- Обыск бы нужно сделать, - сказал Будилов. - С понятыми.
- Таких прав нам не дано, - поморщился председатель. - А вы, товарищ
Кларнет, учтите, никому не возбраняется и телевизоры мастерить и радиоп-
риемники...
- И стихи читать, - насмешливо добавила женщина.
- И стихи читать, - подтвердил председатель. - Но ежели действительно
радиопередатчик... тут другое дело. Нужно зарегистрировать. И вам лучше,
и нам спокойнее. Согласны?
- Согласен, - вздохнул Кларнет, - только нет у меня никакого передат-
чика.
О, святая, неумелая, бесхитростная ложь! Ну кому какое дело до чест-
ного слова, опрометчиво брошенного в туманное будущее?
Нет, Кларнет, не тебе тягаться с видавшим виды майором в отставке Бу-
диловым. Сколько ты не темни, расколет он тебя, непременно расколет! По-
ра подумать, чем это все может кончиться.
* * *
- Маша! - Кларнет говорил шепотом, опасливо поглядывая на дверь. -
Пойми, Маша, я этого просто не переживу.
- Что ты предлагаешь?
- Не знаю. Возьми меня туда. Есть же, наверное, какие-нибудь машины
времени.
- Нет таких машин, - печально улыбнулась Маша. - Все это сказки.
- Но сумела же ты переправить передатчик.
- Это совсем другое дело. Трансмутация. Но ведь она у вас еще не
изобретена.
Кларнета внезапно осенила идея.
- Послушай, а ты сама бы не смогла?
- Что?
- Трансмутироваться сюда.
- Ох! Ты понимаешь, что ты говоришь?! Нет, это невозможно!
- Но почему?!
- Я же сказала, никаких контактов с прошлым. Нельзя менять историю.
Трансмутацией во времени у нас пользуются не больше, чем в пределах сто-
летия, и то со всякими ограничениями. А тут... ведь возврата назад уже
не будет. Остаться навсегда неизвестно где...
- Известно! Ты же будешь со мной!
Маша заплакала.
- Ну что ты, Машенька?!
- А ты меня никогда не разлюбишь? - спросила она, сморкаясь в крохот-
ный платочек.
Вы сами знаете, что отвечают в подобных случаях.
В июне все идет по раз навсегда установленным законам. Вот набежала
туча, брызнул дождь, а там, глядишь, через несколько минут снова греет
солнышко.
- Не могу же я в таком виде к вам явиться, - сказала Маша. - Достань
мне хоть несколько журналов мод.
Приходилось ли вам когда-нибудь наблюдать за женщиной, изучающей фа-
соны платьев? Такого абсолютного отвлечения от суетного мира, такого
полного погружения в нирвану не удавалось добиться ни одному йогу. Не
пробуйте в это время ей что-нибудь говорить. Она будет кивать головой,
но можете быть уверены, что ни одно слово не доходит до ее сознания.
- Переверни страницу!
- Послушай, Маша...
- Это не годится, следующую!
- Маша!
- Поднеси ближе, я хочу рассмотреть прическу.
- Машенька!
- Дай другой журнал.
На все нужно смотреть философски, и каждое терпение бывает вознаграж-
дено сторицей.
Кларнет убедился в этом уже на следующий день.
- Ну, как я тебе нравлюсь?
Он обалдел.
Давеча я наклеветал на мужчин, будто они не способны оценить по дос-
тоинству женский наряд. Внесем поправку: оценить способны, запомнить -
нет.
Но тут была налицо такая разительная перемена...
Во-первых, Кларнет установил, что трефовая дама его сердца преврати-
лась в бубновую. Изменилась не только масть. Доступный ранее для обозре-
ния лоб богини был теперь прикрыт завитой челкой, тогда как затылок
подстрижен совсем коротко.
Во-вторых, вместо каких-то ниспадающих одежд, на ней был обтягивающий
фигуру свитерок.
А в-третьих... В-третьих - мини-юбка.
Не верьте предсказателям! На то они и предсказатели, чтобы врать.
Нет, никогда не выродится человечество в беззубых головастиков с хилыми
конечностями, не выродится, независимо от того, что по сему поводу дума-
ют антропологи. Не знаю, как обстоит дело где-нибудь в Крабовидной ту-
манности, но на Земле пара восхитительных ножек всегда будет вызывать
волнение, подобное тому, какое мы испытываем, просматривая тиражную таб-
лицу. Сознайтесь, кто из вас, несмотря на ничтожный шанс, не мечтал
втайне о главном выигрыше?
Счастливчик Кларнет! Этот выигрыш достался ему, единственному из
триллионов людей, родившихся и сошедших в могилу за два тысячелетия.
- Ну как?
- Потрясающе!
- Теперь я готова.
Любовь не так безрассудна, как принято думать. Подсознательно она
чувствует, что отгремят свадебные цимбалы, погрузится во мрак чертог,
промчится полная счастья ночь и настанет, по меткому определению поэта,
благословенный день забот.
Кое-какие из этих забот уже заранее посетили Кларнета.
