https://wodolei.ru/catalog/mebel/zerkala/so-shkafchikom/
Разумеется, это не означает, что у последних не было своего творчества, но оно оставалось устным и записывалось в исключительных случаях.
Так что лишь очень маленькой группе людей были доступны письменные источники: немногие имели возможность послушать эти сочинения, а еще меньше – прочитать их. И все же именно эти люди – обитатели королевского дворца и крупных городов, а также церковная иерархия, – составляли «общественный сектор» того времени. Вместе с тем происходило формирование шведского письменного языка. Три культуры и осень средневековья
Таким образом, нашу древнюю литературу можно разделить на три основные группы: собственно древняя, клерикальная и куртуазная. И каждая из них соответствует своей социальной среде, с различными языками, стилистикой и мировосприятием.
Однако границы между ними быстро становятся подвижными. К концу средних веков все три культуры сливаются в общую, единую культуру шведского государства с центром в столице. С завершением процесса централизации подошла к концу и эпоха средних веков: наступило новое время – Реформация.
Можно изобразить этот процесс наглядно, нанеся на карту Швеции места появления тех или иных текстов. Рунические надписи на камнях встречаются в общем-то по всей стране, хотя надо отметить, что наибольшая их концентрация обнаруживается в богатых поселениях бондов в районе озера Меларен, на Готланде и на берегах озера Вэттерн. В особенности ранние рунические надписи в большом количестве встречаются вокруг озера Меларен, т.е в центре исконных земель королей свеев.
Клерикальная литература создавалась прежде всего в церковных епархиях – Упсале, Стренгнесе, Линчепинге и Скаре, – а также в немногочисленных монастырях, из которых наиболее влиятельным к концу средневековья оказывается Вадстена. Все эти центры церковной книжной премудрости расположены вблизи от старых мест, где находились камни с руническими письменами, однако воздействие монастырей на крестьянскую культуру было весьма ограниченным. И напротив, устанавливались связи с иноземными монастырями и центрами науки – к примеру, с датским епископским городом Лундом.
Неясно, где создавалась куртуазная поэзия на национальном языке, но читатели ее находились, конечно же, во дворцах королевства, т.е. вблизи от так называемой «эриксгаты», – главного маршрута короля, когда тот отправлялся в поездку по стране. Культурное влияние шло из Норвегии, Дании и Германии, и вероятно, иногда посредниками в этом взаимодействии оказывались королевские дворцы в приграничных землях – к примеру, норвежский Бохус или датский Варберг.
В период Унии XV века, когда Швеция, Норвегия и Дания объединились под властью датской короны, – шведская литературная продукция сосредоточилась в двух главных местах – Вадстене и Стокгольме. Отсюда велась шведская пропаганда против датчан, и адресатом ее были не только дворянство и церковники, но также и горожане и крестьяне на протяжении того времени, пока по всей стране кипели страсти вокруг Унии. Это означало, что литература – как клерикальная, так и куртуазная, – была подчинена политическим интересам. Язык и стиль нарочно упрощались, чтобы можно было достичь желаемого результата в той среде, к которой эта литература обращалась. Произведения стали народными, но уровень их понизился.
В XVI веке при Густаве Васе развитие в этом направлении завершилось. Вся литературная продукция сосредоточилась теперь в Стокгольме, под властью короля, а старая клерикальная и куртуазная литература иссякает. Осень средневековья постепенно сменяется зимой, которая менее всего благоприятна для процветания поэзии.
Конец средневековья означал, что в Швеции возникла единая для всего государства литература, вместо двух или трех прежних. Централизация государственной власти послужила основой для литературного расцвета в период шведского великодержавия в XVII веке. Но она же породила и националистическую концепцию истории, согласно которой средние века представлялись мрачными, а древность – светлой. Миф об отчем доме мешал нам увидеть истинное значение древних текстов. А стремление нашего времени развенчивать старые мифы усложнило ситуацию еще больше.
Постичь средневековое художественное творчество – все равно что изучать так называемый палимпсест, рукопись на пергаменте, где поверх старого текста писался новый. Взгляд иногда тщетно скользит по нему в поисках соскобленного фрагмента. Но подчас внезапно, из темноты проступает местами старый текст. Словно в ночном небе зажигаются звезды.
