Был один из тех тихих вечеров, когда стоит кашлянуть улитке в саду, и слышно на милю вокруг. Солнце плавно спускалось за холмы, в воздухе, куда ни глянь, плясали мошки, и все благоухало по-сумасшедшему - как раз роса выпала, ну, и все такое прочее, - я уже даже начал ощущать приятное умиротворение, но вдруг услышал в тиши свое имя:
- Я насчет Берти.
Сказано мерзким голосом юного мучителя людей Эдвина. Откуда он доносится, я сначала не понял. Но потом сообразил, что из библиотеки. Прогуливаясь, я сам не заметил, как очутился в двух шагах от распахнутого окна.
Я часто задумывался над тем, как это получается у героев книг, которые - знаете? - в мгновение ока успевают столько всего проделать, с чем другой бы и в десять минут не управился. Но тут, представьте себе, я тоже в мгновение ока отшвырнул окурок, выругался шепотом и, пролетев одним прыжком десять ярдов, приземлился в середине куста, росшего у окна библиотеки. И тут затаился, прижав уши. Мне было ясно, как никогда в жизни, что назревает куча неприятностей.
- Насчет Берти? - переспросил голос дяди Уиллоуби.
- Насчет Берти и вашего пакета. Я слышал, вы сейчас с ним говорили. По-моему, он у него.
Если я вам скажу, что в ту самую минуту, как моего слуха коснулись эти убийственные слова, за шиворот мне упало с ветки какое-то насекомое довольно ощутимых размеров, а я не мог даже шевельнуться, чтобы его как-то придавить, - вы легко поймете, что на душе у меня было невесело. Я чувствовал, что против меня ополчился весь мир.
- О чем ты говоришь, мальчик? Минуту назад я обсуждал с Берти загадочную пропажу моей рукописи, и он выразил по этому поводу точно такое же глубокое недоумение, как и я.
- А я вчера вечером был у него в комнате, делал одно доброе дело, и вдруг он входит с каким-то пакетом, я заметил, хотя он прятал его за спиной. Он послал меня в курительную обрезать сигары, а через две минуты спускается следом, и в руках уже ничего. Так что пакет должен быть у него в комнате.
Этих чертовых бойскаутов, насколько мне известно, специально учат наблюдательности, методам дедукции и всему такому прочему. Но думают ли их руководители о последствиях, хотелось бы мне знать. Вы только взгляните, к чему это приводит.
- Крайне маловероятно, - произнес дядя Уиллоуби, и у меня немного отлегло от сердца.
- Я могу сходить поискать у него в комнате, - предложил юный аспид. - Вот увидите, пакет окажется там.
- Но зачем ему могло понадобиться совершать такую противоестественную кражу?
- А может, у него вот та самая болезнь, про которую вы говорили.
- Клептомания? Вздор.
- Может, и все пропавшие вещи украл на самом деле Берти, - с надеждой в голосе развил свою мысль малолетний мерзавец. - Может быть, он как Раффлс.
- Как Раффлс?
- Это из книжки один парень, который норовил прикарманить все, что плохо лежит.
- Не допускаю мысли, чтобы Берти... э-э-э... норовил прикарманить все, что плохо лежит.
- Но пакет у него, я уверен. Вот что вы можете сделать: скажите ему, будто мистер Беркли прислал телеграмму, что забыл здесь какую-нибудь вещь. Он ведь жил в комнате Берти. И вы скажете, что хотите ее там поискать.
- Это, пожалуй, можно. Я бы...
Дальше я слушать не стал. Земля начала дымиться у меня под ногами. Нельзя было медлить ни минуты. Осторожно выбравшись из куста, я со всех ног бросился к парадному входу, взбежал по лестнице в свою комнату и подлетел к комоду. Сунул руку в карман - нет ключа! Потеряв уйму времени, я наконец вспомнил, что положил его вчера вечером в свои вечерние брюки, и там он, по-видимому, и остался.
