Двойная атака — это чересчур. Покинутый телом на произвол судьбы, дух отступил.— Ой, не надо, мистер Кеггс! — каждый звук в этой фразе размахивал белым флагом.— Надо. Должен — значит, надо.— Вам-то что? — заискивающе спросил Альберт.— М-да, — протянул Кеггс. — Я не изверг какой-нибудь детей мучить. — Он молча боролся с собой. — Скажем так, губить.Вдохновение осенило его.— Хорошо, — сказал он, оживляясь. — Ладно, пойду на риск. Давай-ка мне этот билет. Намек понял? Лотерейный билет, тот самый, с «мистером X».Неукротимый дух на мгновение восторжествовал над поверженной плотью.— Прям сейчас!Кеггс вздохнул, как вздыхает добропорядочный человек, сделавший все, чтобы помочь ближнему, и отвергнутый им в силу извращенной природы.— Как хочешь, — сказал он скорбно. — Я уж понадеялся, что не придется идти к его милости…Альберт сдался.— Нате, подавитесь! — клочок бумаги перешел из рук в руки. — Жизни от вас нету!— Весьма благодарен, мой юный друг.— Такой в пургу полезет, — развил Альберт свою мысль, — чтобы у нищего последний грош отнять.— Кто у тебя что отнимает? Уж больно ты скор, как погляжу! Все по справедливости. Можешь взять моего Реджи Бинга. Ничуть не хуже, баш на баш.— Добра-пирога!— Ну уж что есть. Держи. — Кегс повернулся. — Мал ты еще, Альберт, для таких денег. Что ты с ними сделаешь? Только один вред. Жизнь — это тебе не лотерея. Вообще-то, по совести, такую соплю вообще нельзя было допускать.Альберт глухо застонал.— Когда вы закончите свою речь, — перешел он на высокий стиль, — я попросил бы оставить меня одного. Мне несколько не по себе.— С удовольствием, — задушевно сказал Кеггс. — Мое вам почтение.Поражение — лучшая проверка. Подлинный полководец — не тот, кто скачет к триумфу на гребне легкой победы, но тот, кто, сокрушенный, заставит себя подняться и подготовить пути к возвышению. Таков был Альберт. Не прошло и часа — и вот, взгляните на него в комнатке под крышей. Тело уже не досаждает ему, и мятущийся дух снова взмывает ввысь. Если не считать редких спазмов, страдания утихли, и он думает, напряженно думает. На комоде лежит неопрятный конверт, надписанный шатким почерком: «Реджинальду Бингу, эксквайру». На листе бумаги, который скоро засунут в этот конверт, тем же почерком написано: «Не унывайте! Помнете! Только доблисть заваеваваит женское серце. Я буду наблюдать ваш прогрес с бальшим интиресом. Ваш благажилатель». Последнюю фразу (не подпись) он не сам придумал. Ее произнес учитель воскресной школы, когда Альберт поступил в замок, и она глубоко запала ему в душу. Это хорошо, ибо она в точности выражала его мысль. Отныне прогресс Реджи Бинга на пути к сердцу леди Мод становился для него очень важным.А что же Джордж? Не подозревая, что одним мановением мизинца Фортуна превратила союзника в противника, он стоит у живой изгороди, близ ворот замка. Ночь прекрасна; ссадины на ладонях и коленях болят гораздо меньше. Он исполнен долгих, сладких дум, только что обнаружив необычайное сходство между собой и героем Теннисоновой «Мод», к которой он всегда питал особое пристрастие, а уж особенно — с того дня, когда узнал имя Единственной. Когда он не играл в гольф, «Мод» была его постоянной спутницей. Царица девичьего сада роз, Приди, я тебя зову. Богиня снов, владычица грез, Явись ко мне наяву, В шуршащих шелках, в короне кудрей, Приди ко мне скорей! Недвижимый воздух едва доносит до него звуки музыки из бальной залы. Благоухание земли и цветов наполняет все вокруг.
Мод, приходи, улетает прочь Ночи тяжелая тень, Мод, пощади, кончается ночь И начинается день, Я у калитки один стою, В небо гляжу и тебя пою. В сладком заблуждении он глубоко вдыхает ёвежесть прекраснейшей из ночей. Рассвет уже близок, и в кустах начинает копошиться всякая живность.— Мод!Ах, она услышит его!— Мод!Серебристые звезды бесстрастно и спокойно смотрят вниз. Для, них это все не ново. Глава XV Первый день совершеннолетнего лорда Бэлфера разгорался под геральдическое чириканье воробьев в плюще за окном его спальни. Но Перси не внимал им, он спал крепким сном после бессонной ночи. Первым звуком, проникшим сквозь его глубокое забытье и напомнившим ему о первом же дне двадцать второго года жизни, был пронзительный крик Реджи Бинга, направляющегося по коридору в ванную. По своей неугомонности Реджи подбодрял себя, и его вопль, сопровождавшийся плеском воды и острыми повизгиваниями, нарушал всякий сон на много ярдов вокруг. Перси сел на постели и мысленно проклял Реджи. Оказалось, что у него болит голова.Скоро дверь распахнулась, и появился певец в розовом халате, взъерошенный и румяный после холодного душа.