Тексты родового общества (IX–XIV века)
Литературные жанры в эпоху древности в двух основных моментах несли на себе отпечаток родового общества. Во-первых, они часто передавались из уст в уста, составляя традицию данного рода. Во-вторых, они повествовали о жизни рода, об отношениях между соперничающими родами и т.п.
Эти особенности проявляются наиболее ярко, когда речь заходит о таком жанре, как исландская родовая сага, в которой сообщаются подробные сведения из истории родов. Кроме того, песни Эдды и скальдическая поэзия также отражают это родовое сознание, описывая конфликты родового общества.
Саги, песни Эдды, поэзия скальдов – таким образом, мы перечислили три главных жанра древнескандинавской поэтики. Первый – жанр сугубо эпический: прозаические саги спокойно и неторопливо повествуют о событиях прошлого. Второй относится к жанру эпическо-драматическому, с элементами дидактики: в поэтических сценах наглядно предстают мифы о богах и их поучения, жизнь легендарных героев. Третий жанр – лирический, который в усложненной поэтической форме прославляет события современности.
Каждый из этих основных жанров имеет свою особую нишу и систему правил. Они известны нам прежде всего по исландской литературе, но также и по немногочисленным текстам шведской литературы, главным образом по руническим надписям.
Прежде чем мы перейдем к этим трем жанрам, нам необходимо упомянуть и малые, вроде бы незначительные явления в древнескандинавской жанровой системе, – поэтические речевые обороты, пословицы, загадки и пр. Начав с таких простейших формул, мы легче сможем понять, как строятся более крупные и сложные жанры. Имеет смысл изучить сперва кирпичики, чтобы затем постичь, как из них складывается поэтика устной культуры. В данной традиции творческий процесс происходит путем сочинения или составления комбинаций из устойчивых формул, по определенным правилам.
Есть и другой повод начать изучение именно с малых и на первый взгляд ничтожных речевых оборотов, которые выступали не только в больших поэтических произведениях, но и в обиходной речи. Ибо таким образом мы сможем представить себе и тот коммуникационный процесса повседневной жизни, благодаря которому изначально передавались произведения устного народного творчества. Формула
Древнескандинавское творчество основывалось на аллитерационных формулах в стиле следующей:
Скот мрет,
Сродник мрет.
Эти строки составляют один стих, включающий в себя четыре ударных слога с короткой цезурой в середине, между строками. По обе стороны цезуры находится ударный слог с аллитерацией, – в данном случае на букву «с». В целом вся формула производит впечатление краткой пословицы, которая успешно могла использоваться в разговоре о смерти и бренности всего земного. Между «скотом» и «сродником» нет сколь-нибудь существенной разницы, – во всяком случае тогда, когда речь заходит о жизни и смерти. Формулы, или речевые обороты, подобного типа сохраняются в языке крестьян с эпохи древности и до наших дней.
Но подобная же формула может сложиться в краткую дидактическую строфу, так называемую «лаусавису». И в лучшем случае результат будет следующим:
Скот мрет,
Сродник мрет,
Однажды и ты умрешь,
Одно знаю,
Что не умрет –
Суд над умершим.
Эта строфа может рассматриваться как краткое стихотворение в размере Эдды «льодахаттр», который часто использовался именно в дидактической поэзии. Строки 1–2 и 4–5 в подобной строфе похожи на «основную формулу», т.е. они содержат по два ударных слога и цезуру, в то время как число безударных слогов может варьироваться. Строки 3 и 6 – иные по характеру: в них – по три ударных слога. Подобная строфа прекрасно подходит для насыщенного эллиптического речевого оборота, который в устной форме придает вес и значительность тому, кто его произносит, – например, хёвдинг, выступающий на тинге перед бондами.
Такая же строфа может стать элементом в эпическо-драматическом жанре. Эти слова могут быть приписаны самому Одину и выступать частью торжественного монолога, как в «Изречениях Высокого», который бог произносит в Валхалле перед другими богами. Именно в такой форме текст сохранился для потомков. Но это вовсе не означает, что он существовал лишь в одном варианте. Как кирпичики составляют разные здания, так и поэтические формулы и строфы могут складываться в различные образы устного творчества.
