Заводя свои часы, он замечал, что спит по восемь, по девять часов отмеренных себе «ночей».
Однако через неделю сон начал снова ускользать. Решив навестить свою соседку, он отправился через реку, во тьму, теперь еще более плотно окутавшую песок. Когда Холлидей подошел к дому, навстречу ему выехал белый «мерседес». Машина явно направлялась в сторону побережья, Габриель Шабо сидела сзади, у открытого окна; словно раздуваемые темным ветром, ее черные волосы напряженно дрожали во встречном потоке воздуха.
Холлидей остановился, машина подъехала ближе и, когда водитель узнал его, замедлила ход. Голова Гастона повернулась назад, было видно, как тонкогубый рот произносит имя Холлидея. Ожидая, что машина остановится, Холлидей вышел на дорогу.
– Габриель... Мисс Шабо...
Она наклонилась вперед, белый автомобиль резко набрал скорость и обогнул Холлидея, беспомощно смотревшего, как мимо проносится, улетает от него лицо женщины, полуприкрытое черной маской очков. В глазах защипало от брошенной в них темно-вишневой пыли.
Холлидей вернулся в отель и поднялся на крышу, однако машина уже уехала на северо-восток, скрылась во мраке. Пыльный след ее быстро растворялся, сливался с ночью. Вернувшись в номер, он обошел развешанные по стенам картины. Последние часы готовы были встать. Холлидей тщательно, аккуратно завел всю свою коллекцию, радуясь хоть мгновению свободы от Габриель Шабо и темных снов, принесенных ей через пустыню.
Когда все часы снова мерно тикали, Холлидей спустился в полуподвальный гараж. Десять минут он исследовал машину за машиной, забираясь в «кадиллаки» и «ситроены», снова из них вылезая. Ни один из автомобилей не подавал признаков жизни, однако в ремонтной мастерской он нашел мотоцикл «хонда» и, наполнив бак, сумел завести его двигатель. Когда Холлидей ехал по Коломбине, рев выхлопа гулко раскатывался по улицам, однако стоило углубиться на милю в пустыню (там он остановился, чтобы отрегулировать карбюратор), как показалось, что город заброшен давным-давно, многие годы назад, а собственное Холлидея в нем присутствие стерлось столь же быстро, как и его тень.
Он ехал на запад, навстречу ему загорался восход. Небо светлело, неопределенные контуры полумрака уступали место ясным очертаниям тянувшихся вдоль горизонта барханов, попадавшиеся кое-где водокачки вставали подобно долгожданным маякам.
Заблудившись, когда дорога исчезла в море песка, Холлидей повел мотоцикл прямо по пустыне. Проехав на запад еще милю, он добрался до края старого вади Сухое русло реки или речной долины (араб.)

, попробовал съехать с берега вниз, но потерял равновесие и растянулся на спине, а машина тем временем прыгала с камня на камень и кувыркалась в воздухе. Встав, Холлидей поплелся по дну вади к противоположному берегу. Впереди сверкали в лучах застывшего над горизонтом солнца огромные порталы и резервуары мертвого нефтеперегонного завода, белели крыши рабочего поселка.
Пробираясь между рядами домов, мимо пересохших плавательных бассейнов, которые, казалось, изрыли всю Африку, он увидел стоящий у раскрытых ворот «пежо». Леонора Салли сидела все перед тем же мольбертом, на соседнем стуле расположился высокий мужчина в белом костюме. Сперва Холлидей не понял, кто это такой, хотя мужчина встал и приветливо помахал рукой. Очертания головы, высокий лоб казались знакомыми, но вот глаза... эти глаза как-то не вязались с остальным лицом. И только пару секунд спустя он узнал доктора Мэллори, неожиданно сообразив, что впервые видит его без темных очков.
– Холлидей... как я вам рад.
Обогнув пустой бассейн, Мэллори направился к Холлидею, поправляя на ходу шелковый шарф, обматывавший под рубашкой его горло:
– Мы так и думали, что однажды вы придете... – Он повернулся к Леоноре, улыбавшейся Холлидею. – Честно говоря, мы уже начали немного о вас беспокоиться, правда ведь, Леонора?
– Холлидей... – Леонора взяла его за руку и повернула лицом к солнцу. – Что случилось – вы такой бледный!
– Просто он спал, Леонора. Неужели ты не видишь этого, милая? – Мэллори улыбнулся Холлидею. – Семичасовая Коломбина уже за линией заката. Холлидей, у вас типичное лицо мечтателя.
Холлидей кивнул:
– Очень хорошо покинуть сумрак, Леонора. Эти сны не стоили того, чтобы их искать.
Когда Леонора опустила голову, Холлидей повернулся к Мэллори. Глаза доктора его тревожили. Казалось, что белая кожа впадин изолирует их, что теперь скрыто само лицо, от которого исходит этот спокойный взгляд. Что-то подсказывало, что отсутствие темных очков знаменует некую перемену в Мэллори – в Мэллори, чью роль он так и не сумел понять.
