– Такой точки зрения придерживаются жандармы.
Так, разговаривая, они продвигались вперед. Вскоре ребята услышали урчание мопеда – звук доносился с противоположного берега.
Мишель машинально скосил глаза, убедился, что набережная пуста, но, увлеченный беседой, не стал ломать себе голову.
Шум мотора нарастал; внезапно сзади пронзительно и настойчиво забибикал клаксон. Ребята вздрогнули и отскочили на обочину.
К их великому изумлению, мопед ехал не по набережной, а по проселочной дороге.
– Вы что, оглохли? – крикнул мотоциклист, обгоняя компанию.
Братья, оторопев, ничего не сказали в ответ. Слишком сильно было удивление.
– Я мог бы поклясться, что он тарахтел на другом берегу, – пробормотал Даниель.
– Я тоже, – признался Мишель.
– Это все из-за эха, – заметила Николь. – Заводская стена отражает звук и…
Мишель открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не выдавил из себя ни звука.
– Что с тобой? – спросил Даниель.
– Николь права… Эхо! Это ужасно, просто ужасно!
– Что ужасно? – заволновалась Николь.
– Скорее всего, в тот самый вечер… ну, когда произошел несчастный случай… я так же оплошал! Получается, я дал ложные показания!
На этот раз пришла очередь его спутников разинуть рты. Близнецы меж тем шагали впереди, ровным счетом ничего не замечая.
– Честно говоря, я не очень понимаю… – начала Николь.
Мишель занервничал.
– Сейчас вам все станет ясно. До самой последней минуты я не сомневался, что слышал грузовик на набережной – в окрестностях завода… Меня обмануло эхо…
– Выходит, грузовик свернул сюда, на проселочную дорогу? – спросила Николь.
– Его вполне можно было спрятать за старой конюшней, где раньше держали тягловых лошадей.
– Значит, таинственное исчезновение получает объяснение… – протянул Даниель.
– Меня удивляет только одно, – сказала Николь.
– Что именно? – спросил Даниель. Девушка опять смутилась.
– Давайте немного пройдемся. Мне нужно еще подумать, тут нельзя ошибиться…
Ребята, заинтригованные, последовали за Николь… Интересно, что у нее на уме?
9
– Мне одно не дает покоя, – продолжала Николь. – Почему водитель выбрал проселочную дорогу, тем более в такой поздний час? Ведь это верное средство выдать себя. Махнул бы в Фуйя – чего уж проще!
Замечание было веским. Ребята не могли этого не признать.
– Может, грабитель все заранее просчитал, – сказал Мишель, – и не захотел отступать от плана? Он ведь не предполагал, что найдутся свидетели…
– Верно! Но ведь тогда Эрнест Бури здесь ни при чем и жандармы зря его держат? – сказала Николь.
– Что касается меня, то я ни секунд» не верил, что Бури грабитель, – произнес Мишель. – По-моему, мой долг – пойти к бригадиру и честно ему рассказать об ошибке!
– Может, раньше все-таки заглянем на ферму? – предложил Даниель.
Николь его поддержала.
Хотя трудно было вообразить, что на ферме до сих пор кто-то прячется, Мишель счел нелишним принять кое-какие меры предосторожности.
– Я схожу на разведку, – сказал он. – Всем нам незачем сразу там показываться.
Компания нырнула в лес, а Мишель двинулся по дороге.
Вскоре впереди показался дом.
Первое, что отметил Мишель – это отсутствие дыма из трубы. На всякий случай он прислушался, но все было тихо. С видом праздношатающегося – что выглядело наименее подозрительно – Мишель ступил на лужайку.
Он добрался до дверей – те оказались приоткрытыми – и осторожно заглянул внутрь. В комнате не было ни души, во всем доме царила мертвая тишина.
Мишель вернулся на опушку и помахал товарищам.
Первыми к дому подлетели близнецы, но на пороге застряли – как бы они ни хорохорились, им явно не хватало решимости. Затем подошли Даниель с Николь.
Никому не хотелось говорить. Ферма Нюма отнюдь не считалась страшным местом, но после недавних событий, разыгравшихся на глазах близнецов, от нее повеяло чем-то таинственным и тревожным.
Ребята вошли в дом, близнецы шмыгнули следом. Камин был пуст.
– Любопытно, – проговорил Мишель, присаживаясь на корточки. – Тут такая пылища, как будто камин сто лет не топили.
– Верно, – поддержала его Николь. – И ни клочка обгорелой бумаги.
Двойняшки залились краской. Они догадались, что старшие сомневаются в правдивости их рассказа, хотя ничего подобного вслух не было произнесено. Мишель повернулся к брату с сестрой.
– Вы уверены, что нашли альбом именно здесь?
Онемев от обиды, Мари-Франс и Ив беззвучно закивали. Наконец девочка обрела дар речи:
– Кстати, еще тут присутствовал господин Дрокур!
– Невероятно! – прошептал Даниель.
– А что, если камин почистили? – предположила Николь.