Значение таких формул и их социальная функция в устной литературной традиции впервые были выявлены в последние годы, прежде всего благодаря изучению эпической песенной традиции в Югославии. Было доказано, что сказитель часто импровизировал текст в самом процессе исполнения, используя при этом запас готовых поэтических формул и составляя из них более крупные тематические блоки, которые, в свою очередь, тоже были более или менее устойчивыми: к примеру, представление героя, описание битвы или морского похода, традиционное раздумье над властью любви, над быстротечностью жизни и т.п. Такие тематические единицы могли затем складываться в более крупные, стереотипные описания событий, также закрепленные традицией: например, борьба героя за освобождение своей возлюбленной от власти злых сил и пр. А многие подобные описания в конечном итоге, посредством стандартных поэтических формул, вплетались в большую эпическую композицию, которая могла исполняться на протяжении нескольких часов.
В древнескандинавской традиции поэтическая композиция импровизировалась лишь в исключительных случаях. Скандинавы, еще больше, чем югославы, использовали и ценили краткую выразительную формулу, насыщенную содержанием, которая могла запечатлеться в памяти слушателей в качестве пословицы. Сочинение таких лаконичных формул требовало длительного обдумывания, и потому почти исключало саму возможность импровизации. Но и в Скандинавии тоже древние скальды умели искусно обращаться с формулами и устойчивыми элементами композиции. Кеннинги
Самой характерной формулой в языке скальдической поэзии являются так называемые кеннинги. Это описательное поэтическое выражение, состоящее по меньшей мере из двух существительных: например, «сын Одина» вместо Тора, «податель золота» вместо короля.
Большинство кеннингов метафоричны, – к примеру, «конь моря» вместо корабля. Некоторые заключают в себе ссылку на определенные мифы: к примеру, «ложе Фафнира» вместо золота (Фафнир – это дракон, который лежал на сокровищах, охраняя их, и поэтому золото могло называться ложем этого чудовища; однако выражение в целом, разумеется, непонятно для тех, кто не знает мифа). Так, чтобы понимать язык скальдов, необходимо знать мифологию.
Кеннинги могли выстраиваться таким образом, что включали в себя три, четыре или более элементов. «Податель ложа Фафнира» в таком случае будет опять-таки король, а «укротитель морского коня» – викинг. И чем длиннее кеннинг, тем более он недоступен для понимания непосвященных. Часто в этом-то и состояла главная цель. Язык поэтов-скальдов был тайным, исполненным загадок, которые были способны разгадать только самые мудрые и почитаемые члены родового общества, т.е. хёвдинги или сами же скальды.
В песнях Эдды кеннинги используются весьма умеренно, главным образом в качестве устойчивых выражений, характеризующих основных богов и героев («сын Одина», «вождь готов» и др.). В поздней скальдической поэзии кеннинги встречаются гораздо чаще: они становятся усложненными, насыщенными вычурными трех – или четырехчленными метафорами, скрытыми намеками на малоизвестные мифы и т.п. Можно даже сказать, что здесь кеннинги из обычной поэтической формулы превращаются в настоящую загадку.
Наряду с кеннингами известны и так называемые хейти, т.е. поэтические названия, заменяющие одно существительное другим: например, «невеста» или «жена» вместо женщины, «огонь» вместо меча. Камень из Река
Возле церкви в местечке Рек, в провинции Эстергётланд, стоит большой камень с рунами, датируемый IX веком. Руны покрывают его с обеих сторон. Эти надписи не только самые древние, но и наиболее примечательные из всех литературных текстов, сохранившихся в Швеции от эпохи древности. Содержание их таинственно темное, оно выражено усложненным, запутанным скальдическим языком, который на протяжении столетий ставит ученых в тупик. То, что все-таки удалось расшифровать, служит примером таких поэтических приемов и намеков на древние мифы, которые нам известны по исландской литературе XIII века, как, например, по книге о скальдическом искусстве Снорри Стурлусона, которую принято называть «Младшей Эддой»(около 1230 года). И камень из Река наглядно свидетельствует о том, что это искусство культивировалось также и в Швеции IX века!
Надпись начинается с торжественного посвящения, свойственного сходным руническим надписям на других камнях: «О Вемуде говорят эти руны. Варин сложил их в честь павшего сына». А затем следуют две загадки, сопровождаемые поэтической строфой в размере Эдды «форнюрдислаг»:
Скажи, память, какой добычи было две,
которую двенадцать раз на поле брани добывали,
и обе брались вместе, от человека к человеку.
Скажи еще, кто в девяти коленах
лишился жизни у остготов
и до сих пор все первый в битве.
