https://wodolei.ru/catalog/unitazy/s-polochkoj/
Эриксон вместе со своими коллегами приходит
к выводу: <историко-географические перспективы и эко-
номические цели и средства содержат в себе то, что группа
усвоила из своей истории, и поэтому характеризуют кон-
цепции действительности и идеалы поведения, которые
невозможно подвергать сомнению или частично изме-нять
без угрозы самому существованию>. Межэтнический се-
минар, проведенный педагогами и социальными работ-
никами показал, что прочно укоренившиеся образы мира
не поддаются ни ослаблению посредством фактологии,-
ни согласованию путем логической аргументации. Пред-
ставим следующие иллюстрации Эриксона: <...Со време-
ни наших контактов между двумя этими расами (белые и
индейцы) индейцы считали наиболее отвратительной чер-
той белых добиваться согласия детей шлепками или би-
тьем. Индейцы обычно лишь пугают ребенка, говоря, что
может прилететь сова (или прийти <белый человек>) и
забрать его. Какие конфликты они тем самым вызывали
и увековечивали в душах своих детей, индейцы, конечно,
не знали>. <...Они учат своих детей плакать> - с негодо-
ванием заметила одна индейская женщина, столкнувшись
с практикой разлучения (из гигиенических соображений)
матери и ребенка в государственной больнице. Особенно
ее возмутил эдикт больничных сестер и докторов, будто
младенцу полезно кричать, пока не побагровеет от
напряжения.
З.Фрейд обронив фразу, что человек привязан к сво-
ему прошлому, как раб к галерам, был прав - древние
аттитюды сохраняют свое господство.
Нет ничего более бесплодного во взаимоотношении
отдельных лиц и групп, чем подвергать сомнению идеалы
противной стороны, демонстрируя, что согласно логике
сомневающегося, представитель противной стороны не-
28
последователен в своей проповеди, ибо <всякая совесть,
индивидуальная или групповая, обладает не только спе-
цифическим содержанием, но и своей специфической
логикой, которая охраняет ее согласованность>.
Рассматривая различные культуры наблюдатель-пси-
хоаналитик - по мнению Эриксона - оценивает темы,
которые представляют перед ним в динамическом масш-
табе коллективного поведения: в одном варианте как ис-
торическая память, в другом как мифологаческая теоло-
гия: в одной маске возобновляемые в серьезных ритуа-
лах, в другой - выплескиваемые в веселых играх, в тре-
тьей - полностью выражаемые в строгом избегании.
<Целые комплексы таких тем можно распознать в куль-
туральных особенностях сновидений, а также в индиви-
дуальных сновидениях, в комических или злобных про-
екциях на соседа, дочеловеческих существ или живот-
ных. К тому же они могут распрезеитироваться в откло-
няющемся поведении, доступном либо избранным, либо
проклятым, либо тем и другом...>
Эго-психология Эриксона неразрывно и органично
связана с феноменом игры. Социальная оценка игровой
деятельности ребенка для Эриксона является магистраль-
ным научным положением в психической интерпретации
детства. Он отмечает: <...Дети, даже если они травмиро-
ваны, выбирают для своих инсценировок материал, кото-
рый доступен им в их культуре и который поддается воз-
действию ребенка их возраста. Что доступно - зависит
от культурных условий и, следовательно, относится ко
всем детям, живущим в данных условиях>.
Эриксон интерпретирует игровую деятельность че-
рез имеющийся у ребенка биологический и культурно-
социальный опыт. Приводя иллюстрацию о деятельности
ребенка по сооружению и разрушению башен, он доста-
точно точно описывает механизм детской творческой
амбивалентности - от созидания до разрушения. Спро-
29
Эрик Г. Эриксон
Детство и общество
лал акцент на социальные отношения, воздействия куль-
туры на развитие личности. Эриксон вводит термин <со-
циальное доверие>, который аккумулирует поведенчес-
кую и психическую деятельность ребенка. Незрелость
врожденных механизмов гомеостаза, по мнению ученого,
компенсируется материнскими приемами и непрерывно
возрастающими рецептивными возможностями ребенка.