– Очень даже может быть, – поддержал ее Мишель, понимая состояние брата с сестрой. – Однако эта пыль… Разве что камин припорошили нарочно, для отвода глаз: якобы не было никакого огня… Ловко, ничего не скажешь!
Двойняшки улыбнулись и с благодарностью посмотрели на брата. Воспользовавшись тем, что старшие осматривают дом, они украдкой выскользнули на улицу.
Выйдя вслед за ними, Мишель, Даниель и Николь направились к сараю, который прилегал к дому.
– Эти двери, наверное, одного возраста с нашими в мастерской, – заметил Мишель.
– Во всяком случае, не красили их явно столько же, – прибавил Даниель. – Плюс к тому они совсем трухлявые. Сплошные трещины.
Николь приникла к трещине, пытаясь разглядеть, что лежит внутри.
– Здесь сено, – сообщила она. – Может быть, фермой еще пользуются?
Мишель обошел вокруг дома. Остальные следовали за ним по пятам. Никаких следов. Дом выглядел необитаемым.
Молодые люди вернулись в комнату, осмотрели внутренние двери. Те оказались запертыми. Одни, с непрочной задвижкой, Мишелю удалось открыть, – они вели на пыльную, прогнившую лестницу с провалившимися ступеньками…
В этот момент раздался крик:
– Мишель, Даниель!
Голос принадлежал Мари-Франс.
Одним прыжком Мишель очутился на пороге.
– Куда их опять понесло?
Даниель и Николь смотрели в сторону озер.
– Вон они, – сказал Даниель. И правда, близнецы стояли там, исступленно размахивая руками.
– Что еще там? – пробурчал Мишель. Николь и братья направились к тому месту, где малыши изображали ветряные мельницы.
– Тут в камышах горелая бумага! – выпалила Мари-Франс, когда ребята подошли поближе.
И в самом деле, раздвинув камыши, близнецы обнаружили на земле обгорелые клочки размером с монету.
– Кто-то вычистил камин и выбросил сюда золу, – уверенно изрек Ив.
– Теперь-то вам ясно, что мы были правы?! – добавила Мари-Франс. Мишель улыбнулся.
– Отлично, мадемуазель. Мы раскаиваемся. Разумеется, вы были правы. Мы признаем свое заблуждение.
Однако лица близнецов еще сохраняли выражение оскорбленного достоинства – довольно, впрочем, забавное. Николь присела на корточки и подняла с земли несколько бумажных обрывков. На них еще можно было различить почерк ее отца…
– Если бы вы не спасли альбом, – вздохнула она, – у меня бы ничегошеньки не осталось.
– Я иду в полицию! – решил Мишель. – Но этот тип, надо сказать, не дурак! Надо же придумать такое – припорошить камин пылью. Ничего, мы до него еще доберемся!
Николь с трудом оторвалась от своих мыслей.
– Я бы все отдала, только бы выяснить, кто жег эти бумаги.
Даниель, близнецы и девушка повернули обратно в «Маргийери», а Мишель отправился в полицию– давать новые показания.

* * *
– Все, что вы говорите, замечательно, – заключил бригадир, когда Мишель окончил рассказ, – но что это, по сути, меняет? У семейства Бури имеется лодка. Почему бы им не переправиться через канал и не сжечь компрометирующие бумаги в камине на ферме Нюма? Следователя, естественно, я в известность поставлю, но не думаю, что ваше свидетельство повлияет на его точку зрения.
Мишель чувствовал, как в нем закипает раздражение. Уже двадцать с лишним минут он торчал в кабинете бригадира и все это время из кожи лез вон, чтобы его убедить. И что толку!
– Прислушайтесь лучше к моему совету. Выкиньте вы эту историю из головы. Мы с ней сами прекрасно справимся. Пока Бури не признался, но не сегодня-завтра это произойдет, вот увидите.
Мишель понял, что настаивать бесполезно. Его взяла такая досада, что он даже забыл рассказать об альбоме. В самом начале беседы он вскользь упоминал о нем, но жандарм, очевидно, истолковал его слова в том духе, что коллекция открыток тоже сгорела.
Мальчик вышел из жандармерии в препаршивейшем настроении. До этого визита у него еще теплилась надежда на то, что его вмешательство изменит судьбу Эрнеста Бури, – но ничего подобного!
– Остается только одно – искать настоящего грабителя, – сказал он себе. – Если будет доказано, что этот грабитель виновен еще и в наезде на мотоциклиста, Эрнест Бури моментально окажется вне подозрений.

* * *
Едва вернувшись в «Маргийери», где его поджидали друзья, Мишель оказался в центре всеобщего внимания.
– Ну, выкладывай, что там у тебя! – торопил Даниель.
– Убедил бригадира? – спросила Николь.
– Увы! Боюсь, что нет!
И Мишель рассказал о беседе с жандармом и о тех выводах, которые сделал после нее.
– Ты рассчитываешь отыскать настоящего преступника? – переспросила Николь. – Но каким образом?
Мишель обреченно развел руками.
– В том-то и загвоздка.