Тьодрик правил,
смелый в бою,
кормчий воинов
в море готов.
1 2 3 4 5 6
Так что лишь очень маленькой группе людей были доступны письменные источники: немногие имели возможность послушать эти сочинения, а еще меньше – прочитать их. И все же именно эти люди – обитатели королевского дворца и крупных городов, а также церковная иерархия, – составляли «общественный сектор» того времени. Вместе с тем происходило формирование шведского письменного языка. Три культуры и осень средневековья
Таким образом, нашу древнюю литературу можно разделить на три основные группы: собственно древняя, клерикальная и куртуазная. И каждая из них соответствует своей социальной среде, с различными языками, стилистикой и мировосприятием.
Однако границы между ними быстро становятся подвижными. К концу средних веков все три культуры сливаются в общую, единую культуру шведского государства с центром в столице. С завершением процесса централизации подошла к концу и эпоха средних веков: наступило новое время – Реформация.
Можно изобразить этот процесс наглядно, нанеся на карту Швеции места появления тех или иных текстов. Рунические надписи на камнях встречаются в общем-то по всей стране, хотя надо отметить, что наибольшая их концентрация обнаруживается в богатых поселениях бондов в районе озера Меларен, на Готланде и на берегах озера Вэттерн. В особенности ранние рунические надписи в большом количестве встречаются вокруг озера Меларен, т.е в центре исконных земель королей свеев.
Клерикальная литература создавалась прежде всего в церковных епархиях – Упсале, Стренгнесе, Линчепинге и Скаре, – а также в немногочисленных монастырях, из которых наиболее влиятельным к концу средневековья оказывается Вадстена. Все эти центры церковной книжной премудрости расположены вблизи от старых мест, где находились камни с руническими письменами, однако воздействие монастырей на крестьянскую культуру было весьма ограниченным. И напротив, устанавливались связи с иноземными монастырями и центрами науки – к примеру, с датским епископским городом Лундом.
Неясно, где создавалась куртуазная поэзия на национальном языке, но читатели ее находились, конечно же, во дворцах королевства, т.е. вблизи от так называемой «эриксгаты», – главного маршрута короля, когда тот отправлялся в поездку по стране. Культурное влияние шло из Норвегии, Дании и Германии, и вероятно, иногда посредниками в этом взаимодействии оказывались королевские дворцы в приграничных землях – к примеру, норвежский Бохус или датский Варберг.
В период Унии XV века, когда Швеция, Норвегия и Дания объединились под властью датской короны, – шведская литературная продукция сосредоточилась в двух главных местах – Вадстене и Стокгольме. Отсюда велась шведская пропаганда против датчан, и адресатом ее были не только дворянство и церковники, но также и горожане и крестьяне на протяжении того времени, пока по всей стране кипели страсти вокруг Унии. Это означало, что литература – как клерикальная, так и куртуазная, – была подчинена политическим интересам. Язык и стиль нарочно упрощались, чтобы можно было достичь желаемого результата в той среде, к которой эта литература обращалась. Произведения стали народными, но уровень их понизился.
В XVI веке при Густаве Васе развитие в этом направлении завершилось. Вся литературная продукция сосредоточилась теперь в Стокгольме, под властью короля, а старая клерикальная и куртуазная литература иссякает. Осень средневековья постепенно сменяется зимой, которая менее всего благоприятна для процветания поэзии.
Конец средневековья означал, что в Швеции возникла единая для всего государства литература, вместо двух или трех прежних. Централизация государственной власти послужила основой для литературного расцвета в период шведского великодержавия в XVII веке. Но она же породила и националистическую концепцию истории, согласно которой средние века представлялись мрачными, а древность – светлой. Миф об отчем доме мешал нам увидеть истинное значение древних текстов. А стремление нашего времени развенчивать старые мифы усложнило ситуацию еще больше.
Постичь средневековое художественное творчество – все равно что изучать так называемый палимпсест, рукопись на пергаменте, где поверх старого текста писался новый. Взгляд иногда тщетно скользит по нему в поисках соскобленного фрагмента. Но подчас внезапно, из темноты проступает местами старый текст. Словно в ночном небе зажигаются звезды.
Тексты родового общества (IX–XIV века)
Литературные жанры в эпоху древности в двух основных моментах несли на себе отпечаток родового общества. Во-первых, они часто передавались из уст в уста, составляя традицию данного рода. Во-вторых, они повествовали о жизни рода, об отношениях между соперничающими родами и т.п.
