Думалось участковому о разной разности Ц у Колотовкиных потерялся тел
енок, пятый день нету; Мурзины ждали сына из армии в отпуск, и потому вполн
е свободно могли настраиваться на варку самогона; в первой бригаде колхо
за запропастились две бороны Ц старых, но ловких для конской запряжки; у
Панки Волошиной опять ночевал Ванька-тракторист, парень на двадцатом го
ду, которого родители собирались женить; рыбак дядя Анисим приторговыва
л на сторону запрещенной к лову стерлядью… Много всякой всячины лезло в
голову Анискину, но только теперь участковый признался сам себе в том, чт
о весь этот день с утра и до вечера непрерывно и тяжело, как река обкатывае
т камень-голыш, ворочал он в своей большой голове простой вопрос: «Уйдет и
ли не уйдет?»
Шел ли Анискин к дому учителя Владимира Викторовича, говорил ли с ним, всп
оминал ли прошлое, заваливался ли спать Ц маячило в мозгу неотступное: «
Уйдет или не уйдет?» Но если раньше Анискин об этом не думал открыто, мысль
о Генке насильственно гнал от себя, то теперь, под пологом, в прохладности
покоя, он подумал о Пальцеве во всю силу. И как только он начал думать об эт
ом, то понял, что и его приход к учителю, и торопливый сон под пологом, и вот
теперешнее бессмысленное лежание Ц все было трусливым уходом от Генки
Пальцева.
На последней мысли участковый застрял надолго Ц вздымал и ворочал ее не
отступно, впитывал и отбрасывал, чтобы снова неотступно въесться. Тысячи
нитей уходили в прошлое, разили и ласкали, баюкали и будоражили; Анискин т
о как бы вывертывался наизнанку, то как бы собирался в комочек. Как баран в
новые ворота упирался в мысль Анискин и оказывался в хороводе непонятно
сти. «Мать твою перемать!» Ц наконец выругался он полушепотом и тут толь
ко заметил, что покрыт липким потом. Думая о Генке, он, оказывается, вороча
лся в постели, делал ненужные движения руками и ногами.
Ц Глафира! Ц звучно позвал Анискин.
Никто не отозвался, шаги не прозвучали, но в разрезе полога вдруг показал
ось смугло-цыганское лицо, сверкнули угрюмоватые глаза:
Ц Но!
Ц Просыпаюсь Ц самовар ставь!
Ц Самовар давно вскипелый.
Глафира исчезла так же бесшумно, как и появилась, и Анискин сердито погро
зил ей вслед пальцем. «Вечно все знает!» Ц подумал он, сбрасывая ноги с кр
овати и попадая ими в разношенные сандалии.
В доме перекатывалась из комнаты в комнату тишина, обычная, но неприятна
я для Анискина Ц по вечной его занятости получалось так, что жизнь семьи
проходила для него незаметно, не вокруг него, а на отдаленной параллельн
ости. Хорошо это было или плохо Ц об этом никто не задумывался, так как уч
астковый Анискин не только для своей семьи, но и для всей деревни жил тайн
ой, непонятной, необычной жизнью. Он был так же загадочен, мало похож на че
ловека, как тот высокочиновный генерал, что все сидит и сидит в своем каби
нете.
Сегодня Анискин чаевничал, как всегда, один Ц блаженство, восторг, удово
льствие откровенно читались на его раскрасневшемся лице. Все было так, к
ак обычно, но пил чай участковый не на дворе, а в кухоньке. И зная, что живые
сутки мужа крутятся в доме вокруг трех сидений за столом: вокруг завтрак
а, обеда и ужина, пришла в кухню и села напротив мужа жена Глафира. Спокойн
о, отдыхающе, тоже с блаженством на лице сидела она. Странно это было, нево
зможно, но худая, мосластая Глафира чем-то походила на полного мужа Ц то
ли манерой глядеть, то ли прихмуром бровей, то ли мужской складкой на пере
носице.
Ц Помидоры кончила полоть? Ц скосив глаз, спросил Анискин.
Ц Но.