Эриксон считал также, что серьезные изменения могут
происходить и вне периода детства.
Суть его методологии в следующем: во-первых, каж-
дый критический пункт психосоциального развития свя-
зан со всеми остальными, а они все, в свою очередь, за-
висят от правильного развития в правильной последова-
тельности каждого такого пункта. Во-вторых, каждый
пункт существует в некоторой форме до того, как обыч-
но наступает его критическое время. Восемь стадий раз-
вития, по Эриксону, взаимосвязаны и каждая из них оп-
ределена той проблемой или кризисной ситуацией, кото-
рая может быть разрешена для дальнейшего беспрепят-
ственного течения процесса развития.
Анализируя легенды о детстве Гитлера психоанали-
тик Эриксон выступает философом-гуманистом, развен-
чивает волшебные сказки о Гитлере, как о жертве эдипо-
вого комплекса, принявшего болезненные размеры. В
психоаналитической литературе Гитлера описывают либо
как психопатического параноида, лишенного какой-либо
морали, либо как классического садистского младенца,
либо как сверхкомпенсированного маменькиного сынка,
либо как невротика, страдающего от неодолимой тяги к
убийству.
Эриксон представляет диагноз неординарной лич-
ности вождя нации следующим образом: <...стоя на под-
мостках немецкой истории, Гитлер тонко чувствовал, в
какой степени можно было смело позволить собственной
личности представить истерическую несдержанность,
32
которая подспудно жила в каждом немецком слушате-
ле>. Стефан Цвейг в научном очерке о З.Фрейде отме-
тил, что Фрейда интересуют не приличия, а истина. Эрик-
сона тоже интересует истина, а она в следующем: Гит-
лер, выбравший для себя роль вождя нации достоин ее,
ибо все, что разоблачает его самого, в равной мере разоб-
лачает его аудиторию. Ведь, именно то, что другим наро-
дам казалось наиболее сомнительным и отвратительным,
для немецких ушей оказалось самой убедительной мело-
дией, исполняемой <Коричневым дудочником>. Налицо,
полная идентификация вождя с нацией и харизматичес-
кое до безумия поклонение нации своему фюреру. Это не
случайность, а закономерность национального ментали-
тета, ибо: <Каждый народ заслуживает того государя,
которого имеет>.
Интерпретация теории Эриксона о психосоциальной
идентичности дает возможность понять механизм пове-
дения как отдельной личности, так и целых народов, на-
ций, этнических образований, социальных групп.
Что же побудило Эриксона проанализировать юность
Максима Горького, представленную в России большеви-
стской легендой-фильмом? Как и раньше, в случае наци-
онал-социалистической версией детства Гитлера - от-
мечает Эриксон - я проанализировал систему образов и
их связи с географическим местоположением и истори-
ческим местом происхождения. Эриксон пишет: <В
некоторых знаменательных отношениях эти две легенды
обладают известным сходством. Обе они показывают ра-
стущего своевольного мальчика в ожесточенной борьбе с
отцовской фигурой, главой рода - беспощадным тира-
ном...> И Гитлер и Горький в отрочестве пережили пси-
хическое потрясение от бессмысленности существования
и тщетности бунта.0ни стали интеллектуальными проле-
тариями, близкими к крайнему отчаянию. По иронии судь-
бы оба обрели известность в полицейском досье своих
33
2 3u. № 438
Эрик Г. Эриксон
стран как <бумагомараки>. Таковы историко-биографи-
ческие аналогии. Горький стал писателем, а неполити-
ком. После русской революции он продолжал оставаться
идолом страны Советов. Большевистско-пролетарская
легенда о юности Максима Горького олицетворяет иску-
шение регрессировать к традиционной морали и древним
обычаям народа. Порождает соблазн оставаться скован-
ным традиционным суперэго внутри и крепостным пра-
вом снаружи.
