Чтобы люди не судачили: у Гордубалов, мол, неладно. Есть у Юрая' замужняя сестра, могла бы помочь, могла бы обед сварить, да нет уж - благодарю покорно, лучше не надо. Соседка кивает из-за забора: посылайте, мол, Гафыо днем ко мне, Гордубал, позабочусь о ней. Спасибо, соседка, спасибо большое, не беспокойтесь. Полана чуточку прихворнула и слегла. Я могу за нее и сам похозяйничать.
Нечего вам тут вынюхивать!..
Встретил Юрай Герича, тот глядит на него, видно, поздороваться хочет. Отвернулся Гордубал: иди себе, иди, я тебя и знать не знаю.
А Гафья все робеет. Глядит, не моргнет, верно, скучает без Штепана. Что поделаешь - ребенок!
А люди невесть что болтали, рот им не заткнешь...
Коровы, кони, кукуруза, поросята, вот еще прибрать в свинарнике и напоить свиней. Надо бы желоб прочистить, чтобы стекала навозная жижа. Гордубал принимается за работу, пыхтит от усердия; сейчас на свете нет ничего, кроме свинарника. Погоди, Полана, придешь сюда, подивишься: свинарник точно изба. Вот еще свежей воды принести... И Гордубал идет с ведерком к колодцу.
Во дворе, на дышле телеги, уселся Манья, качает на коленях Гафью и что-то ей рассказывает.
Гордубал ставит ведерко на землю и, заложив руки в карманы, идет прямиком к Штепану.
Манья одной рукой отодвигает Гафью, другую сует в карман. Глаза его сузились, блестят, как лезвие ножа, в сжатой руке виден какой-то предмет, нацеленный прямо в живот Гордубалу. Гордубал усмехается. Знаю, знаю, как стреляют из револьвера. Видел в Америке. Вот тебе, - и он вынимает из кармана закрытый нож и бросает его наземь. Манья сует руку обратно в карман, не спуская глаз с хозяина.
Гордубал оперся рукой о телегу и глядит сверху вниз на Штепана. "Что мне делать с тобой? - думает он. - Господи боже, что мне с ним делать?"
Гафья удивленно переводит взгляд с отца на Штепана, со Штепана на отца и не знает, чего же ей ждать дальше.
- Ну, Гафья, - бормочет Гордубал, - ты рада, что пришел Штепан?
Девочка - ни слова, только глядит на Манью.
Гордубал нерешительно чешет затылок.
- Чего ж ты расселся, Штепан? - медленно говорит он. Ступай, напои коней.
XVI
Гордубал прямиком к клети и стучит в дверь.
- Отвори, Полана!
Дверь открывается, в ней тенью Полана.
Гордубал садится на сундук, упирается руками в колени и глядит в землю.
- Манья вернулся, - говорит он.
Полана ни слова, только дышит чаще.
- Болтали тут... - бормочет Юрай. - Про тебя и про работника. Потому и уволил. - Гордубал сердито засопел. - Да вернулся все-таки, черт. Так это нельзя оставить, Полана!
- Почему? - вырвалось у Поланы. - Из-за глупых речей?
Гордубал серьезно кивает головой.
- Да, из-за глупых речей, Полана. Мы ведь на людях живем: Штепан - мужчина, пускай сам за себя постоит. А ты... Эх, Полана, ведь я как-никак муж тебе, хотя бы перед людьми. Так-то.
Полана молча опирается о косяк, ноги ее плохо слушаются.
- Вишь ты, - тихо говорит Гордубал, - вишь ты! Гафья привыкла к Штепану. И он привязался к ребенку. А еще кони - им не хватает Маньи. Хоть он с ними и крут, а скучает без него скотина... - Юрай поднимает глаза. - Что скажешь, Полана, не обручить ли нам Гафью со Штепаном?
Полана вздрогнула.
- Да разве можно? - испуганно вырывается у нее.
- Правда, Гафья мала еще, - рассуждает вслух Гордубал. Да ведь обручить - не выдать. В старые времена, Полана, обручали даже грудных детей.
- Да ведь... она - на пятнадцать лет моложе его, - возражает Полана.
Юрай кивает согласно.
