– Спорю, завтра ей не видать индейки, – сказал Энди, – их разве что в лагерь пришлют самолетом из Америки. Морская пехота дает большой обед в «Приюте моряка», и миссис Хаббард там будет, она сама сказала. А еще я слышал, как она говорила, что они не смогли пригласить Мадам, потому что у нее болит сердце. Знаю я, как у нее сердце болит! Ха, видели бы они мешки с шишками, которые она вчера принесла. А где Терри?
– Он на ферме, и Джо там же, – ответила Эмма.
Она поискала глазами Колина. Опять исчез. Инстинкт привел ее в прихожую. Колин, а рядом с ним Бен, – прильнули к замочной скважине. Когда Эмма попыталась оттащить его, Колин оглянулся.
– Там на полу лежит человек, – восхищенно произнес он. – Его, наверное, кто-то убил?
– Тише, – шепнула Эмма, – он плохо себя чувствует. Бен, стой!
Однако было уже поздно. Бен распахнул дверь в прихожую, и шум мгновенно разбудил гостя, подскочившего как кукла-неваляшка и принявшегося дико оглядываться по сторонам.
– Это бродяжка, – закричал изумленный Колин. – Мадам взяла его в плен, но забыла запереть на замок. Здрассте… – обратился он к проснувшемуся гостю, – вам уже лучше? Хотите посмотреть на Сэмову белку?
Мистер Уиллис нащупал очки и поправил их, пригладил пятерней свою седую шевелюру и медленно поднялся на ноги.
– Чувствую себя Рипом Ван Винклем Герой одноименной новеллы Вашингтона Ирвинга, проспавший двадцать лет.

, – сказал он. – Сколько лет он пролежал в горах, что, когда спустился вниз, застал весь мир изменившимся? Этих мальчишек не было за обеденным пиршеством.
– Да, – пробормотала Эмма, – они только что вернулись из школы. Уже почти пять часов.
Мистер Уиллис ошеломленно покачал головой:
– Я шел по нужному делу, отклонился чуть в сторону и, судя по всему, оступился и упал. Вот ведь беда-то какая.
Мальчишки зачарованно уставились на него. Колин еще не слыхал валлийского певучего акцента, и по его внимательному лицу Эмма поняла, что он напряженно старается запомнить манеру речи Таффи.
– А вы часто спите днем? – спросил Колин. Мистер Уиллис улыбнулся:
– Шестьдесят лет не спал днем, с тех пор как перестал ходить по воскресеньям в церковь, где бубнящий голос священника уносил меня в страну снов.
– Бегите отсюда, – твердо сказала Эмма малышам. – Мистеру Уиллису нужно привести себя в порядок и идти домой. – Она повернулась, подталкивая мальчишек к кухне. – Идите есть и сюда пока не заходите.
Они не послушались. Побежали в игровую комнату, чтобы поведать Энди и Сэму о странных событиях в прихожей. Эмма вернулась в холл и обнаружила, что мистер Уиллис на крыльце надевает ботинки. Дверь в музыкальную комнату была закрыта. Он приложил палец к губам.
– Леди, наверное, отдыхает, – прошептал он. – Ни за что не хочу ее тревожить. Передайте, что малейшее ее желание – для меня закон. Жажду услужить.
– Да, – сказала Эмма. – Да, конечно.
– Вот эти еловые шишки пойдут на растопку, мешок мой, но я завещаю его леди в качестве напоминания о столь значительном визите, который я мечтаю повторить когда-нибудь в будущем. Обед был великолепен. – Ни слова извинений о провале в середине. – Ваша бабушка упоминала о предстоящей встрече на ферме, – добавил мистер Уиллис, перед тем как спуститься по ступеням, – цель которой не была объяснена. Я приду.
Он поклонился, повернулся и, тяжело ступая, направился к воротам.