Для исследователя Эриксона легенда о юности Мак-
сима Горького - это психоаналитический экскурсе ис-
торию России, в загадочную русскую душу, отыскание
ключей менталитета россиянина, ингредиентов русского
характера. Эта легенда позволяет ему понять <...истори-
ческую миссию русской реалистической литературы: она
возвращает трагедию отцеубийства и братоубийства про-
стому русскому человеку>.
Необходимо отметить, что Фрейд в статье <Достоев-
ский и отцеубийство> ставил <Братьев Карамазовых> в
один ряд с <Гамлетом> Шекспира и <Царем Эдипом>
Софокла и считал неслучайным, что три шедевра миро-
вой литературы всех времен трактуют одну и ту же тему
- тему отцеубийства.
По мнению .Эриксона, - моральная и национальная
идентичность имеет функцию коллективного эго. Размыш-
ляя об идентичности американцев, описывая их нацио-
нальный характер, он четко обозначил содержательные
конструкты идентичности индивидуальной инициативы:
протестантизм, индивидуализм, рациональную адаптацию
к опасностям жизни и нахождение в индустриализации
своей естественной среды.
На анализе жизни и деятельности Максима Горького
он показывает механизмы идентификации выдающейся
личности в совершенно другой и неповторимой культуре,
выросшей и сформировавшейся в совершенно иных спе-
34
цифических исторических, географических, климатичес-
ких, пространственных условиях, чем европейские или
азиатские.
В заключительной части своего исследования Эрик-
сон отмечает: <Для согласования исторической и психо-
логической методологии нам прежде всего нужно научить-
ся сообща иметь дело с теми обстоятельствами, что раз-
личные психологии и психологи подвластны историчес-
ким законам, а историки и исторические летописи -
законам психологии>.
Квинтэссенцией психо-социального и культурно-ис-
торического исследования Эриксона <Детство и обще-
ство> может стать утверждение: <Каждый взрослый, будь
он лидером или ведомым, представителем масс или чле-
ном элиты, однажды был ребенком. Когда-то он был ма-
леньким. Чувство малости образует нижний, неискоре-
нимый слой в душе человека. Его триумфы будут соизме-
ряться с этой малостью, а поражения подтверждать ее.
Вопросы о том, кто <больше> (сильнее, важнее и т.п.) и
кто может или не может сделать что-либо по отношению
к кому-либо, заполняют внутреннюю жизнь взрослого
сверх той необходимости и той желательности, которые
он осознает и на которые рассчитывает>.
Б заключительной части своего психологического
исследования Эриксон резюмирует, что всякое общество
состоит из людей находящихся в процессе, их перехода
из разряда детей в разряд родителей. Чтобы обеспечить
непрерывность традиции, общество должно заблаговре-
менно готовить детей к функции родителей, а также за-
ботиться о неизбежных остатках инфантильности у взрос-
лых. Мысль простая, но в условиях развитого индустри-
ального общества все эти заботы и социальные подкреп-
ления настолько приобретают стандартизированный ха-
рактер, что из поколения в поколение инфантильный страх
не исчезает, а социальные модальности деформируются.
Эрик Г. Эриксон
Детство и общество
Описывая автономно-физиологические психологичес-
кие механизмы страхов и тревог, зарождение, генезис и
их клиническое завершение, Эриксон снова, в который
раз, ищет истоки этих психических состояний личности
в раннем детстве, социокультурном прессинге, деформи-
рующем личный опыт растущего организма.
Актуально предостережение Эриксона о губитель-
ном воздействии... промышленной революции, глобаль-
ной коммуникации, стандартизации, централизации и
механизации <человеческого образа жизни>. Все это, по
мнению ученого, угрожает идентичностям, унаследован-
ным человеком от примитивных, аграрных, феодальных
и аристократических культур. Здесь же, Эриксон свою
мысль подкрепляет конкретной иллюстрацией: <Посколь-
ку с.трах утратить идентичность доминирует в большей
части нашей иррациональной мотивации, он(страх)
мобилизует весь арсенал тревоги, оставленный в каждом
человеке простым фактом его детства. В этом критичес-
ком состоянии массы людей склонны искать спасение в
псевдоидентичностях>.
