрут был известен, да и небо быстро светлело. У пекарен стояли очереди, бурчащий живот подбивал беглеца свернуть к ним, но он упрямо шагал дальше. «Позже! – говорил он себе. – Позже. После встречи с посланцем принца казны».
Голова мерзла, обритая кожа чесалась, однако Лайам упрямо нес шляпу в руке. Так делали многие моряки, щеголяя татуировкой макушек, и он целиком положился на свою маскировку. «До тех пор пока ты не узнаешь намерений Каталины, она сгодится. А потом нахлобучивай на себя хоть шляпу, хоть капюшон, хоть женский капор. Это уже не будет иметь значения».
Небо меняло цвет. На востоке, над морем, оно уже сделалось серым. Лестница поднималась в Торквей – Лайам издали видел плосковерхий гигантский гриб, медленно вырастающий над водопадом, и молился богине удачи, чтобы обратный рейс этой громадины принес вниз человека с белым пером.
К молу, разделявшему внешнюю и внутреннюю гавани, сходились шесть улиц, образуя широкую круглую площадь, посреди которой красовался фонтан. Волнолом из огромных камней казался дорогой, проложенной посреди леса мачт. В целом это была ловушка. Лайам понял, что выбрал не самое удачное место для секретного разговора.
Он расположился у входа в небольшой переулок, откуда были видны и площадь и три улицы, идущие с запада, – те, по которым сюда хлынет сошедший с платформы народ. Как только дракончик доложит, что за шляпой с белым пером нет слежки, Лайам перехватит посланца и уведет прочь. «Все просто, – думал он. – Все очень просто. При условии, что посланец придет».
Поплотнее закутавшись в стеганую дешевую куртку, он отмахнулся от мрачных раздумий и приготовился ждать.
На площади сгрудились люди – докеры, грузчики, чернорабочие. Они кружили вокруг фонтана, переговариваясь и пританцовывая от утреннего холодка. В толпе сновали пирожники и огольцы с подносами, на которых красовались горячие булки, тут же ошивался сказитель в пестром плаще, но ни едой, ни байками никто не интересовался. Какой-то смельчак вскарабкался на огромную статую в центре фонтана, изображавшую моряка, взиравшего на море. Храбрец уселся на каменное плечо и завертел головой. Он, казалось, особенно интересовался переулком, где прятался Лайам, и пару раз посмотрел на него прямо в упор. Лайам уже стал беспокоиться, не тайный ли это агент, раскусивший его маскировку.
«На таком расстоянии? Брось». Тем не менее он всякий раз напрягался, когда тот смотрел в его сторону. «Не сменить ли укрытие? Нет, не стоит. Никому до тебя дела нет!» Скрестив на груди руки, Лайам прислонился к стене с самоуверенным и даже вызывающим видом.
«Мастер, Лестница пошла вниз».
И тут человек, устроившийся на плече каменной статуи, вскинул руку, указывая на Лайама.
– Вон он! – выкрикнул человек, и все обернулись.
Лайам ахнул, собираясь бежать, – но тут мимо него прошагал пожилой клерк в грязно-белой одежде, держащий под мышкой кипу бумаг. Клерк вышел на площадь, его тотчас окружила толпа.
– А вон и другие! – заорал наблюдатель и спрыгнул со своего насеста.
За спиной Лайама захлопали двери, на площадь хлынули клерки. Они здоровались и перешучивались, бесцеремонно проталкиваясь к фонтану. Рассредоточившись, клерки принялись отбирать людей для работ.
– Десяток малых поздоровее на погрузку телег с последующим сопровождением их по Хлебному тракту!
– Семеро на Гнилой причал. Стеклянный товар с «Дордрехтского принца»! Пьяных и калек не берем!
– Доставка бочек с водой на шесть каравелл! Нужен десяток дюжих гребцов. Тем, кто поможет наполнить бочки, – барон сверху!
– Переноска мешков в хранилища Годдарда! Оплата почасовая!
Клерки работали споро. Сколотив очередную команду, они назначали в ней старшего, давали ему записку к приказчику и поворачивались к другим ожидающим. Толпа на площади постепенно редела.
Сцена, обычная для любого порта. Лайам не раз наблюдал такое и в Саузварке, и в доброй дюжине других городов, но каждый раз это зрелище задевало его. Бравада, скрывающая отчаяние, и растерянная суетливость отвергнутых резко контрастировали с уверенным спокойствием поденщиков-профессионалов, либо прекрасно владеющих ремеслом, либо имеющих связи. Многие избранные в открытую насмехались над неудачниками, раболепно заглядывающими в глаза равнодушных клерков, те же вели себя так, словно имели дело с бессловесным скотом.
Солнце уже встало, площадь покидали последние группки рабочих. Фануил доложил, что Лестница приближается.
«Мастер, она сядет через четверть часа».
«Прекрасно, малыш».
Бедолаги, оставшиеся не у дел, большей частью пьяные или увечные, тоже поползли восвояси. Клерки, переговариваясь и посмеиваясь, потянулись в свои конторы. Какой-то шутник, проходя мимо Лайама, подмигнул приятелям и кивнул.
– А ты чего ждешь, морячок? Тебе надо на ту сторону, на суда набирают там!
Его коллеги расхохотались. Лайам вымученно усмехнулся в ответ. Сердце его отчаянно заколотилось. «Но все-таки маскировка работает, – подумалось вдруг ему. – Работает, тьма вас всех побери!»
Площадь практически опустела. По ней слонялись только пирожники, мальчишки с булками и одинокий сказитель. Все они приставали к прохожим, и нередко не без успеха. Начинался день, народу вокруг ощутимо прибавилось, купцы торопились на склады, капитаны – на корабли. Даже сказителю повезло: он завладел вниманием троих важных господ в атласных камзолах. Лайам напряг слух, но рассказ велся вполголоса и ничего расслышать не удалось.
– Эй, каботажник, есть хочешь?
Лайам, очнувшись, взглянул на девчонку с корзинкой. Та съежилась, готовясь удрать. В животе у него забурчало.
– Хочу, – улыбнулся он. – А с чем у тебя пирожки? Только я мореход, а не каботажник.
– С чем – не знаю, милорд-каботажник, но никто пока что не помер!
Лайам закатил глаза к небу, вынул из кошелька медяк и выхватил наугад пирожок из корзинки. Тот был невелик, но, когда Лайам его разломил, пыхнул горячим паром. Мясом начинка не пахла, однако на масло пирожник не поскупился. Лайам проглотил пирожок в мгновение ока и призадумался, не взять ли еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37