Избегая прямого взгляда доктора, Холлидей указал на пустой мольберт:
– Вы не пишете, Леонора.
– Мне больше незачем, Холлидей. Видите ли... – Она повернулась и взяла Мэллори за руку. – К нам вернулись наши сны. Они прилетели через пустыню, словно пестрые, драгоценные птицы.
Холлидей молча смотрел на них. Затем Мэллори сделал шаг вперед, окольцованные белым глаза словно принадлежали призраку:
– Холлидей, конечно же, мы очень рады снова вас увидеть... возможно, вы хотели бы остановиться здесь...
Холлидей покачал головой.
– Я пришел за своей машиной, – сказал он, указывая на «пежо», сказал очень ровным голосом, стараясь не сорваться. – Могу я взять ее?
– Конечно же, дорогой, конечно. Но только куда...
Мэллори предостерегающе показал на запад, где посреди гигантской завесы восхода обжигающе сияло солнце:
– Запад в огне, вам нельзя туда.
Холлидей пошел к машине:
– Я на побережье. Габриель Шабо здесь, – добавил он через плечо.

На этот раз, спеша навстречу ночи, Холлидей безостановочно думал о белом доме за рекой, доме, погружающемся во мрак пустыни. Он выбрал дорогу, тянувшуюся от завода на северо-восток, и нашел давно заброшенный понтонный мост через вади. Вдали виднелись шпили и верхушки домов Семичасовой Коломбины, тронутые последними лучами заката.
Улицы города были абсолютно пусты, ветер успел уже занести песком следы его собственных ног. Холлидей поднялся в свой номер. За рекой одиноко вырисовывались контуры дома Габриель Шабо. Держа в руках одни из часов, чьи стрелки медленно двигались в бронзовом футляре, Холлидей наблюдал, как шофер подает «мерседес» к дому. Через мгновение появилась Габриель Шабо, черный призрак, почти слившийся с ночью, и машина помчалась на северо-восток.
Холлидей не спеша обошел картины, рассматривая при тусклом свете причудливые пейзажи. Он собрал все свои часы, вынес на балкон и одни за другими выбросил их вниз, на террасу. Потрескавшиеся, разбитые циферблаты, похожие отсюда на глаза Мэллори, глядели на него снизу вверх; стрелки больше не двигались.

Уже в полумиле от Лептис-Магны он услышал, как волны плещутся в темноте о берег, как при тусклом свете луны дующий с моря ветер хлещет по верхушкам барханов. Полуразвалившиеся колоннады римского города поднимались рядом с единственным здесь отелем для туристов, загораживавшим последние лучи солнца. Холлидей остановил машину рядом с отелем, затем не торопясь пошел по окраинам города, мимо заброшенных, обветшавших киосков. Впереди виднелся форум; над его аркадами возвышались установленные на пьедесталы копии статуй олимпийских богов.
Холлидей забрался на одну из арок и внимательно осмотрел погруженные в полумрак улицы, выискивая «мерседес». Идти в центр города не хотелось; он повернулся к своей машине, вошел в отель и поднялся на крышу.
Неподалеку от моря, там, где археологи расчистили от песка античный театр, тускло белел прямоугольник «мерседеса», поставленного прямо над обрывом. Под просцениумом, на ровном полукруге сцены, среди теней, отбрасываемых статуями, то останавливаясь, то поворачивая назад, бродила темная фигура Габриель Шабо.
Глядя на нее, вспоминая «Эхо» Делво, где разделившаяся натрое обнаженная нимфа бродит среди античных строений полночного города, Холлидей начинал сомневаться, не уснул ли он на теплой бетонной крыше. Казалось, исчезла всякая граница между снами и раскинувшимся внизу древним городом, озаренные луной фантомы его сознания свободно передвигались между внутренним и внешним пейзажами. Точно так же темноглазая женщина из дома за рекой пересекла рубежи его сознания, принеся с собой конечное освобождение от времени.
Выйдя из отеля, Холлидей направился по одной из улиц пустого города и подошел к амфитеатру. Он увидел, как Габриель Шабо ступает по древним камням, как блики пробивающегося между колонн света зажигают ее бледное лицо. Холлидей начал спускаться по истертым, ведущим к сцене ступеням, все время чувствуя на себе взгляд шофера, стоявшего на обрыве рядом с машиной. Женщина направилась к Холлидею, ее бедра медленно покачивались из стороны в сторону.
В десяти футах от него она остановилась, вытянутыми руками ощупывая тьму. Холлидей двинулся вперед, не уверенный, сможет ли Габриель Шабо увидеть его сквозь темные очки, все еще скрывавшие ее глаза. При звуке шагов женщина испуганно отпрянула, взглядом ища шофера, но Холлидей взял ее за руку:
– Мисс Шабо, я увидел, что вы гуляете.
