А львята, обезумев от восторга, ныряли в груду вещей и появлялись с трофеями — туфлями, пижамными штанами, обрывками противомоскитной сетки… Пришлось проучить их прутом.
Уложить малышей вечером в «постель» было совсем не просто. Представьте себе трех озорных «девчонок», которые, как все дети, не любят ложиться спать да к тому же бегают вдвое быстрее, чем взрослые, и хорошо видят в темноте. Мы прибегали к хитрости. Например, привязывали к веревочке бумажный пакет и потихоньку тащили к их загону. Львята не могли устоять и кидались ловить пакет.
Ладно бы они еще играли только на воле, но сестрички пристрастились к подушкам и книгам. Опасаясь за нашу библиотеку и другое имущество, мы были вынуждены запретить им входить в дом. На террасе пришлось устроить дверь — сетку из стальной проволоки, натянутой на деревянную раму. Львята обиделись. Чтобы утешить их, мы подвесили на дереве автомобильную покрышку. И пожевать можно, и покачаться! И еще одну игрушку они получили от нас — деревянный бочонок из-под меда, который громко тарахтел, когда его катали. Но самым большим успехом пользовался наполненный старыми автокамерами мешок, подвешенный на суку. Они вцепятся в мешок зубами, а мы тянем за веревку и раскачиваем его. Чем громче мы смеялись, тем больше радости было львятам.
Однако никакие игрушки не могли заставить их позабыть о том, что путь на террасу закрыт. Они то и дело подходили к двери и тыкались носами в проволоку.
Как-то вечером мы сидели на террасе с друзьями за рюмкой вина. Наше оживление привлекло львят, но они вели себя на диво скромно, не терлись носом о проволоку и вообще держались на почтительном расстоянии от двери. С чего это они вдруг такие смирные? Я поднялась с места, чтобы посмотреть, в чем дело, и, к своему ужасу, увидела на ступеньках большую плюющуюся кобру. Не обращая внимания ни на львят, ни на нас, змея ползла куда-то по своим делам. Прежде чем мы успели схватить ружье, она уже скрылась.
Но ни загородки, ни змеи, ни запреты не могли удержать Люстику от попыток пробраться в дом. Она проверяла все двери и быстро научилась нажимать и поворачивать дверные ручки. Только задвижки принудили ее сдаться. Да и то однажды я увидела, как она пыталась отодвинуть задвижку зубами! Застигнутая врасплох, проказница в отместку сорвала с веревки выстиранное белье и утащила его в буш Заросли, лесистые участки.

.
Когда львятам исполнилось три месяца, зубы у них выросли и окрепли так, что им можно было уже давать мясо. Я резала его на мелкие кусочки, чтобы оно напоминало пищу, которую они получали бы от матери. Много дней львята отказывались притронуться к мясу, гримасничали. Наконец Люстика попробовала новую еду и осталась довольна. Глядя на нее, решились и сестры. С этого дня каждая трапеза сопровождалась потасовкой. Бедняжке Эльсе, которая по-прежнему была самой слабой, почти ничего не доставалось. Тогда я стала приберегать для нее вкусные кусочки и во время кормежки брала ее на руки. Эльсе это очень нравилось. Она мотала головой и жмурилась от удовольствия. Потом брала в рот мой большой палец и передними лапами мяла мне запястье — движение, которым детеныши выжимают молоко из сосков матери. Так зародилась наша нежная дружба. Часто кормежка превращалась в игру, и мне всегда было весело с этими зверятами.
Они были порядочные лентяи. Улягутся удобно — и не сдвинешь. Даже ради самой вкусной мозговой косточки не встанут, а просто подкатятся к ней. Особенно им нравилось, когда я держала кость так, что можно было сосать ее, лежа на спине кверху лапами.
Вылазки в буш часто сопровождались приключениями. Однажды утром я пошла проверить, как подействует на львят глистогонное средство. Они спали недалеко от дома. Вдруг я заметила колонну черных муравьев. Передовые уже подбирались к моим малышам. А надо сказать, что у этих муравьев мощные челюсти и они ни перед чем не отступают. Я уже хотела разбудить львят, но тут колонна свернула в сторону.
А минутой позже малыши сами проснулись, так как мимо проходила пятерка ослов. Львята впервые видели таких крупных животных, но с присущей львам отвагой тотчас ринулись в атаку. Первый успех вскружил им голову, и, когда через несколько дней к нашему дому подошел караван из сорока ослов и мулов, три маленьких львенка обратили всю эту кавалькаду в бегство.
В пять месяцев львята чувствовали себя превосходно и крепли с каждым днем. Жили они на воле и только ночью спали за оградой из камней и песка в своей конуре. Без ограды нельзя было обойтись: ведь вокруг нашего дома бродили дикие львы, гиены, шакалы и слоны.