В музыкальной комнате было тихо. Может, Мад тоже заснула? Обычно она оставляла дверь открытой для того, чтобы Фолли могла беспрепятственно входить и выходить. Эмма решила подождать, пока мистер Уиллис удалится на достаточное расстояние, чтобы его нельзя было окликнуть, а затем приготовить чай, разбудить бабушку и между делом объявить, что визитер по собственному желанию удалился, передав хозяйке слова благодарности.
Мад не спала. Когда Эмма принесла чай, она увидела бабушку сидящей на диване, причем кругом были разложены пять или шесть открытых томов Шекспира.
– Родная, – спросила Мад, – никак не могу найти. В какой это пьесе герой говорит: «Я духов вызывать могу из бездны» В. Шекспир, «Генрих ГУ», пер. Е. Бируковой.

?
Эмма вздохнула и поставила поднос.
– Ты имеешь в виду Оуэна Глендаура?
– Да, да. Не могла вспомнить имя. Отличная роль для Таффи. Пусть почитает, когда проснется. Это одна из пьес про Генриха?
– «Генрих IV», часть первая, – ответила Эмма; какая все-таки Мад невежественная.
– А… – Мад перелистывала страницы, – подожди минутку, вот оно… «Когда рождался я, чело небес пылающие знаки бороздили и факелы; в час моего рожденья земля до основанья содрогалась, как жалкий трус…» там же

– Она прекрасно копировала голос Таффи. – Эм, подойди, посмотри, может, он проснулся, он уже как минимум часа два пролежал.
– Ах да, он уже проснулся. Более того, он ушел.
– Ушел? – Мад разочарованно посмотрела на внучку.
– Не хотел тебя беспокоить. Благодарил за обед. Мад с треском захлопнула том Шекспира.
– Очень плохо. Я так хотела устроить приятные литературные чтения перед операцией «дерьмовозка». А как Таффи, он пришел в себя?
– Абсолютно. И даже не извинился.
– А почему он должен извиняться? Он не мог с собой совладать.
Сложив руки на груди, Эмма стояла перед бабушкой.
– Мне кажется, что пора сообщить тебе, что операция «дерьмовозка», какая б она ни была, не состоится. Для тебя, во всяком случае. Утром я звонила Бевилу Саммерсу, и он приедет навестить тебя. Вот-вот должен прибыть.
Мад застыла, прекратив наливать чай.
– Бевил меня не остановит.
– О нет, остановит.
Внезапно они поменялись ролями. Эмма отдавала распоряжения. Она будет обращаться с бабушкой так же, как с Колином, когда тот проявляет признаки непослушания. Мад молчала. Она продолжала наливать чай, но возник беззвучный зловещий свист на ее губах. Эмма налила чай себе, тоже не говоря ни слова.
Вдруг Мад пожала плечами.
– Что ж, – вздохнула она, – возможно, ты права. Я могу только помешать, и, в конце концов, я не прочь поговорить с Бевилом. Дело в том, что вчера я, похоже, перенапряглась, таская мешки с шишками. Появилась какая-то странная боль в боку.
– О, Мад… – Эмма мгновенно встревожилась. – Где? Как болит?
– Здесь, – нахмурилась Мад, – в низу живота. – Она показала, и, когда Эмма дотронулась до этого места, Мад поморщилась.
– Что же ты раньше об этом не сказала? – воскликнула Эмма.
– Не хотела подымать переполох.
– Может, сказать Дотти?
– Нет, не надо. Чем она может помочь? Вот что. Будь умницей, после чая пойди к мальчишкам и займи их чем-нибудь. Я спокойно полежу здесь и дождусь приезда Бевила. Не волнуйся, боль несильная, так, немного странная, ноющая.
