– Так мы отгул взяли, – признался Добрыня.
– Чего? – думая, что он ослышался, переспросил Солнцевский.
– Отгул, – охотно пояснил сотник. – За счет ранее отработанных дней.
– Так что мы сейчас не на службе, а действуем исключительно как частные лица.
– Мол, мы были на конной прогулке, а тут наших бьют. Вот мы и вмешались бы, не зная, что тут замешана большая политика, – закончил общее повествование Алеша Попович.
Солнцевский не торопясь повернулся к Изе и спокойненько так поинтересовался.
– Твоя работа?
– А шо? – пожал плечами Изя. – Трудовой кодекс еще никто не отменял. Ребята крутятся как белки в колесе, с ненормированным трудовым днем и без оплачиваемого отпуска, так пусть хотя бы в отгулах оторвутся!
Илюхе ничего не оставалось, как согласиться с логикой друга.
– Давайте выпьем! – резонно заметил он, восхищаясь пройдохой Изей и поразительным благородством и душевной простотой былинной троицы.
Никаких возражений не последовало. И все присутствующие подняли бокалы. Даже Соловейка, поддавшись общим эмоциям, попросила капнуть себе на донышко.
– За то, что коварная интрига иноземцев была вовремя раскрыта и зачищена! – поднял тост Изя, все присутствующие с ним согласились.
– И вообще, от этих иноземцев один вред, – заметил Алеша Попович, ловко стянув последний кусок пиццы.
– Ты всех под одну гребенку-то не ровняй, – отозвался Изя. – Иноземцы тоже иногда хорошие попадаются. Вот мой потенциальный тесть, к примеру. Очень рассудительный и здравомыслящий человек. За меня собирается свою красавицу дочку отдавать, к тому же дает огромное приданое.
– А я слышала, что на Востоке жених деньги платит, – так, между делом, хмыкнула Соловейка.
– Это все глупости, средневековые пережитки! К тому же мы не на Востоке. И у нас, на Руси, такие извращения не пройдут. Ишь чего выдумали, законное приданое на нелепый калым менять! – тут же выдал кучу аргументов черт.
Солнцевский слушал вещание друга и только тут до него стали доходить некоторые подробности прошедшего дела. Как оказалось, рановато он заявил, что не имеет никаких вопросов к черту.
– Изя! – словно вспомнив о чем-то, чуть ли не подпрыгнул на своем месте Солнцевский.
– А шо Изя?! Чуть что, сразу Изя! – ушел в глухую оборону черт. – Кстати, а что ты имел в виду? Конечно, это не я, но все-таки хотелось бы узнать, какой именно эпизод из моего боевого прошлого заставил тебя так засуетиться.
Илюха обвел присутствующих взором, словно прикидывая в уме, может ли он говорить свободно, и, видимо, удостоверившись в надежности окружающих, продолжил:
– Ты же говорил, что никогда друзьям не врешь?!
– Я говорил, что почти никогда не вру, – тут же парировал черт. – А насчет чего я ляпнул такую несусветную глупость?
– Насчет того, что это не ты покушался на имущество твоего тестя и не пытался украсть его дочку, луноликую и несравненную!
– И не ты оказал отчаянное сопротивление при задержании и не отправил двух евнухов к лекарю. Кстати, вы так мне и не рассказали, кто такие евнухи, – не осталась в стороне возмущенная Соловейка.
– Да я... – заметался средний богатырь, спешно подыскивая достойный ответ.
– На этот раз вранье не пройдет! – сурово предупредил Илюха.
Черт с надеждой посмотрел на былинную троицу, но та хранила стойкий нейтралитет, справедливо полагая, что это внутреннее дело «Дружины специального назначения». Наконец Изя решился и обреченно махнул рукой:
– Ну да, это я малость переборщил.
– Малость? – не поверил своим ушам Илюха. – Да ты мне обещал, что будешь сидеть дома ниже травы, тише воды, и к своей луноликой даже на выстрел не подойдешь!
– А кто в этом виноват? – справедливо рассудив, что лучшая защита – это нападение, напустился на Илюху Изя.
– Кто?
– Ты!
От такой наглости Солнцевский на время потерял дар речи, этим тут же воспользовался Изя.
– Конечно ты! Знал же, что маюсь в любовном томлении и страдаю от душевных мук и тем не менее оставил одного в пустом доме! А я личность творческая, увлекающаяся, мне было просто необходимо увидеть предмет своей страсти! Ну а дальше вообще все было словно в тумане. Предмет прибывает к своему дому в карете, евнухи отвлекаются, возница пошел открывать ворота, а я хлоп и занял его место.
Тут Изя остановился, чтобы налить себе стаканчик, и продолжил рассказ:
– Потом не так интересно. Лошади меня, как обычно, пугаются, несут на дороге неизвестно откуда появляется перекресток и в результате массовое дорожно-транспортное происшествие. Я убедился, что моя Газелюшка не пострадала, и ходу оттуда. Вот, собственно, и все.