Чем ближе мы узнавали наших львят, тем сильнее привязывались к ним. Нам трудно было смириться с мыслью, что нельзя навсегда оставить себе всю троицу. Но, как ни печально, с двумя львятами придется расстаться. Лучше всего с самыми рослыми. Они не так зависели от нас, как Эльса, и всегда держались вместе. Наши африканские бои одобрили этот выбор. Когда мы спросили, какого львенка оставить, они в один голос ответили:
— Самого маленького!
Когда Эльса останется одна, будет легче приучить ее не только жить с нами в Исиоло, но и выезжать в сафари.
Большую и Люстику мы устроили в роттердамский зоопарк Блидорп. Они должны были лететь туда самолетом.
До аэродрома в Найроби было почти триста километров, и мы стали заранее приучать львят к автомашине, каждый день вывозя их на полуторке с оплетенным проволокой кузовом. И даже кормили их в машине, чтобы получше освоились. А в последний день положили на дно кузова мешки с песком.
Когда мы двинулись в путь, Эльса побежала следом по дороге, потом остановилась и печальным взглядом проводила машину, увозившую ее сестер. Я сидела с ними в кузове. Полагая, что мне в дороге достанется не одна царапина, я захватила с собой все для перевязки. Но мои предосторожности оказались излишними. Первый час львята еще волновались, но потом притихли и улеглись на мешках, обняв меня лапами. Трудно представить себе большую доверчивость. Так мы ехали одиннадцать часов и только дважды останавливались из-за прокола шин.
И вот мы в Найроби. Львята смотрели на меня широко открытыми глазами, словно вопрошая, что означают все эти незнакомые звуки и запахи. А затем самолет навсегда увез их из родной страны.
Через несколько дней мы получили телеграмму: наши львята благополучно прибыли в Голландию. Три года спустя я навестила их. Они встретили меня любезно, разрешили даже погладить, но не узнали. Им жилось хорошо, и я только радовалась, что они, судя по всему, не помнят своего привольного детства.

Глава вторая. ЭЛЬСА ВСТРЕЧАЕТ ДИКИХ ЖИВОТНЫХ

От Джорджа я узнала, что все время, пока я была в Найроби, Эльса нервничала и ни на минуту не расставалась с ним. Ходила за ним как тень, сидела под его письменным столом, когда он работал, ночью спала в его постели. Каждый вечер он выводил ее на прогулку, но в тот день, когда я должна была вернуться, Эльса отказалась гулять. Она села посреди дороги, собираясь ждать меня, и ни за что не хотела уходить. Неужели знала, что я приеду? Если это так, на каком же инстинкте было основано ее предчувствие? Трудно, а то и вовсе невозможно объяснить такие вещи.
Эльса встретила меня восторженно, но мне было больно глядеть, как она всюду ищет своих сестер. Много дней она звала их, вглядываясь в буш, и неотступно ходила за нами, точно боялась, что и мы ее бросим. Чтобы успокоить Эльсу, мы разрешили ей пожить в доме. Львенок спал с нами на кровати, и мы нередко просыпались оттого, что он лизал нас своим шершавым языком.
При первой возможности мы захватили Эльсу с собой в сафари, чтобы отвлечь от поисков и переживаний. К счастью, сафари пришлось ей по вкусу. Как и мы, она отлично чувствовала себя в походе.
Грузовик, на который мы укладывали свою постель и другие мягкие вещи, вполне устраивал Эльсу. Лежать ей было очень удобно, и она видела все, что делалось кругом.
Мы разбили лагерь на крутых берегах Васо-Ньиро, среди зарослей зонтичной акации и пальмы дум. В засушливую пору обмелевшая река лениво несет свои воды к болоту Лориан, образуя в пути несколько стремнин и множество глубоких заводей, изобилующих рыбой.
Недалеко от лагеря подымались каменистые гряды. Эльса рыскала по расщелинам и скалам, потом взбиралась на какой-нибудь утес, с которого открывался вид на буш. Вечером лучи заходящего солнца окрашивали весь край в теплые тона, и Эльса сливалась с рыжими скалами.
Это было лучшее время дня. Спадал зной. Природа и люди облегченно вздыхали. Пурпурные тени вытягивались, сгущались, солнце наконец пряталось, и сумрак сглаживал все складки. Смолкал последний зов какой-то птицы, и во всем мире воцарялось безмолвие. Все ожидали с затаенным дыханием, когда наступит ночь и проснется буш. И вот протяжный вой гиены, будто сигнал к началу охоты.
Мне запомнился один вечер. Я привязала Эльсу к дереву возле палатки и сидела рядом, прислушиваясь к вечерним звукам, а она принялась за ужин. Пати, уютно свернувшись у меня на коленях, поскрипывала зубами. Значит, довольна жизнью. На берегу стрекотала цикада. Восходящая луна смотрелась в морщинистое зеркало потока. Высоко в бархатном небе искрились звезды. Мне всегда казалось, что в нашей провинции звезды вдвое крупнее, чем где-либо. Внезапно послышался гул, точно вдали летел самолет. Это шли к реке слоны. К счастью, ветер был в нашу сторону, так что они не могли нас учуять. Вскоре гул прекратился.