Вскоре Николь собралась домой; Мишель отправился проводить ее до калитки. Он хотел кое-что уточнить.
– Прости за нескромность, но меня удивляет одна вещь в поведении твоего дяди…
– По-моему, я догадываюсь, о чем ты, – ответила девушка. – Я сама хотела тебе все рассказать. Ты имеешь в виду открытку, которую он так мне и не передал, верно?
– Да, причем в тот же день он интересовался у нас открытками на продажу.
Николь смутилась, и Мишель пожалел о своей бестактности.
– Я прекрасно понимаю, что, наверное, кажусь вам странной. Господин Рамадон – мой родной дядя, брат моей матери и мой законный опекун. Он поступил весьма благородно, взяв на себя эти обязанности после смерти отца – мне тогда было три или четыре года. Только исполняет он их, как бы это сказать… не особо себя утруждая. До самого последнего момента он не хотел, чтобы я жила у него. Сначала я воспитывалась у кормилицы, потом он отдал меня в интернат, надо заметить, очень даже неплохой. Каникулы я проводила в лагере. Он отделывался от меня всеми возможными способами. Я ведь в Корби впервые.
Мишель понимал горечь девушки. Как и все дети, она нуждалась в семейном очаге, в нежности и любви. А у господина Рамадона было довольно узкое представление о своем долге; в каком-то смысле он палец о палец не ударил для племянницы. Дядя Николь сделался еще более неприятен Мишелю.
– Мне порой приходило в голову, а не двигал ли им обычный расчет. По-моему, отец был человеком далеко не бедным… это многое бы разъяснило. Признаться, у меня даже мелькала мысль, что ограбление подстроено им намеренно, чтобы уничтожить важные для меня документы.
Мишель просто онемел от изумления. Заметив это, девушка покраснела.
– Зря я так разоткровенничалась, – вздохнула она, – просто как-то нечаянно вырвалось. Забудь, пожалуйста, все, что я тут наговорила.
– Можешь положиться на мою скромность, – заверил ее Мишель.
Николь Марнье вскоре ушла. Выглядела она все такой же подавленной. А Мишель вернулся в сарай; в голове у него бродили самые причудливые мысли.
Больше всего его смущало, что господин Рама-дон, выказав интерес к открыткам, ни слова не сказал об этом племяннице. Это только подтверждало ее подозрения. А почему он не заявил о пропаже альбома? Разве это не улика, о которой ему вроде бы следовало поставить в известность полицию?
Мишель раздумывал обо всем этом, когда заметил, что к сараю приближается высокий худой мужчина, которого он после минутного замешательства узнал.
«Ему– то что здесь нужно? Надеюсь, он не по поводу несчастного случая…»
10
Мужчина был не кем иным, как местным корреспондентом «Пикардского вестника» господином Готье.
– Все трудимся, молодые люди?
На плече у него болтался фотоаппарат.
– А я к вам – предложить свои услуги по части рекламы… кстати говоря, совершенно бесплатно. Мы дадим в газете парочку фотографий, сделаем серию статей – клиенты повалят к вам толпами.
У Мишеля отлегло от души. Если речь не идет о наезде, – визит журналиста можно было назвать вполне приятным. Господин Готье прошел в мастерскую, обвел внимательным взглядом рабочие места. По всей видимости, он искал наиболее выигрышный ракурс. Мишель заметил у него экспонометр.
Журналист сделал с десяток снимков, затем вытащил из кармана блокнот.
– По-моему, справедливости ради следует упомянуть подвижников, которые отдают свой досуг замечательному занятию. Вы мне сделаете списочек?
Мишель стал было отнекиваться, но Готье упорно стоял на своем. В конце концов, чтобы его не обижать, юноша согласился. Когда он закончил список, Даниель воскликнул:
– Ты кое-кого забыл! Николь Марнье! Мишель улыбнулся.
– Правильно, она член нашей бригады! Карандаш журналиста застыл в воздухе.
– Что это за особа? Знакомая фамилия. Местная?
Мишель в двух словах изложил историю девушки.
– Можно еще написать, что дядя Николь, господин Рамадон, обещал киноклубу чек на крупную сумму. Может, это подаст пример другим дарителям.
– Непременно напишем. Да, кстати, не могли бы вы уточнить, в котором часу начинается праздник? – допытывался журналист.
– Пока точно не скажу. Попытаюсь выяснить вечером.
– Отлично! Значит, сообщите мне вечером, часиков до восьми, идет?
– Договорились.
На этом журналист откланялся.
А Мишель и его друзья взялись за работу. Вторая половина дня прошла без особых приключений.

* * *
Только поздно вечером Мишелю удалось раздобыть нужную журналисту информацию, и он не мешкая отправился к нему домой.
Его провели в комнату, вид которой поистине поражал воображение. Там царил чудовищный хаос. Большую часть пространства занимал огромный письменный стол, по которому были разбросаны папки, подшивки газет, баночки с клеем, три или четыре пары разномастных ножниц. Развешанные по стенам фотографии кинозвезд и театральных актеров плохо скрывали выцветшие, местами оборванные обои.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13