- Как и мы с тобой, голубушка. Это бывает, А так Манья не может у нас оставаться; чужой он нам. Жених Гафьи - другое дело. Он уже свой в семье, будет себе жену зарабатывать...
Полана начинает соображать.
- И тогда останется?.. - Ее голос точно натянутая струна.
- Останется? Ну да, почему не остаться? У своих, у родных. Уже не чужак, а зять. И людям рты заткнем. Увидят, что... что болтали глупости. Ради тебя, Полана. А потом.... иу, сдается мне, что любит он Гафью и толк в конях знает. Не очень работящий, правда, да не в том дело.
Полана напряженно думает, наморщив лоб.
- А по-твоему, Штепан согласится?
- Согласится, голубушка. Деньги у меня есть, достанется и ему. Мне от них какой прок? А Штепан - он жадный, луга хочет купить, коней, земли на равнине побольше. Разгорятся глаза! Будет жить у нас, как у Христа за пазухой. Чего ему раздумывать?
Лицо Поланы опять непроницаемо.
- Как хочешь, Юрай. Только я ему об этом говорить не буду.
Юрай встает.
- Сам скажу. Не беспокойся, и с адвокатом посоветуюсь как и что. Надо какую-то бумагу подписать. Все устрою.
Гордубал медлит. "Может, скажет Полана что-нибудь",- думает он. Но Полана вдруг заторопилась:
- Надо ужин готовить.
И Юрай, как обычно, плетется к себе за амбар.
XVII
И повез Манья хозяина в Рыбары - договариваться с родителями. Н-но, но! Эх, кони! Головы кверху, поглядишь - сердце радуется.
- Так у тебя, Штепан, - задумчиво спрашивает Гордубал, один старший брат, один младший и сестра замужняя? Гм! Хватает вас... А верно, что у вас кругом одна равнина?
- Равнина! - охотно отзывается Штепан, сверкнув зубами. У нас все больше буйволов разводят да коней. Буйволы любят болото, хозяин.
- Болото? - размышляет Юрай. - А нельзя ли его высушить? Видывал я такие дела в Америке.
- Зачем сушить? - смеется Штепан. - Земли избыток, хозяин. А болота жалко, там камыш растет, из него зимой корзины плетут. Вместо досок камыш у нас. Телега - плетеная, забор, хлев - плетеные. Глядите, вон такая телега едет.
Юраю не нравится равнина, конца ей нет. Да что поделаешь!
- Отец жив, говоришь?
- Жив. Вот удивится, как увидит, кого я привез, - оживляется Штепан. - Ну, приехали, вот и Рыбары.
Штепан - шапку на затылок, щелк бичом и словно барона катит Гордубала по деревне и подвозит к дому.
Навстречу выходит невысокого роста стройный парень.
- Эй, Дьюла! - кричит Штепан, - поставь коней под навес, задай им корму и напои. Сюда, хозяин!
Гордубал мимоходом бросает беглый взгляд на усадьбу. Амбар развалился, по двору бродят свиньи, кудахчут индюшки. В притолоке двери торчит огромное шило.
- Вон тем шилом, хозяин, плетут корзины, - объясняет Штепан. - А новый амбар будем весной ставить.
На пороге стоит длинноусый старик - старый Манья.
- Привез к вам, отец, хозяина из Кривой, - не без важности возглашает Штепан. - Хочет с вами потолковать.
Старый Манья вводит гостя в избу и недоверчиво ждет, что будет дальше. Гордубал садится с достоинством на самый кончик лавки, - надо же дать понять, что дело еще не на мази, и просит: - Рассказывай, Штепан, что и как.
Штепан скалит зубы и выкладывает чудную новость: хозяин, мол, выдаст за него свою единственную дочку, Гафью, когда та подрастет. А сейчас он приехал договориться об этом с отцом.
Гордубал кивает: да, так.
Старый Манья оживился.
- Эй, Дьюла, подай сюда водки! Милости просим, Гордубал. Как доехали?
- Хорошо.
- Ну, слава богу. А урожай каков?
- Урожай добрый.
- Дома все здоровы?
- Благодарим покорно, здоровы.
Когда было сказано все, что полагается, старый Манья осведомляется:
- У вас, стало быть, одна дочка, Гордубал?