— Поздравляю, Буля, старина, многая лета. Реджи запел: Мне сегодня двадцатъ-дин, Двадцать-дин ! Я могу гулять один Сам себе я господин… Нет, не так. Я солидный господин И, возможно, палладии, Не доживший до седин А почему? Потому что мне сегодня Два— а-дцать один! Лорд Бэлфер мрачно нахмурился.— Не ори.— То есть как?— Ну, не пой.— О Господи! Он оскорбил меня в лучших чувствах! — воскликнул Реджи.— У меня голова болит.— Я так и знал. Нечего столько пить. Рентген печени показал бы такой, это, сморщенный листик, пробитый сапожными гвоздями. Знаешь что, займись спортом. Если не считать боя с полицейским, ты в последние годы не проделал ни одного упражнения.— Не надо об этом!Реджи присел на край кровати.— Между нами, старик, — доверительно сказал он, — я тоже, да, тоже вчера надрался. Поверишь ли, сразу после ужина я видел твоего дядю, епископа, в трех экземплярах. Я честно тебе скажу, прямо как будто попал на лежбище в Экзетер-Холле или в Атенеуме, или где там они еще собираются. Потом три епископа слились в одного, правда, размытого, и я успокоился. Но все-таки я выпить выпил, это точно. У тебя видений не бывало? Нет? А у меня — были. Прямо поклясться мог бы, что один лакей — тот самый типус, который сбил с тебя шляпу.Лорд Бэлфер, который при появлении Реджи отвалился на подушку и слушал его разговоры вполуха, вскочил на постели.— Что?— То самое. Бред, конечно. Наверное, двойник.— Ты же его никогда не видел!— Нет, видел. Забыл тебе сказать. Я встретился с ним вчера на гольфе. Поехал туда один, думал сыграть с профессионалом, смотрю — он. Мы сделали восемнадцать лунок. Обыграл меня как миленького. Абсолютно! Потом мы поехали к нему выпили немного. Он живет в коттедже, около фермы Платта, так что, сам понимаешь, это тот самый тип. Мы как-то так сошлись с ним. Прямо братья. В общем, сам понимаешь что со мной было, когда мне показалось, что это он, прямо вечером, подносит выпивку. Такой, э-э-э, кошмар, голова, понимаешь, идет кругом, сам себе не веришь.Лорд Бэлфер не отвечал. Его мозги бурлили. Итак, он, в конце концов, оказался прав.— И знаешь, — серьезно настаивал Реджи, — ты крупно ошибаешься насчет этого типа. Ты его недооцениваешь. Самый высший сорт. Поверь мне! На пятнадцатой лунке… да что говорить. Послушайся моего совета, помирись с ним. Первоклассный игрок, как раз то, что семейству нужно. Да и вообще, роскошный типус. Самое оно. Хватай его, Буля, пока не ушел, мой тебе совет, не пожалеешь. Ни разу не промахнулся. А подводящий удар — ну, это надо видеть! Ладно, пойду, что ли, оденусь. Не растрачивать же расцвет моей юности на разговоры с тобой. Ку-ку! До скорого.Лорд Бэлфер спрыгнул с кровати. Он чувствовал себя еще отвратительней, а быстрый взгляд в зеркало сказал ему, что выглядит он и того хуже. Ночное бдение и недосып, вдобавок к небритости, всегда придавали ему сходство с чем-то таким, что хочется срочно вынести на помойку. Что до физического состояния, беседа с Реджи Бингом не обладала целительными свойствами. Сама манера — а сейчас и тема действовали на нервы. Лорд Бэлфер говорил себе, что не понимает Реджи. Он никак не мог понять, что же у них с Мод, но впечатление было такое, что если они еще не помолвлены, то к этому близки, и слушать, как Реджи защищает соперника, — это уж Бог знает что! Перси испытывал к своему услужливому другу что-то вроде того раздражения, какое хозяин дома испытывает к сторожевой собаке, заигрывающей с грабителями. Да Реджи должен бы кипеть от возмущения, когда этот нахал приехал в Бэлфер и пустил корни у самых ворот замка! А вместо этого он относится к нему лучше, чем Давид к Ионафану. Чуть ли не все свободное время играет с ним в гольф и торчит у него дома.Лорд Бэлфер находился в полном расстройстве чувств. Ни Доказать, ни сделать уже ничего нельзя, но он был уверен, что этот тип вполз в замок под личиной официанта. Вероятно, виделся с Мод и запланировал новые встречи. Ну, знаете!Очевидно одно: семейная честь — в его руках. Все, что нужно сделать, чтобы изолировать Мод от пришельца, должен сделать он один. На Реджи полагаться нельзя; насколько Перси мог судить, он доставит Мод к дверям этого типа и благополучно оставит на пороге. Что до лорда Маршмортона, розы и семейная история отнимают у него столько времени, что на него надеяться можно только в смысле моральной поддержки. Всю реальную работу должен проделать он, Перси.Едва придя к такому заключению, он приблизился к окну, выглянул вниз — и увидел свою сестру Мод, которая торопливо и вроде бы воровато двигалась к восточным воротам. А ферма Платта и коттедж рядом с нею находились как раз к востоку от замка.