<Псевдоидентичность>, как расширительный термин,
позволяет понять поведение многих людей, групповых
объединений, целых народов. Более ужасно, пишет Эрик-
сон, что эти детские тревоги снова появляются в форме
коллективных страхов и болезней коллективного разума.
История государства с тоталитарным режимом - силь-
ное и аргументированное подтверждение этому.
Эриксон делает общий вывод: <Только постепенное
нарастание чувства идентичности, основанное на личном
опыте социального здоровья и культурной солидарности
в конце каждого главного кризиса детства, сулит тот пе-
риодический баланс в человеческой жизни, который при
интеграции стадий эго - способствует чувству гуманно-
сти. Но повсюду, 1де чувство идентичности утрачивается,
1де целостность и полнота уступает место отчаянию и
36
отвращению, генеративность уступает стагнации, интим-
ность - изоляции, а идентичность - смешению ролей,
боевые порядки инфантильных страхов легко приходят в
движение и только идентичность, благополучно бросив-
шая якорь в <родовом имении> культурной .идентичнос-
ти, способна создавать осуществимое психосоциальное
равновесие>.
Клинический опыт Эриксона привел к обнаружению
значимых связей в отношениях между тревогами младен-
чества и общественными переворотами. Социальные ин-
ституты воспитания, - по его мнению, должны создать
синтетические системы детского обучения и воспитания,
формирующих у подрастающего поколения желаемый для
них тип личности.
Клиницист Эриксон отдает предпочтение здравомыс-
лию, в самом широком смысле слова, умонастроению,
которое терпимо к различиям, осторожно и последова-
тельно в оценках и суждениях, осмотрительно в действи-
ях, способно к вере и возмущению, несмотря на весь этот
кажущийся релятивизм.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
1 2 3 4 5
к выводу: <историко-географические перспективы и эко-
номические цели и средства содержат в себе то, что группа
усвоила из своей истории, и поэтому характеризуют кон-
цепции действительности и идеалы поведения, которые
невозможно подвергать сомнению или частично изме-нять
без угрозы самому существованию>. Межэтнический се-
минар, проведенный педагогами и социальными работ-
никами показал, что прочно укоренившиеся образы мира
не поддаются ни ослаблению посредством фактологии,-
ни согласованию путем логической аргументации. Пред-
ставим следующие иллюстрации Эриксона: <...Со време-
ни наших контактов между двумя этими расами (белые и
индейцы) индейцы считали наиболее отвратительной чер-
той белых добиваться согласия детей шлепками или би-
тьем. Индейцы обычно лишь пугают ребенка, говоря, что
может прилететь сова (или прийти <белый человек>) и
забрать его. Какие конфликты они тем самым вызывали
и увековечивали в душах своих детей, индейцы, конечно,
не знали>. <...Они учат своих детей плакать> - с негодо-
ванием заметила одна индейская женщина, столкнувшись
с практикой разлучения (из гигиенических соображений)
матери и ребенка в государственной больнице. Особенно
ее возмутил эдикт больничных сестер и докторов, будто
младенцу полезно кричать, пока не побагровеет от
напряжения.
З.Фрейд обронив фразу, что человек привязан к сво-
ему прошлому, как раб к галерам, был прав - древние
аттитюды сохраняют свое господство.
Нет ничего более бесплодного во взаимоотношении
отдельных лиц и групп, чем подвергать сомнению идеалы
противной стороны, демонстрируя, что согласно логике
сомневающегося, представитель противной стороны не-
28
последователен в своей проповеди, ибо <всякая совесть,
индивидуальная или групповая, обладает не только спе-
цифическим содержанием, но и своей специфической
логикой, которая охраняет ее согласованность>.