- Кстати, Машенька, - сказал он небрежным тоном, - не забудь захва-
тить с собой паспорт.
- Что?
- Ну, документ, удостоверяющий личность.
Маша рассмеялась.
- Глупый! Как же документ может удостоверять личность? Личность - это
я. - Она горделиво повернулась в профиль. - А документ - бумажка. Вряд
ли ты бы удовлетворился такой подменой.
Вот тебе первый сюрприз, Кларнет! "Что это за гражданка у вас ночует?
" - "Это - моя жена". - "Она прописана?" - "Нет, видите ли, у нее поте-
рян паспорт". - "Разрешите взглянуть на свидетельство о браке". - "Мы,
знаете ли, еще не успели..." - "Какой-нибудь документ, удостоверяющий
личность?" - "Ну, что вы?! Человеческая личность неповторима, неужели
какая-то бумажка..." Н-да...
- А диплом?
- Какой диплом? - удивилась Маша.
- Училась же ты где-то?
- Конечно!
- Так вот, свидетельство об окончании.
- Не понимаю, о чем ты говоришь? - Маша надула губы. - Если ты разду-
мал, так прямо и скажи, а не... не...
Страшная вещь женские слезы. Черт с ними, со всякими бумажками! Целый
ворох их не стоит и одной крохотной слезинки. Подумаешь, важное дело -
диплом. "Выдан в три тысячи девятьсот таком-то году". Тьфу, пропасть!
Ладно, что-нибудь придумаем!
- Не надо, Машенька! Ты меня неправильно поняла. Просто в нашем вре-
мени есть свои особенности. Ну давай назначим день.
- А почему не завтра?
- Завтра? Гм... завтра. Видишь ли, мне нужно коечто подготовить.
Взять отпуск на работе и вообще...
- Когда же?
- Сейчас сообразим. - Кларнет вынул из записной книжки табель-кален-
дарь. - Сегодня у нас четверг. Давай в субботу. Суббота двадцать девято-
го июня. - Он обвел красным карандашом дату. - Согласна?
- Хорошо! Я за это время уговорю Федю.
- Причем тут Федя?
- Мне самой не справиться. Я ведь всего лишь лингвист, а тут нужно
составить программу трансмутации так, чтобы не получилось осечки.
Ну что ж, Федя так Федя. Кларнет даже почувствовал какое-то злобное
удовлетворение.
- Нужны ориентиры, - продолжала Маша, - не такие, как ты мне дал
прошлый раз. Пустынное место, где нет транспорта и пешеходов, лучше
поздно вечером. Вот что, давай-ка у Медного Всадника в одиннадцать часов
вечера.
- Он у вас еще стоит?
- Еще бы! Договорились?
- Договорились! - радостно сказал Кларнет. - У Медного всадника в
одиннадцать часов вечера в субботу двадцать девятого июня. Не забудешь?
- Такие вещи не забывают. Ну, целую!
* * *
Тот, кто никогда не выходил на свиданье задолго до назначенного сро-
ка, достоин сожаления. Настоящая любовь прошла мимо, не задев его даже
краем своих белоснежных одежд.
...Наступал час, когда белая ночь отдает беззащитный город во власть
колдовских чар.
По остывающему асфальту скользили на шабаш юные ведьмы в коротких
распашонках. Изнывающие от сладостного томления чертенята подтанцовывали
в подворотнях, повесив на грудь транзисторные приемники, старый грехо-
водник в лихо сдвинутом берете, под которым угадывались элегантные рож-
ки, припадая на левое копыто, тащил тяжелый магнитофон. Скрюченная карга
с клюкой несла под мышкой полупотрошеного петуха в цветастом пластиковом
мешочке.
Марципановые ростральные колонны подпирали бело-розовую пастилу неба,
сахарный пароходик резал леденцовую гладь Невы, оставляя за кормой пе-
нистую струю шампанского. Над противнями крыш вечерний бриз гнал на зак-
лание белых пушистых ягнят, и надраенный шампур Адмиралтейства уже свер-
кал отблеском подвешенного на западе мангала. А там, где хмельные запахи
лились в реку из горлышка Сенатской площади, маячила исполинская водоч-
ная этикетка с Медным Всадником на вздыбленном коне. Все готовилось к
свадебному пиру.
Кларнет шел по ковру тополиного пуха, и на шелковых подушках клумб
навстречу ему раскрывались лепестки фиалок, доверчиво, как глаза люби-
мой.
Предчувствую Тебя. Года проходят мимо -
Все в облике одном предчувствую Тебя.
Основательное знакомство с творчеством Блока определенно пошло на
пользу моему герою.
...Тот, кто не простаивал на месте свидания, когда уже все мыслимые
сроки прошли, не знает, что такое муки любви.
Она обманула... Нет горше этих слов на свете.
Тоскливо дождливым утром в Ленинграде, ох как тоскливо! Все кажется
мерзким: и злобный оскал лошади, и самодовольная рожа всадника, и нас-
мешливые крики чаек, и сгорбленные фигуры первых пешеходов, и плюющийся
черным дымом буксир, волокущий грязную баржу, и покрытая коростой дождя
река, и похожие на свежие могильные холмы клумбы с небрежно набросанными
мокрыми цветами, и нелепые столбы, у подножья которых сидят голые мужики
с дурацкими веслами.
