Со всех сторон несся шум, слышимый обычно на рингах Ист-Энда, когда рефери, дисквалифицировав любимца публики, спасается бегством. Затем от слов они перешли к более действенным аргументам: в ход были пущены овощи.
Трудно объяснить почему, но у меня сложилось убеждение, что первым снарядом должен стать огурец. Такая, знаете ли, причудливая игра воображения. В действительности, однако, этим предметом оказался банан, и я сразу же признал интеллектуальное превосходство мудреца, отдавшего предпочтение тропическому плоду. Сидящим в зале джентльменам с раннего детства прививали навыки правильного общения с актерами, которым не удалось завоевать симпатии публики, благодаря чему в своих действиях они руководствуются безошибочными инстинктами. Увидев, как банан расплющился о крахмальную грудь Таппи, я мгновенно оценил, насколько это средство эффективнее любого огурца.
Не то чтобы огуречная стратегия вовсе не имела сторонников. По мере развития событий я заметил несколько человек, в чьих глазах светился живой интеллект, которые отдавали предпочтение именно огурцам.
Молодой Таппи отнюдь не остался равнодушным к происходящему. Его глаза вылезли из орбит, волосы встали дыбом, а рот тем временем продолжал открываться и закрываться, не оставляя сомнений в том. что он автоматически продолжает петь. Наконец Таппи вышел из транса и принялся что было сил грести к берегу. У самых дверей он на полкорпуса обошел крупный помидор.
Вскоре волнение улеглось, крики затихли. Я повернулся к Дживсу.
— Прискорбное зрелище, Дживс, — сказал я. — Но у нас не было другого выхода.
— Да, сэр.
— Кроме хирургического вмешательства, не так ли?
— Именно, сэр.
— Принимая во внимание все происшедшее на глазах известной нам дамы, можно с уверенностью сказать, что роман Глоссоп-Беллингер завершен.
— Да, сэр.
В эту минуту на сцену вышел Крепыш Бингхэм.
— Дамы и господа! — провозгласил старина Бингхэм.
Я подумал было, что он хочет упрекнуть свою паству за столь горячее изъявление чувств. Но не тут-то было. Бингхэм, без сомнения, привык к этим простым и здоровым шуткам и не считал нужным обращать внимание на некоторое оживление в зале.
— Дамы и господа, — сказал он, — следующим номером нашей программы должна была выступать мисс Кора Беллингер, широко известное оперное сопрано. Только что она уведомила меня по телефону, что ее автомобиль сломался в дороге. Мисс Беллингер, однако, направляется к нам в такси и прибудет с минуты на минуту. Тем временем наш друг мистер Инок Симпсон прочитает…
Я схватил Дживса за рукав.
— Дживс! Вы слышали?
— Да, сэр.
— Ее здесь не было!
— Да, сэр.
— Она не видела Ватерлоо молодого Таппи.
— Да, сэр.
— Вся наша затея провалилась!
— Да, сэр.
— Дживс, Дживс, — сказал я с упреком, и окружающие не могли не заметить гримасы страдания, исказившей благородные черты моего бледного лица. — Я перенес нервное потрясение, равного которому не было со времен ранних христианских мучеников. Я потерял в весе не один фунт, весь мой организм подвергался неслыханным издевательством. Я прошел через муки, воспоминание о которых еще долгие месяцы будут поднимать меня среди кромешной ночи с постели и бросать в холодный пот. И все это зря. Идемте, Дживс.
— Если вы не возражаете, сэр, я бы хотел досмотреть оставшуюся часть программы.
— Поступайте как знаете, Дживс, — сказал я задумчиво. — Лично я чувствую себя совершенно опустошенным. Загляну в «Козу и виноград». Еще один коктейль с цианидом — и домой.

Без чего-то одиннадцать, когда я сидел в гостиной и мрачно тянул более или менее последний бокал успокоительного, в дверь позвонили, и на пороге появился молодой Таппи. У него был вид человека, прошедшего через суровое испытание и заглянувшего в лицо вечности. Под его правым глазом расплывался синяк.
— Привет, Берти, — сказал Таппи.
Он вошел и принялся перебирать безделушки на каминной полке, подыскивая, что бы разбить.