Рассматривая различные культуры наблюдатель-пси-
хоаналитик - по мнению Эриксона - оценивает темы,
которые представляют перед ним в динамическом масш-
табе коллективного поведения: в одном варианте как ис-
торическая память, в другом как мифологаческая теоло-
гия: в одной маске возобновляемые в серьезных ритуа-
лах, в другой - выплескиваемые в веселых играх, в тре-
тьей - полностью выражаемые в строгом избегании.
<Целые комплексы таких тем можно распознать в куль-
туральных особенностях сновидений, а также в индиви-
дуальных сновидениях, в комических или злобных про-
екциях на соседа, дочеловеческих существ или живот-
ных. К тому же они могут распрезеитироваться в откло-
няющемся поведении, доступном либо избранным, либо
проклятым, либо тем и другом...>
Эго-психология Эриксона неразрывно и органично
связана с феноменом игры. Социальная оценка игровой
деятельности ребенка для Эриксона является магистраль-
ным научным положением в психической интерпретации
детства. Он отмечает: <...Дети, даже если они травмиро-
ваны, выбирают для своих инсценировок материал, кото-
рый доступен им в их культуре и который поддается воз-
действию ребенка их возраста. Что доступно - зависит
от культурных условий и, следовательно, относится ко
всем детям, живущим в данных условиях>.
Эриксон интерпретирует игровую деятельность че-
рез имеющийся у ребенка биологический и культурно-
социальный опыт. Приводя иллюстрацию о деятельности
ребенка по сооружению и разрушению башен, он доста-
точно точно описывает механизм детской творческой
амбивалентности - от созидания до разрушения. Спро-
29
Эрик Г. Эриксон
Детство и общество
лал акцент на социальные отношения, воздействия куль-
туры на развитие личности. Эриксон вводит термин <со-
циальное доверие>, который аккумулирует поведенчес-
кую и психическую деятельность ребенка. Незрелость
врожденных механизмов гомеостаза, по мнению ученого,
компенсируется материнскими приемами и непрерывно
возрастающими рецептивными возможностями ребенка.
Эриксон считал также, что серьезные изменения могут
происходить и вне периода детства.
Суть его методологии в следующем: во-первых, каж-
дый критический пункт психосоциального развития свя-
зан со всеми остальными, а они все, в свою очередь, за-
висят от правильного развития в правильной последова-
тельности каждого такого пункта. Во-вторых, каждый
пункт существует в некоторой форме до того, как обыч-
но наступает его критическое время. Восемь стадий раз-
вития, по Эриксону, взаимосвязаны и каждая из них оп-
ределена той проблемой или кризисной ситуацией, кото-
рая может быть разрешена для дальнейшего беспрепят-
ственного течения процесса развития.
Анализируя легенды о детстве Гитлера психоанали-
тик Эриксон выступает философом-гуманистом, развен-
чивает волшебные сказки о Гитлере, как о жертве эдипо-
вого комплекса, принявшего болезненные размеры. В
психоаналитической литературе Гитлера описывают либо
как психопатического параноида, лишенного какой-либо
морали, либо как классического садистского младенца,
либо как сверхкомпенсированного маменькиного сынка,
либо как невротика, страдающего от неодолимой тяги к
убийству.
Эриксон представляет диагноз неординарной лич-
ности вождя нации следующим образом: <...стоя на под-
мостках немецкой истории, Гитлер тонко чувствовал, в
какой степени можно было смело позволить собственной
личности представить истерическую несдержанность,
32
которая подспудно жила в каждом немецком слушате-
ле>. Стефан Цвейг в научном очерке о З.Фрейде отме-
тил, что Фрейда интересуют не приличия, а истина. Эрик-
сона тоже интересует истина, а она в следующем: Гит-
лер, выбравший для себя роль вождя нации достоин ее,
ибо все, что разоблачает его самого, в равной мере разоб-
лачает его аудиторию. Ведь, именно то, что другим наро-
дам казалось наиболее сомнительным и отвратительным,
для немецких ушей оказалось самой убедительной мело-
дией, исполняемой <Коричневым дудочником>. Налицо,
полная идентификация вождя с нацией и харизматичес-
кое до безумия поклонение нации своему фюреру. Это не
случайность, а закономерность национального ментали-
тета, ибо: <Каждый народ заслуживает того государя,
которого имеет>.