Тошно с опустошенной душой возвращаться в одинокое свое жилье, где
подготовлен ужин на двоих и вянут уже никому не нужные розы, - трудно
сказать, до чего тошно!
Торговец! В твоих руках секрет забвенья, нацеди мне из той бочки доб-
рую кружку вина! Ах, еще не продаете? Простите, я вечно путаю эпохи.
...Сколько же раз можно нажимать кнопку вызова, пока тебе ответят?!
Ну вот, слава богу!
На экране проявилась физиономия вихрастого юноши.
- Ну? - спросил он, неприязненно взглянув на Кларнета. Очевидно, это
и был тот самый Федя.
- Где Маша?
- Вам лучше знать.
- Она не прибыла.
- Не может быть, - нахмурился юноша. - Я сам составлял программу.
Максимальный разброс по времени не должен превышать пяти минут.
- Все-таки ее нет. Я прождал десять часов.
Федя недоуменно почесал затылок.
- Сейчас проверю. Какой у вас вчера был день?
- Суббота двадцать девятого июня, вот поглядите! - Кларнет поднес к
экрану календарь, на котором красным карандашом была отмечена вожделен-
ная дата.
- А год?
- Тысяча девятьсот шестьдесят девятый.
Федя уткнул нос в какие-то записи. Когда он наконец поднял голову,
его лицо было перекошено.
- Идиот! - сказал он тихо и злобно. - Прозевал свое счастье, дубина!
Суббота двадцать девятого июня! Ищи ее теперь во вчерашнем дне. Понятно?
Каждый день - во вчерашнем.
Изображение на экране исчезло.
Кларнет растерянно взглянул на карточный прямоугольник, который все
еще вертел в руках, и обмер. Это был прошлогодний календарь!
* * *
С тех пор в Ленинграде каждый вечер можно видеть обросшего бородой,
небрежно одетого человека, который внимательно вглядывается в лица
встречных женщин. Он идет всегда одной дорогой: мимо Биржи на Васильевс-
ком острове, через Дворцовый мост, вдоль фасада Адмиралтейства, и выхо-
дит к памятнику. Там он стоит некоторое время, а потом возвращается на-
зад тем же маршрутом.
По утрам, когда он просыпается, ему кажется, что вчера она была
здесь. Нет, не кажется. Он помнит ее поцелуи, наконец есть десятки при-
мет, свидетельствующих, что это не сон. И так - каждое утро. Он плачет,
и слезы капают в стакан с чаем, который он проглатывает, торопясь на ра-
боту.
А вечером он снова отправляется на бесплодные поиски.
Иногда его видят в компании пожилого тучного человека.
- Ты понимаешь, Будилов, - говорит он, - человек не может жить вче-
рашним днем. Нельзя быть сытым от обеда, который съел накануне. Что тол-
ку, что она тебя целовала вчера? Человеку все нужно сегодня. Чтобы каж-
дый день было сегодня. Ты понял?
- Ладно, пойдем домой, фантазер. Смотри не споткнись!
Будилов берет его под руку и бережно ведет, пока тот заплетающимся
языком бормочет стихи:
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века -
Все будет так. Исхода нет...
И тогда Будилову хочется плакать.
Сюжет для романа
Я был по-настоящему счастлив. Тот, кто пережил длительную и тяжелую
болезнь и наконец почувствовал себя вновь здоровым, наверное, поймет мое
состояние. Меня радовало все - и то, что мне не дали инвалидности, а
предоставили на работе длительный отпуск для окончания диссертации, ко-
торую я начал писать задолго до болезни, и то, что впереди отдых в сана-
тории, избавляющий от необходимости думать сейчас над этой диссертацией,
и комфорт двухместного купе, и то, что моим попутчиком оказался симпа-
тичный паренек, а не какая-нибудь капризная бабенка. Кроме того, меня
провожала очаровательная женщина, которую я горячо и искренне любил. Мне
льстило, что она, такая красивая, не обращая внимания на восхищенные
взгляды пассажиров, держит меня за руку, как девочка, боящаяся потерять
в толпе отца.
- А вы далеко едете? - обратилась она к моему попутчику.
- До Кисловодска.
- Вот как? Значит, вместе до самого конца. - Она пустила в ход свою
улыбку, перед которой не мог устоять ни один мужчина. - Тогда у меня к
вам просьба: присмотрите за моим... мужем. - Она впервые за все время,
что мы были с ней близки, употребила это слово, и меня поразило, как
просто и естественно оно у нее прозвучало. - Он еще не вполне оправился
от болезни, - добавила она.
- Не беспокойтесь! - Мой попутчик тоже улыбнулся. - Я ведь почти
врач.
- Что значит "почти"?
- Значит, не Гиппократ и не Авиценна.
- Студент?
- Пожалуй... Вечный студент с дипломом врача.
Он вышел в коридор и деликатно прикрыл за собой дверь, чтобы не ме-
шать нам.
1 2 3 4 5 6 7