Где, черт возьми, мой вечерний костюм? Я обыскал всю комнату, пока не сообразил, что, должно быть, Дживс унес его чистить. Подскочить к звонку и позвонить было для меня делом одной секунды. Только отзвонил, как за дверью раздались шаги и входит дядя Уиллоуби.
- Берти... - говорит он и не краснеет, - м-м-м... я получил телеграмму от Беркли, он жил в этой комнате, пока ты отсутствовал, и он просит отослать ему... э-э-э... портсигар, который он, по-видимому, забыл захватить, уезжая. Внизу его не оказалось, и я подумал, что он мог оставить свой портсигар в этой комнате. Сейчас я его... м-м-м... тут поищу.
Весьма омерзительная картина: старый, убеленный сединами человек, ему бы пора о душе подумать, а он лжет, как актер на подмостках.
- Я никакого портсигара не видел, - говорю.
- Но я все-таки поищу. Не пожалею... э-э-э... усилий.
- Если бы он был здесь, я бы его наверняка заметил, нет разве?
- Он мог ускользнуть от твоего внимания. Возможно, он... м-м-м... лежит в одном из ящиков комода.
Дядя Уиллоуби принялся вытягивать ящик за ящиком и рыться в них, как старая ищейка, не переставая бормотать при этом про Беркли и его портсигар. Я стоял рядом и терял в весе фунт за фунтом.
Подошла очередь того ящика, где находился пакет.
- Этот, кажется, заперт, - заметил он, подергав ручку.
- Д-да. Я бы на вашем месте не стал беспокоиться. Он... Он... это... заперт, и вообще.
- А ключа у тебя нет, что ли?
Тихий, почтительный голос у меня за спиной произнес:
- Не этот ли ключ вам нужен, сэр? Он лежал в кармане ваших вечерних брюк.
Дживс, собственной персоной. Он просочился в комнату с моим костюмом и теперь протягивал мне ключ. Я готов был растерзать его за такую заботу.
- Благодарю вас, - говорит дядя.
- Не стоит, сэр.
Пролетела минута. Дядя Уиллоуби выдвинул ящик. Я закрыл глаза.
- Нет, - произнес дядя. - Тут ничего нет. Пусто. Спасибо, Берти. Надеюсь, я не очень тебя побеспокоил. По-видимому, Беркли все-таки не оставлял у нас портсигара.
Он ушел, и я старательно запер за ним дверь. А потом обернулся к Дживсу. Он раскладывал на кресле предметы моего вечернего туалета.
- Э-э-э... Дживс.
- Да, сэр?
- Н-нет, ничего.
Дьявольски трудно было подыскать вступительные слове
- М-м-м... Дживс!
- Да, сэр?
- Это не вы?.. То есть вы не?.. Не было ли там?..
- Я вынул пакет еще утром, сэр.
- Да? А по... почему?
- Нашел, что так оно будет вернее, сэр.
Я напряг мозги.
- Вам это все, должно быть, представляется необъяснимым, а?
- Вовсе нет, сэр. Я случайно слышал, как вы с леди Флоренс обсуждали положение, сэр.
- Ах, вот оно что!
- Да, сэр.
- Вот что, Дживс. Я думаю... в общем и целом... будет неплохо, если вы его придержите пока что у себя, до возвращения в Лондон.
- Совершенно с вами согласен, сэр.
- А там мы его, как говорится, куда-нибудь сплавим,
- Именно так, сэр.
- Оставляю его на ваше попечение.
- Можете не беспокоиться, сэр.
- А знаете, Дживс, вы, как бы это вернее сказать, от личный малый.
- Стараюсь, сэр.
- Один на миллион, я думаю.
- Вы очень добры, сэр.
- Что ж, пожалуй, тем самым - все.
- Очень хорошо, сэр.
Флоренс возвратилась в понедельник. Я увиделся с нею только в пять часов, когда все сошлись пить чай в холле. Но пока народ не разошелся из-за стола, мы не могли и словечком обменяться с глазу на глаз.
