К воде сбегали зеленые лужочки. Темные, похожие на змей, коряга виднелись со дна сквозь прозрачную, тихую воду. А прямо перед носом лодки, весело кувыркаясь и пенясь, вода спрыгивала с плотины. Она лилась на беспокойное, разбрасывающее брызги мельничное колесо, а колесо вертело жернова деревянной мельницы. Воздух был наполнен успокаивающим бормотанием, глухим и неясным, из которого время от времени возникали чьи-то чистые, бодрые голоса.
Было так прекрасно, что Крот смог только поднять кверху передние лапки и, почти не дыша, произнести:
-- Ух ты!
Дядюшка Рэт бортом подвел лодку к берегу, привязал ее, помог выйти еще не вполне освоившемуся Кроту и вытащил на берег корзину с провизией.
Крот попросил разрешения распаковать корзинку, на что дядюшка Рэт охотно согласился. Он с большим удовольствием растянулся на травке, в то время как Крот с воодушевлением выудил из корзинки скатерть и расстелил ее на траве, потом один за другим стал доставать таинственные свертки и разворачивать их, каждый раз замирая и восклицая:
-- О! О! О!
Когда все было готово, дядюшка Рэт скомандовал:
-- Ну, старина, набрасывайся!
И Крот тут же с удовольствием подчинился этой команде, потому что он начал уборку, как водится, очень рано, и с тех пор маковой росинки у него во рту не было, а с утра произошло столько всяких событий, что ему казалось, что миновал не один день.
-- Что ты там увидел? -- спросил вдруг дядюшка Рэт, когда они заморили червячка и Крот смог на минуточку оторвать свой взгляд от скатерти.
-- Я смотрю на ровный ряд пузырей, которые движутся по поверхности воды.
Мне это кажется странным.
-- Пузыри? Ага! -- произнес дядюшка Рэт каким-то щебечущим голосом, точно приглашая кого-то разделить с ними завтрак.
Возле берега из воды показалась широкая гладкая морда, и дядюшка Выдра вылез на сушу, передергивая шкуркой и отряхивая с себя воду.
-- Вот жадюги! -- сказал он, направляясь к разложенным на скатерти яствам. -- Ты чего ж не пригласил меня, Рэтти?
-- Да мы как-то неожиданно собрались, -- пояснил дядюшка Рэт. -Кстати,
познакомься, мой друг -- мистер Крот.
-- Очень приятно, -- сказал дядюшка Выдра.
И они тотчас стали друзьями.
-- Какая везде суматоха! -- продолжал дядюшка Выдра. -- Кажется, весь белый свет сегодня на реке. Я приплыл в эту тихую заводь, чтобы хоть на минутку перевести дух и уединиться, и вот, здравствуйте, наткнулся на вас. Извините, я не совсем то хотел сказать, ну, вы понимаете.
Сзади в кустах, еще кое-где покрытых сухой прошлогодней листвой, что-то зашуршало, из чащи выглянула втянутая в плечи полосатая голова, уставилась на них.
-- Иди сюда, Барсук, старый дружище! -- крикнул дядюшка Рэт.
Барсук двинулся было на два-три шага, но, пробормотав: "Хм! Компания собралась!" -- тут же повернулся и скрылся из виду.
-- Вот он всегда так, -- разочарованно заметил Рэт. -- Ну просто не выносит общества. Сегодня мы его, конечно, больше не увидим. Кто тебе нынче встретился на реке? -- спросил он дядюшку Выдру.
-- Ну, во-первых, конечно, наш достославный мистер Тоуд -- Жаба. В новенькой лодочке, одет весь с иголочки, в общем, все новое и сплошная роскошь.
Дядюшка Рэт и дядюшка Выдра поглядели друг на друга и рассмеялись.