Эмма глотала чай, время от времени поглядывая на бабушку. Воображение рисовало ей мрачные картины. Врачебное обследование, рентген, больница, срочная операция… Ноющие боли – угрожающий признак, особенно у пожилых людей. Жил-был здоровый человек, вроде ни на что не жаловался, и вот – уже поздно, ничего не сделать…
Мад подложила под голову подушку и потянулась за «Генрихом IV». Эмма отнесла поднос на кухню. До приезда доктора не стоит рассказывать об этом Дотти. Доктор объяснит, что делать. Как только мальчишки поели, Эмма отвела их в библиотеку и предусмотрительно закрыла дверь, чтобы телевизор не мешал Мад. Она включила телевизор и устроилась в бабушкином кресле. Началась передача о Бостонском чаепитии. Для Бена она оказалась чем-то вроде проверки на усидчивость – он предпочел вскарабкаться на подоконник и раскачивать ставни.
– Тише, – тоном усталого выпускника перед сдачей диплома сказал, зевая, Колин. – Мне никак не сосредоточиться.
Бен прекратил свое занятие, но через некоторое время вновь застучал ставнями.
– Чего ему надо? – спросила Эмма, нервы которой были напряжены.
– По-моему, он что-то хочет сказать про Мадам, – ответил Колин, не сводя глаз с экрана.
Эмма вскочила на ноги, схватила Бена с подоконника и утащила, как ни странно, без протестов в холл. К ее удивлению, он устремился на крыльцо и принялся сражаться со щеколдой.
– Гопа… – сказал он, – гопа, жовно, – и показал во двор.
– Хватит, Бен, – крикнула Эмма. – Мадам отдыхает в музыкальной комнате.
Бен затряс головой и затопал ногами, и в этот момент Эмма увидела фары машины доктора Саммерса, въехавшей по подъездной аллее и остановившейся у ворот. Бен, должно быть, услышал приближающийся автомобиль и пытался об этом сообщить.
Она подождала на крыльце, пока доктор появится из тумана и моросящего дождя.
– Прости, не мог приехать раньше, – сказал он, когда она открыла дверь. – Чертовски трудный день. Здравствуй, мавр.
– О, я так рада, что вы приехали. На этот раз это действительно срочно, хотя, когда я звонила, я еще не знала об этом. Она жалуется на боль в паху. Мне это очень не нравится. Бен, не трогай дверь на улицу! – Бен продолжал указывать рукой на сад, складывая губы, чтобы опять произнести какое-то ругательство. – Не обращайте на него внимания, он любит покрасоваться. – Она открыла дверь в музыкальную комнату. Над диваном по-прежнему горел свет, но среди подушек спала только свернувшаяся клубком Фолли.
– Она, должно быть, поднялась к себе, – сказала Эмма. – Похоже, что ей плохо. Неважно, что она пытается это скрыть. Я вас позову.
Перепрыгивая через две ступеньки, она взбежала наверх и зашла в спальню бабушки. Свет не горел, постель не была расстелена. Неужели она ушла в игровую комнату или к Дотти? Эмма спустилась в холл. Бен вновь пытался открыть дверь на улицу, жестикулируя и шевеля губами. И тут Эмма заподозрила неладное. То же самое мальчишка делал и на подоконнике в библиотеке. Окно выходило на смотровую площадку и вспаханное поле за каменной оградой. Эмма вошла в прихожую и включила свет. Домашние туфли Мад аккуратно стояли у стены. Сапоги, непромокаемый плащ и кепка исчезли. О, нет… Эмма вернулась в холл и в бессилии развела руками.
– Бесполезно, – сказала она. – Она нас обманула. Вся эта история с болью в паху – чудовищная ложь, чтобы сбить меня со следа. Что же нам теперь делать, Господи Боже мой?
Бевил Саммерс поднял брови:
– Не будем вмешивать Господа, хорошо? Попробуй объяснить толком, в чем дело.
Эмма продолжала, как не слыша:
– Когда я ее коснулась, она даже поморщилась, сказала, что хочет отдохнуть, попросила присмотреть за детьми. – Эмма остановилась на середине фразы. – Правда, она довольно неожиданно сказала, что у нее болит…
– Конечно, – сказал доктор. – Ты уже должна достаточно хорошо изучить свою бабушку, чтобы разобраться, когда она что-нибудь затевает. Я-то ее знаю. – Он вздохнул. У него был трудный день, и это было заметно. – Так или иначе, ты хочешь сказать, что ее нет дома? Она ушла в такую погоду на улицу?