На удивление сильные пальцы тисками сжали его запястье. Полускрытое очками лицо Габриель Шабо казалось белой маской.
– Мистер Холлидей... – Она ощупала его руки и отпустила, могло показаться, что встреча принесла ей некое облегчение. – Я так и думала, что вы придете. Скажите, а давно вы здесь?
– Недели или месяцы, не помню. Я видел этот город во сне еще прежде, чем попасть в Африку. Мисс Шабо, я много раз смотрел, как вы ходите здесь, среди этих развалин.
Кивнув, она взяла его за руку. Бок о бок они шли между колонн. За окутанными тенью стойками балюстрады виднелось море, белые барашки накатывались на берег.
– Габриель... почему вы здесь? Зачем вы приехали в Африку?
Они начали спускаться по лестнице, к террасе, и женщина подобрала шелковое платье. Теперь она шла, прижавшись к Холлидею плечом, почти наваливаясь, крепко вцепившись в его руку. Габриель двигалась столь напряженно, что у Холлидея мелькнула мысль – не пьяна ли она.
– Зачем? Возможно, чтобы видеть те же самые сны. Вполне возможно.
Холлидей уже собирался что-то сказать, когда услышал шаги Гастона, спускавшегося вслед за ними по лестнице. Оглянувшись и на мгновение забыв плотно к нему прильнувшее, слегка покачивающееся тело Габриель, он вдруг почувствовал резкий, отвратительный запах, приносимый ветром откуда-то снизу, похоже – из древней, еще римской клоаки. Верхний край выложенного кирпичом отстойника обвалился, волны прибоя докатывались до бассейна и отчасти его залили.
Холлидей остановился. Он хотел показать вниз, но женщина стальной хваткой держала его запястье.
– Там, внизу! Вы видите?
Вырвав руку, он указал на бассейн отстойника, где полуприкрытая водой лежала груда из десятка, не менее, тел.
Только покачивающиеся движения рук и ног в безостановочно плещущей воде позволяли распознать в обглоданных морем и мокрым песком фигурах человеческие трупы.
– Господи, Габриель, кто они?
– Бедняги...
Расширившимися глазами Холлидей смотрел вниз, на отстойник, до которого было всего футов десять. Габриель отвернулась:
– Эвакуация. В городе были волнения. Они здесь уже много месяцев.
Холлидей встал на колени, задаваясь вопросом, через какое время трупы – он не мог понять, арабы это или европейцы, – будут смыты в море. В его снах про Лептис-Магну не присутствовали эти печальные обитатели клоаки. А затем он закричал:
– Месяцев? Только не этот.
Он снова указал, указал на тело человека в белом костюме, лежавшее чуть подальше, у края отстойника. Пенящаяся вода покрывала длинные ноги, но грудь и руки оставались на виду. Поперек лица лежал шелковый шарф, тот самый, бывший на Мэллори в последний раз.
– Мэллори!
Холлидей поднялся в тот же самый момент, как черный силуэт шофера замер на уступе, двадцатью футами выше. Он подбежал к Габриель Шабо, стоявшей рядом с лестницей и, по всей видимости, глядевшей на Средиземное море.
– Это доктор Мэллори! Он жил со мной в Семичасовой Коломбине! Каким образом он... Габриель, вы же знали, что он здесь!
Холлидей схватил ее за руки, яростно рванул вперед; очки свалились на землю. Когда женщина упала на колени, беспомощно пытаясь их нашарить, он сдавил ее плечи:
– Габриель! Габриель, вы...
– Холлидей!
Не поднимая головы, она взяла его пальцы и прижала их к своим глазам:
– Мэллори, это он все это сделал – мы знали, что он последует за вами сюда. Когда-то он был моим врачом, и я ждала, ждала долгие годы...
Холлидей оттолкнул ее, отступил на шаг и услышал, как хрустнули под ногой очки. Он еще раз взглянул на омытое волнами тело в белом костюме, бессильный даже предположить, какой кошмар таится под шарфом, а затем побежал – вдоль террасы, мимо амфитеатра, по окутанным мраком улицам.
Когда он добрался до «пежо», одетый в черное шофер уже был почти рядом, ярдах в двадцати. Холлидей запустил двигатель и резко, подняв целое облако пыли, развернул машину. В боковое зеркальце он увидел, как шофер остановился и вытащил из-за пояса пистолет. После выстрела ветровое стекло словно покрылось изморозью. Машина вильнула, задела один из киосков, но Холлидей справился с управлением, низко пригнул голову и погнал дальше; холодный ночной воздух хлестал лицо мельчайшими, острыми осколками.
Через две мили, когда стало ясно, что «мерседес» его не преследует, Холлидей остановился и начисто выбил остатки ветрового стекла. Он ехал на запад, и воздух постепенно теплел. На горизонте все ярче разгорался закат, суливший свет и время.



1 2 3