В момент этого открытия на Перси был костюм, плохо приспособленный для прогулок на лоне природы. Замечание Реджи о печени попало в цель: в качестве лекарства от головной боли, и вообще для поправки сильно пошатнувшегося здоровья, он намеревался немного поработать спортивной булавой. Для этой цели он облачился в старый свитер, серые фланелевые штаны и старые лакированные туфли. Он и сам не выбрал бы такую экипировку для прогулки, но время не терпело — даже натянуть башмаки он не успеет, Мод через несколько секунд скроется из вида. Перси сбежал вниз, прихватив по пути мягкую охотничью шляпу, которая (как выяснилось, когда, откровенно говоря, было уже поздно) принадлежала человеку с размером головы на два номера меньше, чем у него, и выскочил во двор. Он еще заметил Мод, уже скрывшуюся за поворотом дороги.Лорд Бэлфер никогда не принадлежал к тому классу общества, который считает бег удовольствием и развлечением. В Оксфорде, когда дождливым днем студенты его колледжа высыпали на берег реки, чтобы побегать и подбодрить криками свою гребную восьмерку, Перси благоразумно оставался в своих апартаментах, избегая тем самым насморка и кашля. Если он и бегал, то с определенной целью, скажем — чтобы успеть на поезд. Следовательно, он был не в лучшей форме и после неизбежного спринта совсем выложился. Он тяжело дышал; но наградой ему было то, что он быстро достиг восточных ворот и увидел, что она — теперь уже не так быстро — идет по дороге, ведущей к ферме Платта. Подозрения подтвердились, что позволило забыть о волдыре, наливавшемся на левой пятке. В хорошем темпе он припустил вслед за сестрой.По обыкновению проселочных дорог, дорога вилась и кружилась, цель часто исчезала из виду. Перси в своем нетерпении пускался галопом каждый раз, как Мод скрывалась за поворотом. Еще сотня ярдов — и волдырь уже не соглашался на безвестность. Как ребенок, он требовал к себе внимания и очень скоро занял главное место в новом распорядке вещей. За третьим поворотом Перси казалось, что это — единственный непреложный факт в мироздании, похожем на страшный сон. Он жалобно хромал; потом остановился и нырнул в укрытие придорожных кустов. Волдырь не поглотил всего его внимания лишь потому, что другой, не меньше первого, наливался на правой пятке.Остановился же и спрятался он потому, что, обогнув поворот дороги и не оборвав свой галоп, заметил, что Мод тоже остановилась. Она стояла в десяти ярдах, посередине дороги, оглядываясь через плечо. Неужели заметила? Это может показать только время. Нет! Пошла дальше. Не видит. Являя наглядный пример примата сознания над материей, Перси забыл о волдырях и поспешил за нею.Они достигли той точки дороги, где путнику предоставляется выбрать один из трех путей. Идя прямо, он попадет в очаровательную деревушку Морсби с норманнской церковью; свернув налево, он посетит не менее соблазнительный уголок Литтл-Уитинг; поворотив же направо с основной дороги на тенистую аллею, окажется у фермы Платта. Когда Мод, дойдя до развилки, вдруг нырнула влево, лорд Бэлфер совершенно растерялся. Но в следующий миг разум взял свое и шепнул ему, что это — обходной маневр. Заметила она его или нет. Мод явно стремилась оторваться от любой слежки, идя в обход, по вполне невинной дороге. В Литтл-Уитинге ей нечего делать. Он сам никогда в жизни не был в Литтл-Уитинге и не имел причин предполагать, что Мод там была.Дорожный указатель сообщил ему, что до Литтл-Уитинга полторы мили, хотя факт этот с негодованием отвергали волдыри-близнецы. Сам лорд Бэлфер насчитал миль до пятидесяти. Теперь легче было удерживать Мод в поле зрения, ибо дорога шла прямо. Но все в мире имеет свою теневую сторону: чтобы его не заметили, Перси пришлось сойти с дороги и пробираться по глубокой канаве. Эти канавы, непременный атрибут английских дорог, ничего не делают наполовину. Они знают, что им положено быть канавами, а не обочинами, и ведут себя соответственно. Та, что предоставила свое гостеприимство лорду Бэлферу, была так глубока, что над уровнем дороги возвышались только голова и шея, и так грязна, что через каких-нибудь двадцать ярдов заляпала его с ног до той же самой головы. Раз пролившийся дождь не спешит покинуть английские кюветы, он неделями гнездится в них, заваривая нечто вроде овсянки, которую только тогда оценишь, когда хорошо помешаешь. Перси мешал и месил. Он пыхтел и хлюпал. Грязь стала близка ему, как брат.И все же, человек настойчивый, он не сдавался. С него соскользнула туфля, но вскоре отыскалась. Проходившая мимо собака, завидев, что в канаве — нечто такое, чего быть не должно (собака была строгих правил и не привыкла, чтобы головы двигались вдоль дороги), добрые полмили сопровождала Перси, причиняя сугубые неудобства неожиданными набегами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26