– Боюсь, что да. Нету сапог и плаща. Конечно, она нарочно подстроила, чтобы вы не смогли ее удержать.
– А почему я должен ее удерживать? Прогулка по саду ей не повредит.
Эмма удивленно посмотрела на него. Ну конечно, он не понимает. Она же ему не рассказывала.
– Мад ушла не на прогулку по саду. Она и еще примерно тридцать фермеров задумали нечто ужасное. Называется операция «дерьмовозка». Я не могла говорить об этом по телефону.
Настала очередь Бевилу Саммерсу удивленно смотреть на нее. Потом он пожал плечами и протянул руку за плащом, который он только что снял.
– В таком случае, – сказал он, – нам лучше ее разыскать. Надень пальто и иди в машину. Если в окрестностях много патрулей коммандос, нас ждут серьезные неприятности.

18

На возвышенности, где стоял Тренавал, туман с моря всегда был самый сильный. Выехав за ворота на подъездную аллею, Бевил Саммерс затормозил и посмотрел на часы на приборной панели.
– Послушай, – сказал он, – я не рассчитывал на незаконную вылазку в конце дня. Закончив дела с твоей бабушкой и Терри, я намеревался под конец заглянуть к больному в нескольких милях отсюда по дороге ко мне домой, не доезжая немного до Пиннок Дауна. Больной прикован к постели, и я не могу не навестить его. Так что сначала заедем к нему и уладим дело. Это не займет много времени.
– Как хотите, – ответила Эмма. – В любом случае, я боюсь вас втягивать в наши дела, но не могу бросить Мад и двоих мальчишек, которые ничуть не лучше нее.
– Это не твоя вина. Ты одна из несчастных сотен, а может, и тысяч людей моложе нас, которым эти чертовы правила и ограничения причиняют массу неудобств. Полдня я втолковывал руководству районных больниц, что надо предпринять против этого меры, надеюсь, в итоге мне удалось сдвинуть их с места. Нельзя отключать людям воду и запрещать им водить машину из-за того, что какой-то американский морской пехотинец свалился со скалы. Союз – это одно, а тактика военных на запугивание местного населения – совсем другое.
Так что и он втянулся в борьбу. Снежный ком набирает ход. Они и мы.
Машина подъехала к небольшой группе коттеджей.
– Я постараюсь обернуться как можно скорее, – сказал доктор Саммерс и, прихватив саквояж, направился в один из центральных коттеджей. Он вошел внутрь, хлопнула дверь. Внезапно наступила тишина. Туман, казалось, сгустился еще больше, и из-за моросящего дождя за ветровым стеклом ничего не было видно. Эмма протерла боковое окно, но смогла увидеть только пару высоких деревьев с голыми ветками, склонившихся над изгородью. Раздался крик совы. Эмма думала о бабушке, в дождь и туман ушедшей по полю на ферму, невзирая на непогоду, ничего не страшась, и Эмма понимала, что ей самой такого никогда не сделать, даже в обычных обстоятельствах, – только если рядом будет кто-нибудь из мальчишек, потому что с наступлением темноты все знакомые днем предметы исчезали под пеленой, удалялись, принимали иной, даже угрожающий вид, как будто принадлежали другой, более примитивной эпохе, в которой время не существует. Даже сейчас, даже здесь, на тихой дороге вдоль коттеджей, она чувствовала себя в безопасности только потому, что сидит в машине Бевила Саммерса и машина создает ощущение человеческого присутствия. Машина защищает ее, но там, в полях или вдали по дороге, нет ничего дружественного, только зловещая пустота, – таким же зловещим казался Тренавал, когда она пыталась бродить там одна в темноте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40