Интерпретация теории Эриксона о психосоциальной
идентичности дает возможность понять механизм пове-
дения как отдельной личности, так и целых народов, на-
ций, этнических образований, социальных групп.
Что же побудило Эриксона проанализировать юность
Максима Горького, представленную в России большеви-
стской легендой-фильмом? Как и раньше, в случае наци-
онал-социалистической версией детства Гитлера - от-
мечает Эриксон - я проанализировал систему образов и
их связи с географическим местоположением и истори-
ческим местом происхождения. Эриксон пишет: <В
некоторых знаменательных отношениях эти две легенды
обладают известным сходством. Обе они показывают ра-
стущего своевольного мальчика в ожесточенной борьбе с
отцовской фигурой, главой рода - беспощадным тира-
ном...> И Гитлер и Горький в отрочестве пережили пси-
хическое потрясение от бессмысленности существования
и тщетности бунта.0ни стали интеллектуальными проле-
тариями, близкими к крайнему отчаянию. По иронии судь-
бы оба обрели известность в полицейском досье своих
33
2 3u. № 438
Эрик Г. Эриксон
стран как <бумагомараки>. Таковы историко-биографи-
ческие аналогии. Горький стал писателем, а неполити-
ком. После русской революции он продолжал оставаться
идолом страны Советов. Большевистско-пролетарская
легенда о юности Максима Горького олицетворяет иску-
шение регрессировать к традиционной морали и древним
обычаям народа. Порождает соблазн оставаться скован-
ным традиционным суперэго внутри и крепостным пра-
вом снаружи.
Для исследователя Эриксона легенда о юности Мак-
сима Горького - это психоаналитический экскурсе ис-
торию России, в загадочную русскую душу, отыскание
ключей менталитета россиянина, ингредиентов русского
характера. Эта легенда позволяет ему понять <...истори-
ческую миссию русской реалистической литературы: она
возвращает трагедию отцеубийства и братоубийства про-
стому русскому человеку>.
Необходимо отметить, что Фрейд в статье <Достоев-
ский и отцеубийство> ставил <Братьев Карамазовых> в
один ряд с <Гамлетом> Шекспира и <Царем Эдипом>
Софокла и считал неслучайным, что три шедевра миро-
вой литературы всех времен трактуют одну и ту же тему
- тему отцеубийства.
По мнению .Эриксона, - моральная и национальная
идентичность имеет функцию коллективного эго. Размыш-
ляя об идентичности американцев, описывая их нацио-
нальный характер, он четко обозначил содержательные
конструкты идентичности индивидуальной инициативы:
протестантизм, индивидуализм, рациональную адаптацию
к опасностям жизни и нахождение в индустриализации
своей естественной среды.
На анализе жизни и деятельности Максима Горького
он показывает механизмы идентификации выдающейся
личности в совершенно другой и неповторимой культуре,
выросшей и сформировавшейся в совершенно иных спе-
34
цифических исторических, географических, климатичес-
ких, пространственных условиях, чем европейские или
азиатские.
В заключительной части своего исследования Эрик-
сон отмечает: <Для согласования исторической и психо-
логической методологии нам прежде всего нужно научить-
ся сообща иметь дело с теми обстоятельствами, что раз-
личные психологии и психологи подвластны историчес-
ким законам, а историки и исторические летописи -
законам психологии>.
Квинтэссенцией психо-социального и культурно-ис-
торического исследования Эриксона <Детство и обще-
ство> может стать утверждение: <Каждый взрослый, будь
он лидером или ведомым, представителем масс или чле-
ном элиты, однажды был ребенком. Когда-то он был ма-
леньким. Чувство малости образует нижний, неискоре-
нимый слой в душе человека. Его триумфы будут соизме-
ряться с этой малостью, а поражения подтверждать ее.
