https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Дживс и Вустер – 7

Пэлем Гринвел Вудхауз
Дживс и неумолимый рок
(Дживс и Вустер — 7)

В тот день мне предстояло отправиться в Вулэм-Черси, хартфордширское поместье тетушки Агаты, и погостить там какие-нибудь три нескончаемые недели. Так предопределил суровый рок.
Не стану скрывать — когда я садился завтракать, на сердце у меня лежала тяжесть. Мы, Вустеры, выкованы из железа, но в те минуты из-под моего неустрашимого фасада рвались наружу трепет и страх.
— Знаешь, Дживс, — сказал я, — что-то я сегодня какой-то сам не свой.
— В самом деле, сэр?
— Да, Дживс. Совсем я не тот сегодня. Совсем не тот старый добрый Бертрам, которого ты знаешь.
— Печально слышать, сэр. — Он снял крышку с судка, источавшего аромат яиц с беконом.
Погруженный в печаль, я вонзил туда вилку.
— Зачем — вот что не дает мне покоя, Дживс, — зачем тетя Агата призывает меня в свою сельскую штаб-квартиру?
— Не имею ни малейшего представления, сэр.
— Во всяком случае, не потому, что так уж меня празднует.
— Увы и ах, сэр.
— Я действую ей на нервы — это так же непреложно, как законы природы. Уж не знаю, почему — но стоит, так сказать, пересечься нашим дорожкам, как я делаю какой-нибудь жуткий и непростительный ляп — и вот она уже несется за мной с топориком для отбивания мяса. В еЈ глазах я жалкое ничтожество и пятно на теле рода человеческого. Прав я, Дживс, или нет?
— Совершенно правы, сэр.
— И при всЈм при том она требует, чтобы я отменил все свои визиты и мчался к ней в Вулэм-Черси. Наверно, у нее есть на то некие зловещие причины, о которых мы ничего не знаем. Так осудишь ли ты меня за тяжесть на душе, Дживс?
— Ни в коем случае, сэр. Простите, сэр, я полагаю, что звонят во входную дверь.
Он испарился в воздухе, а я нанес еще один апатичный удар по остаткам я. и б.
— Телеграмма, сэр, — сказал вновь материализовавшийся Дживс.
— Распечатай ее и огласи содержание. От кого она?
— Телеграмма не подписана, сэр.
— Ты имеешь в виду, что подписи там нет?
— Именно это я и пытался выразить, сэр.
— Ну-ка, давай ее сюда.
Я лично произвел инспекцию. Подозрительное послание. Именно так: подозрительное.
«Запомни когда приедешь сюда вопрос жизни и смерти встретиться совершенными незнакомцами.»
У нас, Вустеров, голова не самое сильное место, тем более за завтраком. Я ощутил тупую боль в переносице.
— Дживс, что бы это значило?
— Не имею ни малейшего представления, сэр.
— «Сюда». Куда это — «сюда»?
— Обратите внимание, сэр, послание отправлено из Вулэм-Черси.
— Ты совершенно прав. Из Вулэм — как ты в высшей степени наблюдательно подметил — этого самого Черси. Значит, кое-что нам уже известно.
— Что именно, сэр?
— Откуда мне знать? Или это все-таки от тетушки Агаты, а?
— Сомнительно, сэр.
— Да… опять ты прав. Тогда все, что мы можем сказать — некая личность, проживающая в Вулэм-Черси, считает, что мне жизненно необходимо встретиться с совершенными незнакомцами? Так, Дживс?
— Трудно сказать, сэр.
— Но если посмотреть с другой стороны — так отчего бы и не встретиться?
— Совершенно верно, сэр.
— Итак, вот что мы имеем: это тайна, которую способно раскрыть только время. ЗапасЈмся терпением, Дживс.
— Именно это я и собирался сказать, сэр.
Я заявился в Вулэм-Черси к четырем часам. Тетя Агата писала письма в своей берлоге. Зная тетушку, готов биться об заклад, что это были более чем нелюбезные письма, а насчет постскриптумов я лучше и вовсе промолчу.