Потекли длинные уютные минуты Ц Анискин пил стакан за стаканом, хрустел
сахаром, смачно отгрызая зубами кусочки сала и отдувался на обе стороны.
Молчала и Глафира, глядя в пол, но ухо, прямая прядь черных волос, загнутый
палец босой ноги Ц все говорило о том, что хорошо, блаженно сидеть ей рядо
м с мужем.
Ц Ботинки Федьке купила? Ц протяжно спросил Анискин.
Ц Но!
Ц Это почему же?
Ц Они почто ему из свиной кожи-то!
Опять постояла особая, принадлежащая только анискинскому дому тишина. У
частковый послушал ее, хотел что-то сказать, но раздумал и махнул рукой.
Ц На той неделе куплю Федьке ботинки! Ц поняв его, сказала Глафира. Ц Пр
одавщица Дуська как узнала, что Федьке надо, так заказ на район послала. Ты
ее опять прижимаешь?
Ц А сдачи не дает ребятишкам!.. Третьего дня Петьке Сурову три копейки не
додала.
Ц А Дарьиной Люське целый пятак! Ц подумав, сказала Глафира.
Ц Пятак? Ц Анискин поставил стакан на стол, грузно повернулся к жене.
Ц Пятак?
Ц Но. Она думает, что если я полаилась с Дарьей, то про пятак не узнаю. А Дар
ья не будь дура Ц приди и скажи. «Мы, говорит, хоть с тобой и полаились, но п
ятак ребенку недодавать Ц это наглость надо иметь!» Дуська-то, поди, знат
про это, то и торопится Федьке ботинки раздобыть.
Ц Я это дело на карандаш! Ц улыбнулся Анискин и покачал головой. Ц Ох, у
ж эта Дуська, Дусенька, Дусек! Куда ей деньги-то?
Ц Пальто ново справлят! Три-то воротника шалевых привозили, так она один
ведь взяла…
Ц Про то я знаю.
Ц Что же тогда спрашиваешь, на что деньги? Думаешь, у ней воротник на трет
ий год пойдет лежать?
Ц И все-то ты знаешь! Ц внезапно строго сказал Анискин и отвернулся от ж
ены, которая, однако, никак не отреагировала на его изменившийся голос
Ц сидела такая же блаженная и счастливая. Она только еще глубже стала см
отреть в пол, ниже нагнула тонкую жилистую шею. Улыбка вдруг пробежала по
ее впалым щекам.
Ц У Федьки-то уж тридцать девятый размер! Ц сказала она.
Ц А ты сороковой возьми! Ц после паузы отозвался Анискин. Ц Сама, поди,
сообразила!
Ц Но.
И опять в молчании застыла комната. Анискин выпил еще два стакана чаю, пот
ом решительно повернул пустой стакан, пружинисто поднялся. Стол и табуре
тка заскрипели, заныл под слоновой тяжестью пол, встрепенулась, но снова
замерла Глафира, которой не хотелось прерывать блаженные минуты бездел
ья.
Ц Счас без пятнадцати девять! Ц сказал Анискин. Ц Пойду в колхоз Ц кру
пные делишки есть. Ты мне спать в сенках постели.
Он вытер полотенцем вспотевшее лицо, бросил полотенце на подоконник и по
шел косолапо к дверям. Шел он неторопливо, как ходил всегда, и Глафира тоже
не изменила положения Ц сидела на стуле, низко опустив голову, но, видимо
, по звуку шагов поняла, что муж уже подходит к дверям.
Ц Анискин! Ц позвала Глафира.
Ц Но.
Ц Ты бы, Анискин, взял пистолет-то! Ц очень тихо сказала Глафира.
Анискин остановился в дверях, медленно, словно собранный на тугих шарнир
ах, повернулся к жене. Думал он недолго.
Ц Не возьму! Ц махнув рукой, сказал участковый. Ц Я его убивать не собир
аюсь!

4

Без пятнадцати двенадцать луна высоко висела над деревней, лунные тени у
коротились так, что уже не шли за ногами Анискина, луна от желтизны походи
ла на кусочек недорогого янтаря, вправленного в темную ткань звездной ра
сцветки. Прохладной, светлой и легкой вызрела обычная нарымская ночь.