— Я только что пел на концерте у Крепыша Бингхэма, — объявил он, выдержав паузу.
— О? — сказал я. — Как тебя приняли?
— Превосходно, — ответил Таппи. — Зал затаил дыхание.
— Произвел фурор?
— Еще какой. Все рыдали.
Это, заметьте, говорил человек, получивший хорошее воспитание, человек, мать которого долгие годы не уставала твердить своему чаду, что лгать грешно.
— Мисс Беллингер осталась довольна?
— В высшей степени.
— Стало быть, все идет хорошо?
— Лучше некуда.
Таппи помолчал.
— Впрочем, с другой стороны…
— С другой стороны?
— Видишь ли, Берти, я пораскинул мозгами и пришел к выводу, что мисс Беллингер — не самая подходящая партия для меня.
— Ты пришел к такому выводу?
— К такому.
— И почему ты пришел к такому выводу?
— Сам не знаю. Такие мысли приходят как озарение. Понимаешь, Берти, я отношусь к мисс Беллингер с уважением. С восхищением. И все же… Не могу избавиться от чувства, что какая-нибудь нежная, ласковая девушка… э-э-э… Ну, вроде твоей кузины Анджелы… Берти, я пришел с просьбой. Позвони Анджеле и спроси, как она смотрит на то, чтобы пойти со мной сегодня в «Баркли» — поужинать и потанцевать.
— Вот телефон. Звони.
— Лучше ты, Берти. Расчисти путь. Не исключено, что Анджела… Не мне тебе рассказывать, как возникают подобные недоразумения. Берти, старина, прошу тебя, поработай бульдозером.
Я подошел к телефону и назвал номер тети Далии.
— Анджела сказала, ты можешь придти, — повторил я слова кузины.
— Передай ей, — ответил Таппи полным обожания голосом, — что я буду у нее через две секунды.
Не успел он сгинуть, как послышался щелчок ключа в замочной скважине и из коридора донеслись тихие шаги.
— Дживс! — позвал я.
— Сэр? — отозвался Дживс, возникая на пороге.
— Дживс, произошла престранная вещь. Мистер Глоссоп — он только что был здесь — сообщил мне, что между ним и мисс Беллингер все кончено.
— Да, сэр.
— Вас, похоже, это не удивляет.
— Да, сэр. Должен признаться, что я предвидел такой поворот событий.
— Вот как? Но что вас натолкнуло на такую мысль?
— Я догадался об этом, сэр, когда увидел, как мисс Беллингер нанесла мистеру Глоссопу удар в глаз.
— Нанесла удар?
— Да, сэр.
— В глаз?
— Правый глаз, сэр.
Я схватился за голову.
— Но зачем она это сделала?
— Мне представляется, сэр, она испытала известное разочарование в приеме, который ей оказала публика.
— Боже мой! Неужто и ее освистали?
— Да, сэр.
— Но почему? У нее же громоподобный голос.
— Да, сэр. Но, как мне кажется, публика не одобрила выбор песни.
— Дживс! — Я начинал терять рассудок. — Не хотите же вы сказать, что и мисс Беллингер пела «Моего сыночка»?
— Именно, сэр. Она взяла с собой на сцену большую куклу — необдуманный шаг, с моей точки зрения, сэр, — чтобы обращаться к ней во время исполнения песни. Публика приняла куклу за реквизит чревовещателя и сопроводила свою догадку шумом.
— Но, Дживс! Какое поразительное совпадение
— Не совсем так, сэр. Я взял на себя смелость заговорить с мисс Беллингер немедленно по ее прибытии в клуб мистера Бингхэма и напомнил ей о том, что уже имел честь ее видеть. Затем я сказал, что мистер Глоссоп поручил мне обратиться к ней с просьбой исполнить его любимую песню — «Моего сыночка». А когда мисс Беллингер узнала, что и вы, сэр, и мистер Глоссоп спели именно это произведение непосредственно перед тем, как она поднялась на сцену, то, вероятно, предположила, что стала жертвой неуместной шутки мистера Глоссопа. Угодно что-нибудь еще, сэр?
— Нет, благодарю вас.
— Доброй ночи, сэр.
— Доброй ночи, Дживс, — сказал я с благоговением.

1 2 3