За плечами у всадников болтались короткие кавалерийские карабины.
— Эх, заметят! — прошептал Степа. — Приметная тропа!
— Впереди тупик, — заметил капитан, кивая направо. Степа поглядел туда, где ущелье упиралось в гору, и вздохнул.
— Винтарь бы… Я бы тут роту задержал!
Действительно, позиция была превосходной, но с голыми руками оборонять ее все же затруднительно.
— Пошли-ка в пещеру! — подумав, рассудил Косухин. — Чего тут глаза мозолить?
Арцеулов, согласно кивнув, повернулся к черному провалу.
Они не ошиблись. Когда-то тут находился храм. Четырехугольник входа был аккуратно врезан в скалу. Неизвестные строители даже обозначили по бокам что-то похожее на две массивные колонны, на которых когда-то были выбиты надписи. Над входом, как заметил Ростислав еще с тропы, находилось изображение всадника, протягивавшего к небу правую руку. Правда, и надписи, и всадник — все было разбито до неузнаваемости. Чьи-то руки позаботились о том, чтобы редкие гости не могли догадаться, каким богам поклонялись в этом пустынном месте.
— Вроде Егория, — неуверенно заметил Степа, вглядываясь в разбитое изображение. — Только копья чего-то нет…
— Непохоже, — покачал головой капитан. — Да и откуда тут быть христианскому храму? Это же Китай!
— А кто его знает? — не согласился Косухин. — Слыхал я, что и здесь христиане имеются…
Он еще раз взглянул на всадника и стал подниматься по ступенькам. Их было семь, причем верхняя оказалась почти полностью разбита, а сквозь остальные прошли глубокие трещины. Секунда — и Степа скрылся в темном проходе. Арцеулов последовал за ним, но перед этим не удержался и вновь посмотрел вниз. То, что он заметил, ему совершенно не понравилось — патруль остановился, и солдаты, о чем-то споря, указывали на идущую вверх тропу.
Ростислав ждал темноты, но внутри было светлее, чем могло показаться. Конечно, ни одного окна в небольшом помещении, высеченном в скале, не было, но утренний свет, попадавший через входное отверстие, позволял увидеть все подробности.
Итак, храм был невелик. Он оказался почти квадратным, с неожиданно высокими сводами. Стены когда-то покрывали глубоко врезанные надписи, но и здесь все было разбито и уничтожено. Справа находилась горизонтальная ниша, когда-то закрывавшаяся плитой, но теперь вскрытая и пустая. Такая же ниша, только вертикальная, напоминающая дверь, была прямо перед входом, там где у христианских церквей находится алтарь. Возле этой ниши угадывались остатки каких-то изображений, но здесь руки разрушителей поработали особенно тщательно.
«На церковь не похоже, — мелькнуло в голове у капитана. — Да и на мечеть тоже… Если бы мечеть, изображений не было. Может, буддисты? Но тогда в алтарной части должен стоять Будда. Разве что с нишей понятно — кто-то тут явно лежал…»
Он хотел поделиться своими соображениями с Косухиным, но тот внезапно замер, а затем осторожно дернул капитана за рукав, кивая в угол. Арцеулов поглядел и вздрогнул — оказывается, они были в храме не одни.

Человек сидел в углу на корточках, расположившись на чем-то, напоминающем то ли вытертый ковер, то ли старый халат. Он сидел неподвижно, лишь по легкому движению склоненной головы можно было догадаться, что это живой человек, а не каменная скульптура. На плечи была наброшена то ли шуба странного покроя, то ли опять-таки халат, голову венчала темная остроконечная шапка. По всему чувствовалось, что человек очень стар.
Степа, кашлянув, решительно произнес: «Здрасьте…». Человек в остроконечной шапке кивнул но не поднял головы.
Внезапно сзади послышались резкие гортанные голоса — патрульные взбирались по тропинке.
— Эх ты! — прошептал Степа. — Ну чего делать-то, чердынь-калуга? Хоть бы наган был!