- Ну, Берти? - проговорила она, когда мы наконец остались одни.
- Все в порядке, - ответил я.
- Вы уничтожили рукопись?
- Не то чтобы уничтожил, но...
- В каком смысле это надо понимать?
- В том смысле, что не буквально...
- Берти, вы что-то крутите.
- Я же сказал: все в порядке. Дело в том, что... И я уже было собрался ей все толком объяснить, но тут из библиотеки выкатился дядя Уиллоуби, весь сияя, как новорожденный. Старика просто узнать было нельзя.
- Поразительная вещь, Берти! Я только что говорил по телефону с мистером Риггзом, и он сказал, что они получили мою бандероль сегодня утренней почтой. Не представляю себе, что могло послужить причиной такой задержки? Почтовая служба в загородной местности работает из рук вон плохо. Я напишу жалобу в министерство. Мыслимое ли дело, чтобы так задерживать ценные отправления?
Я в это время рассматривал профиль Флоренс, но тут вдруг она оборачивается и устремляет прямо на меня взор, пронзительный, как острый нож. Дядя Уиллоуби пропетлял обратно к себе в библиотеку, и в холле воцарилась тишина, такая мертвая, хоть читай отходную.
- Не понимаю, - выговорил я наконец. - Клянусь Богом, я совершенно ничего не могу понять.
- А я могу. Я все отлично поняла, Берти. Вы смалодушничали. Боясь навлечь гнев своего дяди, вы предпочли...
- Нет-нет! Ничего подобного!
- Вы предпочли потерять меня, лишь бы не рисковать потерей денег. Может быть, вы думали, что я говорила не всерьез. Напрасно. Мое условие было вполне серьезно. Наша помолвка расторгнута.
- Но... послушайте!
- Ни слова больше.
- Но, Флоренс, старушка...
- Ничего не желаю слушать. Ваша тетя Агата была права, как я теперь вижу. Я еще легко отделалась. Было время, когда я думала, что при должном усердии из вас еще можно вылепить нечто достойное. Но оказывается, вы совершенно безнадежны.
Она выскочила вон, оставив меня подбирать черепки. Наведя порядок, я поднялся к себе и позвонил Дживсу. Он явился как ни в чем не бывало, будто ничего не случилось и не может случиться. Не человек, а само спокойствие.
- Дживс! - возопил я. - Пакет доставлен лондонскому адресату!
- Вот как, сэр?
- Это вы его отправили?
- Да, сэр. Я сделал как лучше, сэр. По моему мнению, вы с леди Флоренс переоценили опасность того, что кто-то может обидеться, прочитав о себе в мемуарах сэра Уиллоуби. Нормальный человек, сэр, как подсказывает мне мой личный опыт, радуется, если видит свое имя в печати, вне зависимости от того, что именно о нем написано. У меня есть тетка, сэр, которая несколько лет мучилась от отечности ног. Потом стала пользоваться "Превосходной мазью Уокиншоу", и это ей сильно помогло, настолько, что тетка направила письмо в газету. И когда там описали ее случай, с фотографиями ее нижних конечностей "до" и "после", первые - совершенно отталкивающего вида, гордости ее не было предела, вследствие чего я и понял, что людям желанна известность, а какая - все равно. Более того, если вам случалось изучать психологию, сэр, вы, конечно, слышали, что самые почтенные пожилые джентльмены отнюдь не против, чтобы люди знали, какими лихими молодцами они были в молодости. У меня есть дядя...
Я сказал, что пусть провалятся его дядя, и его тетя, и он сам, и все прочие члены их семьи.
- Вам известно, черт побери, что леди Флоренс расторгла нашу помолвку?
- В самом деле, сэр?
Ни малейшего сочувствия в голосе, будто с ним говорят о погоде.
- Я вас увольняю!
- Очень хорошо, сэр.
Он вежливо кашлянул.