– Все? – удивился Солнцевский. – А два евнуха, которых ты уложил в больницу? Кстати, как тебе это удалось, помнится, раньше ты с ними справиться не мог?
– Испугался до чертиков, вот и постарался, – скаламбурил Изя. – Они меня узнали и уже свои ножнички достали, чтобы лишить меня столь дорогого моему сердцу предмета.
– Похоже, я наконец догадалась, кто такие евнухи, – раздался задумчивый голосок Соловейки.
Эти слова как-то неожиданно сбили агрессивный настрой Солнцевского. В конце концов он тоже был мужчина, эмоции его друга были близки и ему.
– Ну а нам чего сразу не рассказал? – уже примирительным тоном спросил Солнцевский провинившегося коллегу.
– Не хотел расстраивать, – признался черт и понурил голову. – Тем более тогда уже накат на нас со стороны иноземцев начался. Так я рассудил, что одним больше, одним меньше – никто и не заметит, среди кучи липовых претензий одно настоящее.
У Солнцевского просто не было слов. Такую детскую непосредственность, помноженную на матерый цинизм, мог выдать только Изя. И ругать его за это как-то не хотелось. Выручила его Соловейка, она четко уловила его эмоции и обратилась к Изе торжественным тоном:
– Ладно, в честь общей победы будем считать, что ты амнистирован. Но ты должен дать слово, что никогда больше не будешь нам с Илюхой и Мотей врать.
– Даже ради вашего же спокойствия? – уточнил черт.
– Да!
– Даже ради всеобщего и моего блага?
– Да!
– Даже...
– Да! – отрезала Соловейка.
– Нет, такого слова я дать не могу, – уныло признался черт.
– Почему? – удивились все.
Изя бросил взгляд на случайных свидетелей их домашней разборки и уклончиво пояснил:
– Это противоречит моей сущности.
Разговор зашел в тупик. Если бы при нем не присутствовали три былинных богатыря, которые даже не представляли, что под мороком румяного мальчиша-плохиша скрывается черт, он внятно и аргументированно пояснил, что врать, изворачиваться и юлить положено ему по статусу. Он же черт, а не ангел.
– Давайте так, – предложил компромисс Изя, – в виде исключения, при общении с вами я просто не буду говорить всю правду.
– Годится, – после некоторого раздумья согласилась Соловейка, – все-таки это лучше, чем ничего.
На том и порешили. Изя же не виноват, что родился с копытами, рогами и таким именем. Против сути, заложенной природой, не попрешь, сколько бы ни старался.
– Вы уж извините нас, семейная сцена, – обратился Изя к былинной троице, временно исключенной из общего разговора. – Может, в картишки перекинемся? Я фору дам.
– Не... – протянул Илья Муромец, выражая общее мнение. – Нам бы фильму какую новую послушать.
Взгляды всех присутствующих тут же обратились на Илюху Солнцевского.
– Ну я не знаю... – замялся тот.
– А чего не знаешь-то? – удивился Изя. – Помнишь, что говаривал с броневичка Владимир Ильич? «Кино для нас – самое важное из искусств!» Коли открыл народу мир прекрасного, теперь уж как честный человек обязан жениться. Тьфу ты, ну то есть продолжать в том же духе.
В общем-то черту возразить было трудно: Илюха и правда избаловал друзей пересказами фильмов. Каждый раз, начиная новую историю, переиначенную на местные реалии, он давал себе зарок, что это в последний раз, и каждый раз не мог сдержать данного самому себе слова. Ну как откажешь Любаве или тем же самым былинным богатырям в такой малости, когда они смотрят на тебя словно на волшебника, каждый раз ожидая нового чуда? Вот Илюха и не отказывал...
– Была у четырех богатырей такая традиция: под Новый год они шли в баню...


* * *

На широкой скамье, на скамье подсудимых, Илюха Солнцевский оказался впервые. Конечно, ввиду специфики прошлой профессии у него случались легкие недоразумения с законом, но до суда дело как-то не доходило. И вот сейчас, несмотря на то, что процесс должен был сложиться для него и его коллег весьма удачно, на этом месте старший богатырь чувствовал себя неуютно. Соловейка также оказалась не в своей тарелке и нетерпеливо ерзала на своем месте.
Другие два члена команды, напротив, чувствовали себя вполне комфортно. Мотя поначалу собирался надавить на массу и хорошенько выспаться во время процесса, но в поле его зрения попал суетящийся Микишка, и сон словно ветром сдуло. Гореныш тут же залег в засаду в надежде, что дьячок оплошает и появится в зоне поражения его зубов.