Эти особенности проявляются наиболее ярко, когда речь заходит о таком жанре, как исландская родовая сага, в которой сообщаются подробные сведения из истории родов. Кроме того, песни Эдды и скальдическая поэзия также отражают это родовое сознание, описывая конфликты родового общества.
Саги, песни Эдды, поэзия скальдов – таким образом, мы перечислили три главных жанра древнескандинавской поэтики. Первый – жанр сугубо эпический: прозаические саги спокойно и неторопливо повествуют о событиях прошлого. Второй относится к жанру эпическо-драматическому, с элементами дидактики: в поэтических сценах наглядно предстают мифы о богах и их поучения, жизнь легендарных героев. Третий жанр – лирический, который в усложненной поэтической форме прославляет события современности.
Каждый из этих основных жанров имеет свою особую нишу и систему правил. Они известны нам прежде всего по исландской литературе, но также и по немногочисленным текстам шведской литературы, главным образом по руническим надписям.
Прежде чем мы перейдем к этим трем жанрам, нам необходимо упомянуть и малые, вроде бы незначительные явления в древнескандинавской жанровой системе, – поэтические речевые обороты, пословицы, загадки и пр. Начав с таких простейших формул, мы легче сможем понять, как строятся более крупные и сложные жанры. Имеет смысл изучить сперва кирпичики, чтобы затем постичь, как из них складывается поэтика устной культуры. В данной традиции творческий процесс происходит путем сочинения или составления комбинаций из устойчивых формул, по определенным правилам.
Есть и другой повод начать изучение именно с малых и на первый взгляд ничтожных речевых оборотов, которые выступали не только в больших поэтических произведениях, но и в обиходной речи. Ибо таким образом мы сможем представить себе и тот коммуникационный процесса повседневной жизни, благодаря которому изначально передавались произведения устного народного творчества. Формула
Древнескандинавское творчество основывалось на аллитерационных формулах в стиле следующей:
Скот мрет,
Сродник мрет.
Эти строки составляют один стих, включающий в себя четыре ударных слога с короткой цезурой в середине, между строками. По обе стороны цезуры находится ударный слог с аллитерацией, – в данном случае на букву «с». В целом вся формула производит впечатление краткой пословицы, которая успешно могла использоваться в разговоре о смерти и бренности всего земного. Между «скотом» и «сродником» нет сколь-нибудь существенной разницы, – во всяком случае тогда, когда речь заходит о жизни и смерти. Формулы, или речевые обороты, подобного типа сохраняются в языке крестьян с эпохи древности и до наших дней.
Но подобная же формула может сложиться в краткую дидактическую строфу, так называемую «лаусавису». И в лучшем случае результат будет следующим:
Скот мрет,
Сродник мрет,
Однажды и ты умрешь,
Одно знаю,
Что не умрет –
Суд над умершим.
Эта строфа может рассматриваться как краткое стихотворение в размере Эдды «льодахаттр», который часто использовался именно в дидактической поэзии. Строки 1–2 и 4–5 в подобной строфе похожи на «основную формулу», т.е. они содержат по два ударных слога и цезуру, в то время как число безударных слогов может варьироваться. Строки 3 и 6 – иные по характеру: в них – по три ударных слога. Подобная строфа прекрасно подходит для насыщенного эллиптического речевого оборота, который в устной форме придает вес и значительность тому, кто его произносит, – например, хёвдинг, выступающий на тинге перед бондами.
Такая же строфа может стать элементом в эпическо-драматическом жанре. Эти слова могут быть приписаны самому Одину и выступать частью торжественного монолога, как в «Изречениях Высокого», который бог произносит в Валхалле перед другими богами. Именно в такой форме текст сохранился для потомков. Но это вовсе не означает, что он существовал лишь в одном варианте. Как кирпичики составляют разные здания, так и поэтические формулы и строфы могут складываться в различные образы устного творчества.