Не скажу, что при виде меня она подпрыгнула от восторга.
— А, это ты, Берти.
— Ага, это я.
— Что за грязь у тебя на носу?
Я усердно заработал носовым платком.
— Хорошо, что ты приехал так рано. Хочу сказать тебе пару слов, прежде чем ты встретишься с мистером Филмером.
— С кем?
— С мистером Филмером, членом Кабинета министров. Он гостит у меня в усадьбе. Полагаю, даже тебе приходилось слышать о мистере Филмере?
— О, еще бы, — деликатно ответил я, хотя, по правде сказать, не имел ни малейшего понятия о том, что это за птица. Как ни крути, не такой уж я тонкий знаток политической кухни и ее руководящего персонала.
— Я бы настоятельно рекомендовала тебе произвести на мистера Филмера благоприятное впечатление.
— Нет проблем!
— Оставь этот легкомысленный тон! Ты думаешь, тебе это легко удастся? Мистер Филмер — человек серьезных взглядов и превосходной репутации, а ты — как раз из той породы никчемных легкомысленных прожигателей жизни, к которым он, безусловно, питает предубеждение.
Обидно слышать столь горькие слова от родной кровиночки. А впрочем, чего еще ждать от тети Агаты?
— Итак, находясь в этом доме, ты сделаешь все возможное, чтобы не выставить себя никчемным легкомысленным прожигателем жизни. Прежде всего, ты бросишь курить.
— Однако же, тетя…
— Мистер Филмер — президент Антиникотиновой лиги. От спиртных напитков ты тоже откажешься.
— Будь я проклят!
— И сделай милость, исключи из своего лексикона все, что отдает баром, биллиардной или театральной гримерной. Именно от этого во многом зависит, какое впечатление ты произведешь на мистера Филмера.
Тогда я поднял процедурный вопрос.
— Хорошо, но зачем мне производить впечатление на этого… на мистера Филмера?
— Затем, что я настоятельно прошу тебя об этом, — отчеканила престарелая родственница, одарив меня соответствующим взглядом.
Натыкался я на шпильки и поострей, но и этой хватило, чтобы понять: дело обстоит именно так и не иначе. Я ретировался с тяжестью на сердце. Ноги привели меня в сад — и будь я проклят, если первым же встречным не оказался Бинго Литтл!
С Бинго, хочу вам сказать, мы дружны чуть ли не с рождения. Мы появились на свет в одной деревне и с разницей всего лишь в пару дней, бок о бок прошли через ясли, Итон и Оксфорд, а потом, войдя в пору зрелости, закатывали в старом добром Лондиниуме первосортнейшие кутежи. И если существовала на свете живая душа, способная скрасить мне тяготы грядущих безотрадных недель… одним словом, таким парнем мог быть лишь Бинго Литтл.
Но как его угораздило здесь очутиться? Это было выше моего понимания. Дело в том, что недавно он женился на Рози М. Бэнкс, прославленной писательнице, и, когда мы виделись в прошлый раз, он собирался вместе с ней в лекционное турне по Америке. Прекрасно помню, как он сыпал проклятиями, поскольку из-за этой поездки не поспевал на скачки в Аскоте.
Пусть даже явно подозрительным образом — но все же он здесь! И я, устремившись к дружескому лицу, подал голос на манер ищейки-бладхаунда.
— Б-баф! Бинго!
Он крутнулся вокруг своей оси (вот те на! нет, такое лицо дружеским не назовешь — скорей уж исказившимся) и завертел руками похлеще семафора.
— Тсс-иш-ше! — зашипел он, — ты что, хочешь меня погубить?
— А?
— Ты что, не получил моей телеграммы?
— Так это была твоя телеграмма?
— Ясное дело, моя.
— Так что ж ты ее не подписал?
— Я подписал!
— Нет. Ты не подписал. Я так и не понял, о чем в ней речь.