Ну а Изя, с его богатым процессуальным опытом, на суде чувствовал себя словно рыба в воде. Еще перед началом заседания он успел перекинуться парой слов с Севастьяном, переговорить с представителями боярской думы и что-то шепнуть на ухо Микишке. Последний после этого осенил себя крестным знамением и выразительно обложил среднего богатыря трехэтажным матом. Как ни странно, такая реакция дьячка полностью удовлетворила черта, и он, вольготно расположившись на скамье рядом с друзьями, принялся насвистывать какую-то незамысловатую мелодию.
Наконец появился Берендей и занял стоящий на небольшом подиуме трон. Судя по выражению лица, он был совсем не в восторге от происходящего. И так всем ясно, что после того, как жалобщики были уличены в навете на команду Солнцевского, обвинительный приговор практически невозможен. Ну в крайнем случае, общественное порицание или нестрогий выговор с занесением.
Совсем другие планы на предстоящий процесс были у штатного секретаря Берендея Микишки. Тем более что с согласия князя он взял на себя роль обвинителя. Это был его звездный час, никогда еще не был он так близок к своей заветной мечте – раз и навсегда покончить с ненавистной командой. Он серьезно подготовился к процессу и не без основания полагал, что его шансы не так уж и малы.
Дьячок еле сдерживал эмоции, кипящие в его груди. Еще совсем немного – и железными аргументами, помноженными на личную заинтересованность и красноречие, он заставит Берендея заточить всю эту компанию в темницу на пару десятков лет. А если немного поможет удача, то вполне можно будет требовать высшей меры княжеского гнева. Небольшой ложкой дегтя в огромной бадье меда был тот моментик, что по неизвестным дьячку причинам трое из четырех истцов пока не прибыли на судебное заседание.
– Ничего, ничего, – успокаивал себя Микишка. – Может, в дороге задержались. В крайнем случае обойдусь и без них. Как-никак все показания иноземцев должным образом записаны и приобщены к делу. Да и бухарец прибыл, так что какая-никакая помощь от заявителей последует.
Берендей махнул рукой, и суд над «Дружиной специального назначения» начался. Слово тут же взял дьячок:
– Разбираются иски посольств королевства Польского, княжества Литовского, ордена Тевтонского и эмирата Бухарского к группе проходимцев, именуемых себя «Дружиной специального назначения».
– Протестую! – тут же заметил Изя, взявший на себя роль адвоката. – Проходимцами нас может назвать только князь, и то если не в духе будет.
– Протест принимается, – отозвался Берендей, но дьячка уже было не остановить, его понесло...
– Несмотря на то, что меня цинично прервали, я все-таки продолжу. Итак, эти самые демоны в человеческом обличье обвиняются в краже, поджоге, покушении на убийство, нанесении тяжких телесных повреждений и множестве других правонарушений. Так как лично мне их вина абсолютно очевидна, предлагаю не тратить времени зря, вывести их на базарную площадь и повесить.
Довольный своим выступлением, Микишка с надеждой посмотрел на князя. Берендей нахмурился и недовольно бросил совсем зарвавшемуся толмачу:
– Или будешь дело говорить или от службы отстраню.
– Что ж, тогда пойдем по длинному пути, – вздохнул Микишка. – И вы увидите, что в конце моей обвинительной речи мы придем именно к тому, с чего я начал. Итак...
Далее последовало подробное описание всех проступков членов команды в красочном и эмоциональном изложении дьячка. Причем он был настолько убедителен и красноречив, что постепенно даже сочувствующие команде бояре стали одобрительно кивать головами при каждом предложении Микишки немедленно казнить каждого из них.
Соловейка, не ожидавшая такого развития событий, намертво вцепилась в рукав Солнцевского и с ужасом следила за обличающим дьячком. Да что там она, даже Илюха, со своими железными нервами, почувствовал себя очень даже неуютно. Мотя, не шелохнувшись, продолжал сидеть в засаде, с удовлетворением замечая, что распалившийся дьяк подходит к нему все ближе и ближе. А Изя, казалось, даже не замечал, что происходит вокруг, и с помощью маленькой пилочки наводил себе маникюр.
– Ты чего молчишь-то? – не выдержал Илюха и толкнул рогатого коллегу в бок. – Протестуй хотя бы для приличия.
– Я таки не понял, ты что, будешь мне советовать? – вскинул бровь Изя.
– А почему бы и нет?
– Скажи, я во время драки лезу к тебе с советами?
– Нет.
– А если бы лез, ты бы куда меня послал? – не унимался черт.
– Да, в общем-то, не так и далеко, – был вынужден признаться богатырь.
– В таком случае ты знаешь, куда ты отправишься сам, если будешь лезть в то дело, в котором ничего не смыслишь. К тому же он так разошелся, что никаких протестов просто не заметит.
Получив такой отпор от коллеги, Илюха был вынужден отступить. В конце концов Изе действительно виднее, когда именно выкладывать главные козыри.
– Таким образом налицо сращивание криминала с правоохранительными органами, – подошел к концу неугомонный Микишка. – И их надо вывести на базарную площадь и повесить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36