- Поскольку я уже не состою больше у вас в услужении, сэр, я могу высказаться, не нарушая субординации. По моему мнению, вы и леди Флоренс решительно не подходите друг другу. Ее сиятельство, в противоположность вам, обладает весьма неустойчивым и деспотическим характером. Я без малого год прослужил у лорда Уорплсдона и имел возможность довольно близко наблюдать темперамент ее сиятельства. На людской половине о ней сложилось весьма неблагоприятное мнение. Ее манеры вызывали немало порицаний с нашей стороны. Иногда она переходила всякие границы. Вы не были бы с нею счастливы, сэр!
- Ступайте вон!
- Я также нахожу ее педагогические приемы чересчур для вас обременительными. Я полистал книгу, которую ее сиятельство дала вам для изучения, - она все эти дни лежит у вас на столе - и считаю ее совершенно неподходящей. Вам бы она, безусловно, пришлась не по вкусу. А от личной горничной ее сиятельства, случайно слышавшей разговор между своей хозяйкой и одним из гостящих здесь джентльменов - мистером Максвеллом, редактором литературного ежемесячника, - я получил сведения, что она намерена сразу же вслед за этим усадить вас за Ницше. Вам не понравится Ницше, сэр. Это нездоровое чтение.
- Убирайтесь!
- Очень хорошо, сэр.
Удивительно, как бывает: утром видишь предмет в ином свете, чем с вечера. Со мной это случалось неоднократно. Почему-то, когда наутро я проснулся, сердце мое уже совсем не так обильно обливалось кровью. День был преотличный, и что-то в том, как весело заглядывало солнышко в окно и оглушительно галдели пташки в кустах, подсказывало мне, что Дживс, возможно, не так уж и не прав. В конце-то концов, профиль профилем, но действительно, такое уж ли это удовольствие - быть помолвленным с Флоренс Крэй, как может показаться на посторонний взгляд? Не исключено, что в словах Дживса насчет ее норова что-то есть. Я начал сознавать, что для меня идеальная жена, как я ее себе представляю, - это нечто гораздо более томное, льнущее, лепечущее, ну, в общем, в таком духе. Когда я додумал до этого места, взгляд мой упал на книгу "Типы этических категорий". Я открыл ее наобум, и вот что, клянусь, без обмана, бросилось мне в глаза:
"Из двух антитез греческой философии лишь одна жизненна и внутренне непротиворечива, а именно Идеальная Мысль в противопоставлении объекту, который она пронизывает и формирует. Другая адекватна нашему понятию Природы, феноменологична сама по себе, нежизненна и не имеет перманентного основания, будучи лишена сколько-нибудь убедительных предикатов, - или, говоря коротко, сохраняет убедительность лишь посредством внутренних реальностей, обретающих внешнее выражение".
Н-да. Как это на ваш вкус? А Ницше, говорят, еще гораздо хуже!
- Дживс, - сказал я ему, когда он принес мне поднос с утренним чаем, - я тут все хорошенько обдумал. Вы восстановлены на работе.
- Благодарю вас, сэр.
Я сделал большой оптимистический глоток. Меня начало разбирать глубокое уважение к аналитическому уму этого человека.
- Кстати, Дживс, - говорю я ему, - насчет этого клетчатого костюма...
- Да, сэр?
- Он что, действительно плоховат?
- Несколько эксцентричен, я бы сказал.
- Но ведь многие подходят, спрашивают фамилию моего портного.
- Несомненно, с тем чтобы обходить его стороной, сэр.
- Он пользуется в Лондоне превосходной репутацией.
- Я не подвергаю сомнению его моральные качества, сэр.
Я все еще колебался. Мне казалось, что я стою перед угрозой оказаться в когтях у собственного камердинера, и если сейчас уступлю, то стану, как бедняга Обри Фодергилл, сам над собой не властен. Но с другой стороны, Дживс - явно малый с головой, и было бы очень даже славно передоверить ему обязанность думать, когда понадобится.
1 2 3 4