— Придется выйти, — решил Арцеулов. — Останемся — старика могут прикончить вместе с нами…
Степа затравленно оглянулся. Выходить под пули не хотелось, но он понимал, — беляк абсолютно прав. Подставлять под пули странного монаха не следовало.
— Выходит, погуляли! — вздохнул Степа. — Нет. Отгуляли… — поправился он.
Возразить было нечего.
Арцеулов еще раз окинул взглядом храм, надеясь на чудо, но выхода не было… «Если вы верите в Бога Христа или в других богов…» Ростислав грустно усмехнулся.
Степа не думал о столь высоких материях. Он лихорадочно осматривался, соображая, что предпринять. Могильную нишу он приметил сразу, прикинув, что можно там спрятаться, подождать, покуда преследователи войдут — а там уж как повезет. Вероятно, он так бы и поступил, но рисковать чужой жизнью не хотелось. Конечно, смертей на своем недолгом веку Косухин повидал немало, даже с избытком, но в этой чужой стране он вдруг понял, что происходящее — это и его личное дело. В том, что его, Степана Косухина, комиссара Челкеля и уполномоченного Сиббюро, пристрелят при попытке к бегству, странный старик в остроконечной шапке не виноват.
Косухин вздохнул и повернулся к выходу, как вдруг откуда-то сзади послышался негромкий голос. Степа оглянулся — старик смотрел прямо на них и что-то говорил. Затем он поднял тонкую худую руку и сделал какой-то знак, словно приглашая остаться.
— Пора нам, дедушка! — вздохнул Косухин. — Так что извиняемся за беспокойство.
— Да, — кивнул Арцеулов. — Извините, что помешали.
Старик покачал головой, а затем вновь взмахнул рукой, на этот раз резко и повелительно. Сомневаться не приходилось — он подзывал их поближе. Ростислав и Косухин неуверенно переглянулись.
«Может, у них тут убежище?» — подумалось капитану.
У входа уже слышались голоса. Капитан, решив, что выходить все равно поздно, потянул Степу за рукав шинели. Старик кивнул, и они присели рядом с ним. Почти тут же в храме стало темнее — двое солдат, держа карабины на изготовку, вошли внутрь.
Беглецы замерли, стараясь не дышать. Старик оставался абсолютно спокойным, казалось, потеряв всякий интерес к происходящему. На тонких серых губах его проступила улыбка.
Между тем солдаты, бегло осмотревшись, нерешительно стояли посреди храма, негромко переговариваясь. Затем один из них подошел ко входу и что-то крикнул. Снизу донесся ответный крик.
«Неужели не заметили? — поразился Арцеулов. — Нет, тут что-то не так…»
Очевидно, повинуясь приказу, солдаты вновь стали осматривать храм. Один из них заглянул в боковую нишу, и даже ткнул в нее для верности прикладом. Другой остановился в полушаге от застывшего Косухина. Секунду постояв, он крикнул, оглянувшись на своего товарища, затем пожал плечами и шагнул к выходу. Тот еще минуту постоял, затем тоже пожал плечами и стал спускаться. Шум шагов замер вдали, затем послышались голоса — солдаты о чем-то спорили, — и вновь все стихло.
— Фу, — выдохнул Степа. — Слепые они, что ли? Вообще-то хорошо, что слепые.
Послышался негромкий смех — смеялся старик. Степа и Арцеулов внезапно сообразили, что он понимает по-русски.
— Дедушка, — негромко, все еще боясь говорить в полный голос, начал Косухин. — Ты эта… чего? То есть, кто?
Старик что-то сказал, но слова были совершенно непонятны.
— На каком это он? — переспросил Степа на всякий случай. — На китайском?
— Я не знаю китайского, — усмехнулся Арцеулов. — Да и на китайца он не похож…
Действительно, лицо старика ничуть не походило на раскосые физиономии солдат генерала Мо. Оно было необычным. Годы наложили свой след — на лбу и под глазами легли глубокие морщины, непогода и солнце покрыли лицо темным, коричневым загаром, но было заметно, что в молодости этот человек был красив.
«Нет, не русский, конечно, — подумал Арцеулов. — Может, таджик? Или перо?»
Воображение Степы не шло дальше татарина, но на татарина этот человек совсем не походил.