Вопросы о том, кто <больше> (сильнее, важнее и т.п.) и
кто может или не может сделать что-либо по отношению
к кому-либо, заполняют внутреннюю жизнь взрослого
сверх той необходимости и той желательности, которые
он осознает и на которые рассчитывает>.
Б заключительной части своего психологического
исследования Эриксон резюмирует, что всякое общество
состоит из людей находящихся в процессе, их перехода
из разряда детей в разряд родителей. Чтобы обеспечить
непрерывность традиции, общество должно заблаговре-
менно готовить детей к функции родителей, а также за-
ботиться о неизбежных остатках инфантильности у взрос-
лых. Мысль простая, но в условиях развитого индустри-
ального общества все эти заботы и социальные подкреп-
ления настолько приобретают стандартизированный ха-
рактер, что из поколения в поколение инфантильный страх
не исчезает, а социальные модальности деформируются.
Эрик Г. Эриксон
Детство и общество
Описывая автономно-физиологические психологичес-
кие механизмы страхов и тревог, зарождение, генезис и
их клиническое завершение, Эриксон снова, в который
раз, ищет истоки этих психических состояний личности
в раннем детстве, социокультурном прессинге, деформи-
рующем личный опыт растущего организма.
Актуально предостережение Эриксона о губитель-
ном воздействии... промышленной революции, глобаль-
ной коммуникации, стандартизации, централизации и
механизации <человеческого образа жизни>. Все это, по
мнению ученого, угрожает идентичностям, унаследован-
ным человеком от примитивных, аграрных, феодальных
и аристократических культур. Здесь же, Эриксон свою
мысль подкрепляет конкретной иллюстрацией: <Посколь-
ку с.трах утратить идентичность доминирует в большей
части нашей иррациональной мотивации, он(страх)
мобилизует весь арсенал тревоги, оставленный в каждом
человеке простым фактом его детства. В этом критичес-
ком состоянии массы людей склонны искать спасение в
псевдоидентичностях>.
<Псевдоидентичность>, как расширительный термин,
позволяет понять поведение многих людей, групповых
объединений, целых народов. Более ужасно, пишет Эрик-
сон, что эти детские тревоги снова появляются в форме
коллективных страхов и болезней коллективного разума.
История государства с тоталитарным режимом - силь-
ное и аргументированное подтверждение этому.
Эриксон делает общий вывод: <Только постепенное
нарастание чувства идентичности, основанное на личном
опыте социального здоровья и культурной солидарности
в конце каждого главного кризиса детства, сулит тот пе-
риодический баланс в человеческой жизни, который при
интеграции стадий эго - способствует чувству гуманно-
сти. Но повсюду, 1де чувство идентичности утрачивается,
1де целостность и полнота уступает место отчаянию и
36
отвращению, генеративность уступает стагнации, интим-
ность - изоляции, а идентичность - смешению ролей,
боевые порядки инфантильных страхов легко приходят в
движение и только идентичность, благополучно бросив-
шая якорь в <родовом имении> культурной .идентичнос-
ти, способна создавать осуществимое психосоциальное
равновесие>.
Клинический опыт Эриксона привел к обнаружению
значимых связей в отношениях между тревогами младен-
чества и общественными переворотами. Социальные ин-
ституты воспитания, - по его мнению, должны создать
синтетические системы детского обучения и воспитания,
формирующих у подрастающего поколения желаемый для
них тип личности.
Клиницист Эриксон отдает предпочтение здравомыс-
лию, в самом широком смысле слова, умонастроению,
которое терпимо к различиям, осторожно и последова-
тельно в оценках и суждениях, осмотрительно в действи-
ях, способно к вере и возмущению, несмотря на весь этот
кажущийся релятивизм.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
1 2 3 4 5