Значение таких формул и их социальная функция в устной литературной традиции впервые были выявлены в последние годы, прежде всего благодаря изучению эпической песенной традиции в Югославии. Было доказано, что сказитель часто импровизировал текст в самом процессе исполнения, используя при этом запас готовых поэтических формул и составляя из них более крупные тематические блоки, которые, в свою очередь, тоже были более или менее устойчивыми: к примеру, представление героя, описание битвы или морского похода, традиционное раздумье над властью любви, над быстротечностью жизни и т.п. Такие тематические единицы могли затем складываться в более крупные, стереотипные описания событий, также закрепленные традицией: например, борьба героя за освобождение своей возлюбленной от власти злых сил и пр. А многие подобные описания в конечном итоге, посредством стандартных поэтических формул, вплетались в большую эпическую композицию, которая могла исполняться на протяжении нескольких часов.
В древнескандинавской традиции поэтическая композиция импровизировалась лишь в исключительных случаях. Скандинавы, еще больше, чем югославы, использовали и ценили краткую выразительную формулу, насыщенную содержанием, которая могла запечатлеться в памяти слушателей в качестве пословицы. Сочинение таких лаконичных формул требовало длительного обдумывания, и потому почти исключало саму возможность импровизации. Но и в Скандинавии тоже древние скальды умели искусно обращаться с формулами и устойчивыми элементами композиции. Кеннинги
Самой характерной формулой в языке скальдической поэзии являются так называемые кеннинги. Это описательное поэтическое выражение, состоящее по меньшей мере из двух существительных: например, «сын Одина» вместо Тора, «податель золота» вместо короля.
Большинство кеннингов метафоричны, – к примеру, «конь моря» вместо корабля. Некоторые заключают в себе ссылку на определенные мифы: к примеру, «ложе Фафнира» вместо золота (Фафнир – это дракон, который лежал на сокровищах, охраняя их, и поэтому золото могло называться ложем этого чудовища; однако выражение в целом, разумеется, непонятно для тех, кто не знает мифа). Так, чтобы понимать язык скальдов, необходимо знать мифологию.
Кеннинги могли выстраиваться таким образом, что включали в себя три, четыре или более элементов. «Податель ложа Фафнира» в таком случае будет опять-таки король, а «укротитель морского коня» – викинг. И чем длиннее кеннинг, тем более он недоступен для понимания непосвященных. Часто в этом-то и состояла главная цель. Язык поэтов-скальдов был тайным, исполненным загадок, которые были способны разгадать только самые мудрые и почитаемые члены родового общества, т.е. хёвдинги или сами же скальды.
В песнях Эдды кеннинги используются весьма умеренно, главным образом в качестве устойчивых выражений, характеризующих основных богов и героев («сын Одина», «вождь готов» и др.). В поздней скальдической поэзии кеннинги встречаются гораздо чаще: они становятся усложненными, насыщенными вычурными трех – или четырехчленными метафорами, скрытыми намеками на малоизвестные мифы и т.п. Можно даже сказать, что здесь кеннинги из обычной поэтической формулы превращаются в настоящую загадку.
Наряду с кеннингами известны и так называемые хейти, т.е. поэтические названия, заменяющие одно существительное другим: например, «невеста» или «жена» вместо женщины, «огонь» вместо меча. Камень из Река
Возле церкви в местечке Рек, в провинции Эстергётланд, стоит большой камень с рунами, датируемый IX веком. Руны покрывают его с обеих сторон. Эти надписи не только самые древние, но и наиболее примечательные из всех литературных текстов, сохранившихся в Швеции от эпохи древности. Содержание их таинственно темное, оно выражено усложненным, запутанным скальдическим языком, который на протяжении столетий ставит ученых в тупик. То, что все-таки удалось расшифровать, служит примером таких поэтических приемов и намеков на древние мифы, которые нам известны по исландской литературе XIII века, как, например, по книге о скальдическом искусстве Снорри Стурлусона, которую принято называть «Младшей Эддой»(около 1230 года). И камень из Река наглядно свидетельствует о том, что это искусство культивировалось также и в Швеции IX века!
Надпись начинается с торжественного посвящения, свойственного сходным руническим надписям на других камнях: «О Вемуде говорят эти руны. Варин сложил их в честь павшего сына». А затем следуют две загадки, сопровождаемые поэтической строфой в размере Эдды «форнюрдислаг»:
Скажи, память, какой добычи было две,
которую двенадцать раз на поле брани добывали,
и обе брались вместе, от человека к человеку.
Скажи еще, кто в девяти коленах
лишился жизни у остготов
и до сих пор все первый в битве.
Тьодрик правил,
смелый в бою,
кормчий воинов
в море готов.
1 2 3 4 5 6