-- Когда-то он ходил под парусом, -- сказал дядюшка Рэт. -- Потом яхта ему
надоела, и загорелось -- вынь да положь -- плоскодонку с шестом. Больше ничем не желал заниматься, хлебом не кормите, дайте только поплавать на плоскодонке с шестом. Чем кончилось? Ерундой! А в прошлом году ему взбрело в голову, что он просто умрет без дома-поплавка. Завел себе барку с домом, и все
мы без конца гостили на этой барке, и все мы притворялись, будто это нам страшно нравится. Ему уже виделось, как он весь остаток жизни проведет в доме на воде,
только ведь не успеет мистер Тоуд чем-либо увлечься, как уже остывает и берется
за что-нибудь следующее.
-- И при всем том хороший парень, -- заметил дядюшка Выдра задумчиво. -- Но никакой устойчивости... особенно на воде.
С того местечка за островком, где они расположились, было видно основное русло реки, и как раз в это время в поле зрения внезапно вплыла спортивная двойка. Гребец, невысокий, толстенький, изо всех сил греб, сильно раскачивая лодку и поднимая тучи брызг, и видно было, что он очень старается. Дядюшка Рэт встал и окликнул его, приглашая присоединиться к обществу, но мистер Тоуд -- потому что это был он -- помотал головой и с прежним старанием принялся за дело.
-- Он опрокинется ровно через минуту, -- заметил дядюшка Рэт, снова усаживаясь на место.
-- Это уж непременно, -- хихикнул дядюшка Выдра. -- А я вам никогда не рассказывал интересную историю, которая называется "Мистер Тоуд и сторож при шлюзе"? Вот как это было...
Сбившаяся с пути франтоватая мушка-веснянка крутилась как-то неопределенно, летая над водой то вдоль, то поперек течения, видно опьяненная весной. И вдруг посреди реки возник водоворот, послышалось -плюх! -- и мушка исчезла. И дядюшка Выдра, между прочим, тоже. Крот оглянулся. Голос дядюшки еще звенел у него в ушах, а между тем место на травке, где он только что сидел развалясь, было решительно никем не занято. И вообще, гляди хоть до самого горизонта, ни единой выдры не увидишь.
Но вот на поверхности воды снова возник ряд движущихся пузырьков. Дядюшка Рэт мурлыкал какой-то мотивчик, а Кроту вспомнилось, что, по звериному обычаю, запрещено обсуждать неожиданное исчезновение товарища, куда бы он ни девался и по какой причине или даже вовсе без всяких причин.
-- Ну так, -- сказал дядюшка Рэт, -- я думаю, нам уже пора собираться. Как
вам кажется, кому из нас лучше упаковывать корзинку? -- Он говорил так, что
было ясно: ему самому с этим возиться неохота.
-- Позволь, позволь мне! -- выпалил Крот.
И дядюшка Рэт, конечно, позволил.
Но укладывать корзинку оказалось вовсе не так приятно, как распаковывать.
Это обычно так и бывает. Но Крот сегодня был расположен всему радоваться. Поэтому он справился с делом без особого раздражения. Хотя когда он уже все сложил и крепко стянул корзинку ремнями, то увидел тарелку, которая уставилась на него из травы. А потом, когда положение было исправлено, дядюшка Рэт обратил его внимание на вилку, которая, между прочим, лежала на самом виду. Но этим дело не кончилось, потому что обнаружилась еще и банка с горчицей, на которой Крот сидел, сам того не замечая.
Предвечернее солнце стало понемногу садиться. Дядюшка Рэт не спеша греб к дому, находясь в мечтательном расположении духа, бормоча себе под нос обрывки стихов и не очень-то обращая внимание на Крота.
А Крот был весь полон едой, удовольствием и гордостью и чувствовал себя в лодке как дома (так ему, во всяком случае, казалось), а кроме того, на него мало-помалу стало находить какое-то беспокойство, и вдруг он сказал:
-- Рэтти, пожалуйста, позволь теперь мне погрести.
Дядюшка Рэт улыбнулся и покачал головой:
-- Погоди, еще не пора. Сначала я должен дать тебе несколько уроков. Это вовсе не так просто, как тебе кажется.