- Одна. Больше не дал господь.
Старик посмеивается, ощупывая глазами собеседника.
- Не говорите, Гордубал, может быть еще и сынка бог пошлет. Распаханное поле хорошо родит.
Юрай делает движение, словно хочет махнуть рукой.
- Наверняка будет сынок, наследник, - ухмыляется старик Манья, не спуская глаз с Гордубала. - Вид у вас на славу, Гордубал, еще полсотни лет хозяйствовать будете.
Гордубал поглаживает затылок.
- Что ж, это как бог даст. Однако ж я не заставлю Гафью ждать наследства. Приданое для нее, слава богу, найдется.
У старого Маньи загораются глаза.
- Как же, как же, слыхал, слыхал. В Америке, говорят, деньги на земле валяются, ходи да подбирай. А?
- Оно, конечно, не так-то просто, - замечает Гордубал со вздохом. - Известное дело, Манья, как с деньгами. Держишь их дома - украдут. Положишь в бенк - украдут тоже. Лучше всего их в хозяйство вложить.
- Святая правда! - соглашается старый Манья.
- Гляжу я на вас, - рассудительно продолжает Гордубал, много народу ваша земля не прокормит. Болото да пустырь. Такой земли пропасть надо, чтобы одному хозяину прокормиться.
- Ваша правда, - осторожно соглашается старик. - Трудно у нас делить наследство. Вот мой старший Михаль все хозяйство получит, а двое других - только долю деньгами.
- По скольку? - выпаливает Гордубал.
Старый Манья огорченно замигал: "Ишь ты какой прыткий, не даст и опомниться человеку".
- По три тысячи, - ворчит он сердито, покосившись на Штепана.
Гордубал быстро прикидывает.
- Трижды три девять. Для круглого счета десять. Стало быть, цена всему хозяйству десять тысяч?
- Как это так - трижды три?! - сердится старик. - А дочка?
- Верно, - соглашается Гордубал, - значит, скажем, тринадцать тысяч?
- Нет, нет! - качает головой старик. - Это вы как, Гордубал, шутите?
- Какие шутки? - настаивает Гордубал. - Просто хотелось знать, Манья, что стоит хозяйство у вас на равнине.
Старый Манья смущен. Штепан вытаращил глаза.
Уж не хочет ли богач Гордубал купить их хозяйство?
- Такое хозяйство как наше не купите и за двадцать тысяч, - неуверенно говорит старик.
- Со всем, что тут есть?
Старик усмехается.
- Ишь вы хитрый, Гордубал! У нас одним коней во дворе четыре, нет, пять.
- Коней я не считал.
Старый Манья сразу стал серьезным.
- А вы, Гордубал, зачем приехали? Хозяйство покупать или дочку сватать?
Гордубал багровеет.
- Хозяйство? Это чтобы я купил хозяйство у вас в равнине! Это болото, что ли? Камыш на свистульки? Спасибо вам, Манья, уж я скажу напрямик. Коли договоримся сейчас и обручится ваш Штепан с Гафьей, запишите свою усадьбу на Штепана, а я после свадьбы выплачу Михалу его долю и Дьюле тоже.
- А Марии? - вырвалось у Штепана.
- Ну, и Марии. Больше никого у вас нет? Пускай Штепан хозяйничает тут в Рыбарах.
- А Михал куда? - не понимает старик.
- Ну, получит свою долю и пускай идет себе с богом. Парень молодой, охотнее возьмет деньги, чем землю.
Старый Манья качает головой.
- Нет, нет, - бормочет он, - так не выйдет.
- Отчего ж это не выйдет? - горячо вмешивается Штепан.
- А ты проваливай отсюда, да поживей! - обрывает его старик. - Чего лезешь в разговоры?
Обиженно ворча, Штепан выходит во двор.
Дьюла, разумеется, вертится около лошадей.
- Ну как, Дьюла? - Штепан хлопает брата по плечу.
- Добрый коняга! - тоном знатока говорит паренек. - Дашь прокатиться?
- Слишком хорош для тебя, - цедит Штепан и кивает головой в избу. - Наш старый...
- Что?
- Эх, ничего! Так и норовит счастью моему помешать!