— Ну хорошо — ты же получил мое письмо?
— Какое еще письмо?
— Мое.
— Не получал я никакого письма.
— Ну, значит, я забыл его отправить. Я там писал, что устроился гувернером к твоему кузену Томасу, так что ты должен встретить меня как совершенного незнакомца.
— Но почему?
— Потому что если твоя тетушка заподозрит, что мы приятели, то вышвырнет меня и глазом не моргнет.
— Почему?
— Почему? — поднял бровь Бинго. — Ты сам поразмысли, Берти. Был бы ты своей тетушкой, для которой не секрет, что ты за фрукт, — ты бы стал держать лучшего друга такого парня в гувернерах у своего сына?
Вот теперь у меня голова совсем пошла кругом. Потом я все же сообразил, к чему он клонит, и не мог не признать, что в его словах немало на редкость неприятного здравого смысла. Хотя он все равно не объяснил, в чем — как бы это сказать — суть… квинтэссенция? — в чем момент истины этой таинственной истории.
— Я думал, ты в Америке, — осторожно сказал я.
— Как видишь, нет.
— А почему?
— Неважно. Нет, и все тут.
— И почему ты взялся за гувернерство?
— Неважно. У меня есть на то свои причины. И я хочу втемяшить тебе в башку, Берти — хочу вколотить это в твои бетонные мозги — нас не должны видеть вместе. Этого гаденыша, твоего двоюродного братца, позавчера застукали в кустах с сигаретой, и мое положение сильно пошатнулось. Твоя тетушка заявила, что если бы я осуществлял надлежащий надзор, то подобного бы не случилось. А если она еще узнает, что мы с тобой водим компанию, я вылечу отсюда как пить дать. А я не должен вылететь отсюда — это вопрос жиз ни и смерти.
— Но почему?
— Потому что, — отрезал Бинго.
Тут ему померещились чьи-то шаги, и он с завидным проворством шмыгнул в лавровый куст. А я неспешно побрел к Дживсу — посоветоваться обо всех этих подозрительных явлениях.
— Дживс, — сказал я, входя в свою комнату, где он разбирал багаж, — ты помнишь ту телеграмму?
— Разумеется, сэр.
— Ее отправил мистер Литтл. Оказывается, он здесь гувернером у моего кузена Томаса.
— В самом деле, сэр?
— Лично я этого не понимаю. Я всегда считал Бинго вольной птицей, если ты понимаешь, что я имею в виду; но влететь в гнездо тети Агаты?!
— Да, сэр, — все это крайне своеобразно.
— Я по-другому спрошу — ты представляешь себе человека, который не по приговору суда, а по доброй воле вызовется давать уроки моему братцу Тому, с его-то репутацией трудного ребенка и изверга рода человеческого?
— С великим трудом, сэр.
— Мутное это дело, Дживс.
— Именно так, сэр.
— И знаешь, что во всем этом самое ужасное? Бинго втемяшил, как говорится, себе в башку, что должен избегать меня как проказы, а не то потеряет место. Угас последний проблеск надежды на хотя бы отдаленное подобие пристойного досуга в этой юдоли скорбей — ибо… ты представляешь, Дживс! — тетя запретила мне курить, пока я здесь!
— Неужели, сэр?
— И пить тоже.
— Но из каких соображений, сэр?
— Потому что она по каким-то своим темным причинам, о которых не желает распространяться — короче говоря, она требует, чтобы я произвел впечатление на одного типа по имени Филмер.
— Весьма неприятно, сэр. Впрочем, многие врачи, насколько мне известно, приветствуют подобное воздержание, считая его залогом здоровья. По их мнению, это способствует улучшению циркуляции крови и сберегает артерии от преждевременного износа.
— Вот как? Знаешь, Дживс, когда в следующий раз встретишь этих врачей, передай им, что они тупоголовые ослы.
— Непременно, сэр.