Крот минутку-другую посидел спокойно. Но чем дальше, тем больше он завидовал своему другу, который так ловко, так легко гнал лодку по воде, и гордыня стала ему нашептывать, что он мог бы и сам грести ни капельки не хуже. И он вскочил и ухватился за весла так неожиданно, что дядюшка Рэт, который глядел куда-то вдаль и продолжал бормотать стихи, от неожиданности полетел со скамьи так, что ноги его оказались в воздухе, а торжествующий Крот водрузился на его место.
-- Прекрати, дуралей! -- закричал на него дядюшка Рэт со дна лодки. -Ты не умеешь... Ты сейчас перевернешь лодку!
Крот рывком закинул весла назад, приготовился сделать мощный гребок. Но он промахнулся и даже не задел веслами поверхности воды. Его задние ноги взметнулись выше головы, и сам он очутился на дне лодки поверх распростертого там хозяина. Страшно испугавшись, он схватился за борт, и в следующий момент -- плюх! -- лодка перевернулась, Крот очутился в воде и понял, что вот-вот захлебнется. Ох какая вода оказалась холодная и ох до чего же она была мокрая!
И как звенела она у Крота в ушах, когда он опускался на дно, на дно, на дно! И каким добрым и родным казалось солнышко, когда он, отфыркиваясь и откашливаясь, выныривал на поверхность. И как черно было его отчаяние, когда он чувствовал, что погружается вновь. Но вот твердая лапа схватила его за загривок. Это был Рэт, и он смеялся. Во всяком случае, Крот чувствовал, как смех от сильного плеча дядюшки Рэта спускается по лапе и проникает ему, Кроту, в загривок.
Дядюшка Рэт схватил весло и сунул его Кроту под мышку, потом то же самое он проделал с другой стороны и, пристроившись сзади, отбуксировал несчастного зверя на берег. Он выволок его и усадил на землю. Это был не Крот, а размокший, плачевного вида тюфяк, набитый печалью.
Дядюшка Рэт слегка отжал из него во-ДУ и примирительно сказал:
-- Ладно уж, глупышка, побегай вдоль берега, пока не пообсохнешь и не согреешься. А я поныряю, поищу корзинку.
Так несчастному Кроту, абсолютно мокрому снаружи и посрамленному изнутри, пришлось маршировать взад-вперед, пока он немного не пообсох.
Тем временем дядюшка Рэт опять вошел в воду, доплыл до опрокинутой лодки, перевернул ее, привязал у берега и по частям выловил свое скользящее по волнам имущество. Затем он нырнул на самое дно и, отыскав корзину, не без труда вытащил ее на берег.
Когда все было снова готово к отплытию, и подавленный, вконец расстроенный Крот вновь занял место на корме, и они тронулись в путь, Крот сказал глухим, дрожащим от волнения голосом:
-- Рэтти, мой благородный друг! Я вел себя глупо и оказался неблагодарным. У меня просто сердце замирает, как я себе представлю, что из-за меня чуть не пропала эта прекрасная корзинка. Я оказался совершеннейшим ослом, я это знаю. Прошу тебя, прости и забудь, пусть все будет по-прежнему, хорошо?
-- Хорошо, хорошо, -- бодро отозвался дядюшка Рэт. -- Так уж и быть. Мне
немного понырять не вредно! Я ведь все равно в воде с утра до ночи. Так что не расстраивайся, забудь и не думай. А знаешь что? Я считаю, тебе было бы не худо немного пожить у меня. В моем доме все просто и без затей, не то что у мистера Тоуда (правда, ты пока что не видел его усадьбы), все-таки я думаю, что тебе у меня будет неплохо. Я научу тебя грести и плавать, и скоро ты совсем освоишься на реке, не хуже нас, речных жителей.
Крот так был тронут добротой своего друга, что у него перехватило горло и куда-то подевался голос, и ему даже пришлось тыльной стороной лапки смахнуть набежавшие слезинки.