- Какое счастье?
- А никакое! Что ты смыслишь!..
Тихо на дворе; только свинья похрюкивает, точно разговаривает сама с собой, да с болота доносится голос коростеля, лягушки квакают.
- А ты останешься в Кривой, Штепан?
- Наверно. Еще не решил, - важничает Штепан.
- А хозяйка?
- Тебе-то какое дело? - скрытничает старший брат.
Ох, и комары! Ласточки чуть не чиркают крыльями по земле. Штепан широко зевает, - едва челюсть не вывихнул. Интересно, что там поделывают старики в избе? Не откусили друг другу носы?
Штепан с досады и от скуки вытаскивает из косяка шило и с силой вгоняет его в дверь.
- А ну, вытащи! - предлагает он Дьюле. - Не осилишь!
Дьюла осиливает.
- Эй! - говорит наконец Дьюла. - Пойду к девкам, что с тобой зря время тратить?
Некоторое время они забавляются шилом, загоняя его в дверь, так что щепки летят.
Темнеет, небо над равниной затягивается синим туманом. "Зайти, что ли, в избу? - думает Штепан. - Нет, назло не пойду! "Убирайся, - крикнет старый, - не лезь в разговор". А кому, спрашивается, "американец" сватает дочь? Ему или мне? Разве не могу я сам за себя постоять? А он - "убирайся, проваливай". Нечего командовать, - злится Штепан, - я уже не ваш теперь".
Разомлевший от водки, Гордубал наконец выходи г из избы. Видно, старики договорились. Старый Манья провожает гостя, похлопывая его по спине. Штепан уже стоит у лошадей, держит уздечку, как заправский конюх. Гордубал, заметив это, с одобрением кивает головой.
- Так, значит, в воскресенье, в городе! - кричит старый Манья, и телега срывается с места. - Счастливый путь!
Штепан косится на хозяина и упрямо молчит. Небось сам расскажет.
- Вон наша река, - показывает Штепан кнутом.
- М-м.
- А вон там воз с камышом, - это наш Михал едет. У нас камыш на подстилку идет, стелем за место соломы.
- Так. - И Гордубал больше ни слова.
Штепан правит, старается, из кожи лезет вон, а хозяин только головой покачивает. Не выдержал наконец Манья.
- Так что же, хозяин, сколько вы им дали?
Гордубал поднимает брови.
- Что?
- На чем сошлись, хозяин?
Гордубал медлит. И нехотя отвечает.
- По пять тысяч каждому.
Молча обдумывает новость Штепан, а потом цедит сквозь зубы:
- Опутали вас, хозяин. Хватило бы и по три.
- М-м, - ворчит Гордубал, - отец твой, что пень дубовый.
"Эх ты, - думает Штепан, - добро раздаешь всем, а со мной говоришь так, словно получаю только я".
- И тебе тоже пять тысяч, - добавляет Гордубал, - на обзаведение.
"Ладно! - думает Штепан. - Однако ж теперь я ему вроде сына. Как же будет с жалованьем? Теперь мне платить нельзя как батраку. Отдал бы мне хоть того жеребенка. Продай, мол, а деньги себе возьми, Штепан, ты теперь у нас свой".
- Правь как следует! - распоряжается Гордубал,
- Слушаюсь, хозяин.
XVIII
И вот все уже едут из города. Дело сделано, договор у адвоката составлен исправный, обошелся в двести крон.
И то запишите, господин адвокат, и этого не забудьте. Мужик в денежных делах осторожен, его, брат, не проведешь. Да вот еще что! Пишите: половину хозяйства в Рыбарах считать за Гафьей. Хорошо, соглашается адвокат, внесу вам и - такую кла-у-зу-лу. Вот, братцы, и она тут есть. А потом все подписались. Юрай Гордубал - поставил три креста во имя отца, сына и святого духа; старый Манья - три креста, а Михал Манья, с букетиком на шляпе, важно надувает щеки и подписывается полным именем. С ними и Мария, по мужу Яношова, - у нее на голове шелковый платок, и Штепан, праздничный с головы до пят... Больше никто не будет подписываться? Нет, нет: Дьюла остался с лошадьми, да и годами еще не вышел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16