И вдруг совсем явственно — львиное рыканье. Сперва вдалеке, затем все ближе, ближе. Как поведет себя Эльса? А Эльса равнодушно отнеслась к голосу родича. Она отрывала зубами куски мяса и старательно пережевывала их, потом легла на спину кверху лапами и задремала. Хохотали гиены, тявкали шакалы, звучал великолепный львиный хор…
Стояли очень жаркие дни, и большую часть времени Эльса проводила в воде. Когда солнце и здесь добиралось до нее, она пряталась в камыши на откосе и время от времени шлепалась в речку. Зная, что в Васа-Ньиро много крокодилов, мы побаивались за Эльсу, но на нее никто ни разу не напал.
Она постоянно затевала какие-нибудь озорные игры и требовала, чтобы мы в них участвовали. Чуть зазеваешься — и она вмиг обрызгает водой, а то вдруг выскочит из реки и вся мокрая затеет с нами возню на песке, не щадя фотоаппаратов, биноклей, ружей. Особым приемом Эльса шутя валила нас наземь. Ловкий удар лапой по ногам — и ты уже растянулся на песке!
Она очень следила за своими когтями. Точила их о стволы с самой грубой корой, оставляя на ней глубокие борозды Скорее всего, она таким образом упражняла мышцы, втягивающие когти. — Примеч. авт.

.
Выстрелы ее не пугали. Она быстро усвоила, что «бум!» означает мертвую птицу, и очень любила отыскивать и приносить дичь, особенно цесарок. Но птичье мясо ела редко, а перья вовсе в рот не брала. Первая птица всегда принадлежала ей, и она гордо таскала добычу. А если надоест нести, положит птицу на землю у моих ног и смотрит на меня, точно говоря: «Помоги, пожалуйста, понеси немного!» И трусила потом следом за мной, не сводя глаз с добычи в моей руке.
А вот турачи, напоминающие европейских куропаток, ее ничуть не привлекали.
Если попадался слоновий помет, Эльса непременно каталась в нем, даже втирала лапами в шкуру эти «сухие духи». Помет носорогов и многих других травоядных ей тоже нравился, но не так, как слоновий. Мы пытались понять, в чем тут дело. Инстинктивное желание заглушить собственный запах, чтобы обмануть животных, на которых обычно охотятся львы? Привычка домашних собак и кошек кататься в помете, несомненно, пережиток того же инстинкта. Пометом плотоядных Эльса никогда не «мазалась». Свои собственные надобности она отправляла в сторонке от звериных троп, по которым мы обычно ходили.
Как-то раз, заслышав в зарослях слона, Эльса со всех ног кинулась туда. Слон сердито затрубил, потом вдруг послышалось кудахтанье цесарок. Мы заволновались. Чем все это кончится? Слон почти сразу успокоился, зато цесарки были просто вне себя. Через минуту из кустов выскочила Эльса, а за нею стая сердитых птиц, которые явно решили нагнать на нее страху. Только она захочет присесть, как цесарки обступают ее со всех сторон и поднимают такой гвалт, что поневоле затрусишь дальше. Лишь увидев нас, дерзкие птицы оставили Эльсу в покое.
В другой раз во время прогулки Эльса внезапно остановилась перед кустами занзеверии. Потом подпрыгнула в воздух и поспешно отступила, глядя на нас так, словно хотела сказать: «Почему вы не поступаете как я?»
Тут мы заметили среди острых листьев свернувшуюся в клубок большущую змею! И, конечно, поблагодарили Эльсу за то, что она нас вовремя предостерегла.
Когда мы вернулись из сафари в Исиоло, начался период дождей. Повсюду лужи, ручьи… Эльса ликовала. Она с упоением шлепала по воде, высоко подпрыгивала и приближалась к нам, чтобы обрызгать чудесной грязью! Это было уже чересчур! Пора дать понять Эльсе, что она теперь уже слишком взрослая для таких выходок… Мы вооружились прутиком и сделали ей внушение. Она усвоила урок, и в дальнейшем нам редко приходилось пользоваться прутиком, хотя на всякий случай мы носили его с собой. Эльса научилась понимать слово «нельзя», оно сдерживало ее, даже когда поблизости бродили соблазнительные антилопы.
Трогательно было видеть, как львица разрывается между охотничьим инстинктом и желанием угодить нам. Пока что она была точно пес: все, что движется, надо преследовать, но инстинкт, повелевающий убивать, еще не развился в ней. Конечно, мы следили за тем, чтобы мясо, которое ей давали, не связывалось в ее представлении с видом живых коз. Гуляя с нами, Эльса встречала много диких животных, но преследовала их лишь потехи ради. Потом она быстро возвращалась к нам и тихо мяукала, рассказывая об увлекательной погоне.
Каких только животных не было по соседству с нашим домом! Много лет мы наблюдали за стадом водяных козлов и антилоп импала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16