В темени Анискин чувствовал себя превосходно Ц не болело сердце, не ныл
и ноги, не схватывало под ложечкой сосущее чувство угасания; здоровым, бо
дрым, веселым ощущал участковый себя ночью и потому в молодой первозданн
ой свежести воспринимал все, что происходило вокруг. Хорошо светила Анис
кину луна, пела по-молодому далекая гармошка, как бы к нему тянула лунный
зигзаг Обь.
Гармошка пела волнующее: рассказывала, как собирались комсомольцы на гр
ажданскую войну, как пожал он подруге руку и глянул в девичье лицо; про неб
ольшую рану, про мгновенную смерть рассказывала гармошка, и остановился
Анискин, так как о его молодости, о нем самом пела гармошка. «Смешной я, но х
итрый! Ц подумал участковый. Ц Ведь знал, когда Генкин арест обозначить
Ц на ночь!» Помолодел от гармошки, стал даже красивым участковый уполно
моченный Анискин!
Генкин дом стоял на окраине. Висел на старой ветле засохший скворечник, в
хлеве тревожно помыкивал недавно подкастрированный бычок, сплошным зо
лотом лежала на окнах лунная печать. Двор заполняли тени Ц отбрасывал и
х журавль-колодец, маленькие кладовочки и стаечки, чуланчики и подчулан
чики. Словно сами по себе, а не от луны жили во дворе дома эти тени, серовато
-темные, словно не лунные. Анискин подошел к дому, долгим взглядом посмотр
ел на него. «Эх, Митрий, Митрий!» Ц подумал он.
Никто в деревне не знал, почему, но в скворечнике дома Дмитрия Пальцева и е
го сына Генки никогда не селились скворцы. Взволнованные, нервные птицы
прилетали с юга в родные края, в драке и спешке занимали подряд все скворе
чники в деревне, а вот скворечник пальцевского дома облетали. «Эх, Митрий,
Митрий! Ц опять тоскливо подумал Анискин. Ц Мильоны людей Советская вл
асть взяла в себя, а ты как был, Митрий, подкулачником, так им и остался!»
Участковый без скрипа открыл плотную высокую калитку, вошел во двор, вол
оча за собой серовато-черную тень без ног. Тень наискосок прошила двор, ви
льнула меж чуланчиками и сараюшками, замерла возле большого сарая. В отк
рытые двери охотно и уверенно залезал лунный свет, матово высвечивая вну
тренность. На этой матовости виделись две зеленые точки и одна белая пол
оска.
Войдя в сарай, Анискин понял, что это такое Ц две зеленые точки и одна све
тлая полоска. Оскалив белые зубы, с остекленевшими глазами сидел на пере
вернутом корыте Генка. Он держал в руке матово-тусклый пистолет, рука нел
овко согнулась, так что неизвестно было, куда направлено оружие. Когда пр
оскрипел и замер по песку Анискин, ствол пистолета повернулся к участков
ому. Повернулся и замер.
Ц Убью! Ц сказал Генка.
Обнажив зубы, Анискин нехорошо улыбнулся.
Ц Не убьешь! Ц сказал он. Ц Раз не ушел, значит, не убьешь! Ты такой же тру
с, как твой отец… Потому я решил тебя еще попытать Ц сможешь ли ты стать ч
еловеком? Нет! Я даже краешком мысли не думал, что ты уйдешь, потому и дал те
бе условие… Теперь вижу, что тебя надо отдавать под расстрел! Убийцы от на
с не уходят…
Косолапой, неторопливой походкой, шаркая задниками стоптанных сандали
й, участковый пошел на Генку. Шел прямо на зияющий зрачок пистолета, шел бо
льшой, толстый, похожий на загадочного восточного бога.


ЛУНА НАД ОБЬЮ

1

В субботу после бани кузнец Юсупов пришел к участковому уполномоченном
у Анискину. Пропарился кузнец на шесть рядов, но угольной гари отмыть, кон
ечно, не смог, потому глядел на свет божий синюшными, как у негра, глазами. Р
уки кузнеца, привыкшие к клещам и молоту, на свободе болтались, точно прив
язанные, и он их прятал за спину.