Так начинался этот — оглядываясь на свой весьма насыщенный жизненный путь, скажу не колеблясь — тоскливейший визит в моей практике. Вспомнить хотя бы о муках утраты животворного предобеденного коктейля! А захоти вы спокойно выкурить сигарету — как бы вам понравилось укладываться для этого на пол и выдувать дым в камин?! Или взять скверную привычку тетушки Агаты внезапно появляться там, где ее меньше всего ждЈшь. А трагизм насильственной дружбы с достопочтенным Э. Б. Филмером, от чего я едва не впал в грех уныния? Не удивительно, что вскоре мое негодование достигло немыслимого прежде накала. Закусив губу и сжав кулаки до белизны в костяшках, бедолага Бертрам проводил день за днем на поле для гольфа в компании достопочтенного Э. Б. Филмера. Играл Достопочтенный на редкость омерзительно, а высказывания, которыми он обильно приправлял игру, вообще не поддаются никакому описанию.
Но однажды, когда я, изнывая от жалости к себе, переодевался к ужину, ко мне в комнату просочился Бинго — и в тот же миг я презрел собственные горести. Ибо мы, Вустеры, забываем о своих невзгодах, если друг попал в переплет — а бедолага Бинго влип по самый подбородок. Об этом ясно свидетельствовала его физиономия — как у кота, которого только что угостили половинкой кирпича, и вторая половина явно не заставит себя ждать.
— Берти, — сказал Бинго, тоскливо рассевшись на кровати, — как у Дживса в последнее время с мозгами?
— Да как всегда — в смазке не нуждаются. Как там твое серое вещество, Дживс? Ржавчиной не покрылось?
— Нет, сэр.
— Хвала небесам! — выдохнул Бинго, — потому что, Дживс, мне позарез нужен твой мудрый совет. Если здравомыслящие люди не предпримут серьезные шаги в нужном направлении, моей репутации каюк.
— Что стряслось, старина? — сочувственно спросил я.
Бинго вцепился в покрывало.
— Я расскажу тебе все, — сказал он. — Я открою тебе, почему прозябаю в этом чумном бараке и учу ребенка, которому нужен не греческий и не латынь, а славный удар пивной кружкой по основанию черепа. Я попал в безвыходное положение, Берти. В последний миг перед отплытием в Америку Рози решила, что я должен остаться и присмотреть за пекинесом. Она выдала мне пару сотен — продержаться до ее возвращения. Эта сумма, если ее благоразумно растянуть, обеспечила бы нам с пекинесом пристойное существование. Но ты же знаешь, как оно бывает…
— Что бывает?
— Послушай, Берти, ведь наверняка и с тобой не раз заводили разговоры в клубе про всяких престарелых скакунов — мол, этот одр просто обречен на победу, даже если через десять ярдов от стартового столба его скрючит от люмбаго и гельминтоза. Говорю тебе, я рассматривал это дело как вполне респектабельное капиталовложение.
— Ты хочешь сказать, что поставил все деньги на лошадь?
Бинго горько рассмеялся.
— Если тебе угодно именовать эту рухлядь лошадью. Не прибавь она слегка на финишной прямой — возглавила бы следующий забег. Одним словом — это животное пришло последним и поставило меня в чертовски затруднительное положение. Так или иначе, мне нужно было найти средства к существованию и как-то перебиться до возвращения Рози. Она не должна ничего узнать. Рози — самая чудесная девушка в мире, но будь ты женат, Берти, ты бы знал, что даже лучшие из жен приходят в ярость, узнав, что муж за один забег спу стил деньги, оставленные на полтора месяца. Верно я говорю, Дживс?
— Да, сэр. В этом отношении женщины порой ведут себя довольно странно.
— Раздумывать было некогда. После катастрофы у меня осталось денег как раз на то, чтобы пристроить пекинеса. Я определил его на шесть недель в "Первосортные Приморские Псарни «Покой и Просторы» — и побрел, жалкий банкрот, наниматься в репетиторы.
1 2 3


А-П

П-Я