Но дядюшка Рэт деликатно отвернулся, и понемногу Крот опять пришел в прекрасное настроение и даже смог дать отпор двум шотландским курочкам, которые судачили по поводу его грязноватого вида.
Когда они добрались до дому, дядюшка Рэт растопил камин в гостиной, прочно усадил Крота в кресло возле огня, одолжив ему свой халат и свои шлепанцы, развлекал его всякими историями до самого ужина. Это были захватывающие истории, особенно для такого далекого от реки зверя, как Крот. Дядюшка Рэт рассказывал о запрудах и неожиданных наводнениях, о страшной зубастой щуке, о пароходах, которые швыряются опасными твердыми бутылками или кто-то швыряет с них, а может, и они сами, кто же их знает, о цаплях и о том, какие они гордячки, не со всяким станут разговаривать, о приключениях у плотины, о ночной рыбалке, в которой обычно принимает участие дядюшка Выдра, и о далеких экскурсиях с Барсуком. Они весело вдвоем поужинали, но вскоре заботливому хозяину пришлось проводить сонного Крота наверх, в лучшую спальню, где тот сразу же положил голову на подушку и спокойно заснул, слыша сквозь сон, как его новообретенный друг Река тихонечко постукивает в окно.
Этот день был только первым в ряду таких же дней, и каждый из них был интереснее предыдущего, а лето тем временем разгоралось, созревало, продвигалось все вперед и вперед.
Крот научился плавать и грести, полюбил проточную воду и, приникая ухом к тростниковым стеблям, умел подслушивать, что им все время нашептывает и нашептывает ветер.
II. НА ШИРОКОЙ ДОРОГЕ
-- Рэтти, -- сказал Крот однажды ясным летним утром, -- я хочу тебя о чем-то попросить, можно?
Дядюшка Рэт сидел на берегу реки и напевал песенку. Он только что ее сам сочинил, и она, надо сказать, очень ему нравилась. Он не обращал внимания ни на Крота, ни на кого бы то ни было вообще. Он с раннего утра досыта наплавался в реке вместе со своими друзьями утками. Когда вдруг утки неожиданно становились в воде вниз головой, как это свойственно уткам, он тут же нырял и щекотал им шейки, как раз в том месте, где мог оказаться подбородок, если бы он у них был, до тех пор щекотал, пока им не приходилось торопливо выныривать на поверхность. Они выныривали, разбрызгивая воду, сердясь и топорща свои перышки, потому что невозможно сказать все, что ты о ком-то думаешь, когда у тебя голова под водой. Под конец они уже просто взмолились и попросили его заняться своими собственными делами и оставить их в покое. Ну вот, дядюшка Рэт и отстал от них, и уселся на бережку на солнышке, и сочинил про них песенку, которую он назвал
УТИНЫЕ ПРИПЕВКИ
В тихой, сонной заводи -
Гляньте, просто смех! -
Наши утки плавают
Хвостиками вверх.
Белых хвостиков -- не счесть,
Желтых лапок -- вдвое,
Где же клювы? Тоже есть,
Но только под водою!
-- Там, где заросли густы,
Где шустрят плотвички,
Мы всегда запас еды
Держим по привычке
То, что любишь, делай ты,
Мы же в свой черед
Любим вверх держать хвосты,
А клюв -- наоборот.
С криком кружатся стрижи
В небе без помех,
Мы ныряем от души
Хвостиками вверх!
-- Мне что-то не очень, Рэтти, -- заметил Крот осторожно. Сам он не был поэтом, стихи ему были как-то безразличны, он этого не скрывал и говорил всегда искренне.
-- И уткам тоже не очень, -- бодро заметил дядюшка Рэт. -- Они говорят: "И почему это нельзя оставить других в покое, чтобы они делали как хотят, что хотят и когда хотят, а надо вместо того рассиживать на берегах, и отпускать всякие там замечания, и сочинять про них разные стишки, и все такое прочее?
1 2 3 4