Ц Так что будь здоров, товарищ Анискин! Ц поздоровался кузнец и покашля
л. Ц Если, к примеру сказать, ветра не будет, то завтра большая жара прибеж
ит. Сегодня калил листову сталь, так шип мягкий Ц это к жаре…
Ц Каротель жру! Ц ответил Анискин. Ц Врачи приписали: мясо не ешь, рыбу
не ешь, масло не ешь… Это рази жизнь? Ц вдруг рассердился участковый и ра
чьими глазами посмотрел на кузнеца.
Солнце не то садилось, не то еще пыталось удержаться на белесом июльском
небе; никаких лучей по горизонту не бродило, так что время казалось неопр
еделенным Ц то ли три часа дня, то ли шесть вечера. Анискин посмотрел на с
олнце, на старый осокорь возле дома, время, конечно, не определил и подумал
рассерженно: «И когда это люди успевают в бани ходить!» После этого он бро
сил морковку на землю.
Они молчали, наблюдая за рыжим петухом. Тот боком-боком, словно не по делу,
подходил к огрызку морковки. Смотрел петух в сторону, в чужую ограду, а под
ошедши к морковке, замер, нагнав на глаза пленку. Хитрый был петух, бросовы
й, расторопный только насчет чужих куриц, и Анискин сердито свел брови, но
поздно Ц в ту же секунду петух подскочил, изогнувшись, клюнул морковку, в
злетел на выщипанных крыльях Ц и ни морковки, ни петуха… Анискин дернул
губой и сказал:
Ц В суп!
Ц Все может быть! Ц подумав, согласился кузнец. Ц Я ведь к тебе по делу, А
нискин.
Ц Ко мне без делу народ не ходит! Давай докладай.
На крутой излучине Оби серебряной рыбой барахтался уходящий пароход «П
ролетарий», березы и сосны на берегу стояли в немости, солнца в небе по-пр
ежнему не было Ц растеклось, расплавилось оно по белесому куполу. Стоял
а на месте Ц ни текла, ни струилась Ц река Обь, полтора километра от бере
га к берегу.
Ц Струмент и запчасти пропадают! Ц стеснительным шепотом сказал кузн
ец. Ц Уж не скажу за шестеренки, вчерась целу ось стебанули. Так дело пойд
ет, мне вскорости в кузне только картохи варить останется…
Ц Так! Вот так!
Повернувшись, участковый посмотрел на кузнеца насквозь и внутрь, припод
няв одну бровь, смерил его взглядом с ног до головы, улыбнулся непонятно и
, сложив руки на громадном пузе, стал покручивать пальцами. Сперва он крут
ил их по солнцу, потом против солнца, затем вертел без всякого смысла.
Ц Докладай! Ц недовольно сказал Анискин. Ц Воруют с умом или без ума?
Ц Тут как сказать, тут если к примеру…
Ц Не разговаривай, докладай!
Ц Кто ворует, тот человек, конечно, не глупой, ежели рассуждать. Вот тут ка
кая история…
Запутавшись, кузнец сбросил руки с коленей, взмахнув ими, сбился, Ц непри
вычны были его руки к свободе от клещей и молота, мешали кузнецу.
Ц История, история, Ц передразнил Анискин. Ц Это тебе не молотом махат
ь, а докладать… Теперь молчи и отвечай. Из чего воровано, ты машину можешь
сладить? А?
Ц Каку машину?
Ц Любу!
Ц Никаку машину я из ворованного сладить не могу! Ц вдруг весело сказал
Юсупов. Ц Ху ты, господи, да каку машину сладить можно, если берут что попа
дя…
Кузнец опять взмахнул руками, стал даже подниматься с места, радуясь том
у, что понял Анискина, но участковый посмотрел на него строго:
Ц Если сел, то сиди! Руками не маши.
Слоноподобен, громоздок, как русская печь, был участковый уполномоченны
й Анискин, от жару красен лицом, словно перезревший помидор;
1 2 3 4 5 6 7