— Мы не понимаем, дедушка, — заметил Степа, выслушав новую фразу, обращенную, несомненно, к ним.
Старик взглянул на него, как показалось, с явным сочувствием, словно на больного, затем вздохнул и достал откуда-то из-под одежды большую круглую чашу. Холодно блеснул металл — чаша была серебряной, по бокам и днищу тянулись изображения двух драконов с перепончатыми крыльями. Затем откуда-то появился небольшой глиняный сосуд, напоминающий обыкновенный кухонный горшок, но с длинным горлом.
— Чего это он? — поинтересовался Степа.
Арцеулов промолчал, соображая, где он мог видеть подобное изображение. Дракон походил на рисунки на китайских вазах, но все же был каким-то другим.
Между тем старик, открыв сосуд, налил в чашу, как казалось, обыкновенную воду — совершенно прозрачную и чистую. Степа, облизнув пересохшие губы, подумал, что и в самом деле хлебнул бы глоток-другой, но вдруг замер. Ему показалось, что драконы на стенках чаши зашевелились. Косухин хотел протереть глаза, но сообразил, что драконы, конечно, и не думали двигаться — на то они и серебряные. Двигалась вода. Она начала медленно, но затем все быстрее кружиться, словно в чаше образовался маленький, но сильный водоворот. Затем прямо со дна прыгнул пузырек, другой… Через минуту вода в чаше кипела.
Арцеулов покачал головой, подумав, что хорошо бы позвать Семена Богораза. Самому Ростиславу с его юнкерским училищем понять подобные вещи было явно не по плечу.
Вода кипела пару минут, затем ее цвет стал меняться. Из прозрачной она постепенно стала розовой, потом красной, а еще через минуту — бурой. Кипение продолжалось, пузыри яростно лопались, и Степа вдруг сообразил, что старик держит серебряную чашу в руке. Сам бы он на подобное едва ли решился.
Старик, казалось, понял его мысли, вновь сочувственно улыбнулся и осторожно поставил чашу на каменный пол. Кипение тут же прекратилось, и вода начала медленно светлеть. Через пару минут она вновь стала чистой и прозрачной. Старик удовлетворенно кивнул, поднес чашу к губам и, не торопясь, отхлебнул. Затем худая, покрытая вечным загаром рука протянула ее Степе. Тот осторожно подхватил тяжелую серебряную вещь и вновь удивился — чаша была абсолютно холодной. Старик взглянул на него и что-то проговорил.
— Пить, что ли? — понял Косухин. — Так ведь… Да ладно!
Он решился и сделал глоток. Обыкновенная вода, вкусная и свежая, словно только из колодца, причем совершенно холодная.
Осмелев, Косухин сделал еще один глоток, затем протянул чашу Арцеулову. Тот выпил, не задумываясь, и вернул чашу хозяину.
— А ничего! — заметил Степа. — Хотя по здешнему холоду, я бы лучше спирту…
— Сейчас согреешься, воин…
Степа замер — это сказал старик. Сказал, как и раньше, на своем незнакомом языке, но теперь Косухин понимал каждое слово. По разом застывшему лицу Арцеулова стало ясно, что он тоже понял сказанное.
— Сейчас согреешься, — повторил старик. — Это сома дэви.
Степе действительно стало жарко, но не от воды, а от всего происходящего. Между тем, Арцеулов вновь пытался вспомнить — слово «сома» показалось знакомым.
— Я думал, мы поймем друг друга и без этого, — продолжал старик. — Но вы были слишком невнимательны…
— Так ведь… — начал Степа, но старик перебил его:
— Знаю. Те, что искали вашей смерти, были тоже невнимательны. Вы разучились смотреть и слушать. Это, наверное, плохо…
По бледным губам вновь скользнула улыбка.
Несколько секунд все молчали. Наконец, Арцеулов решился:
— Кто вы?
Он хотел добавить «сударь», но сообразил — это обращение никак не к месту. Впрочем, называть незнакомца «дедушкой» по примеру бесцеремонного Степы он тоже не решился.
— Я тот, кто послан встретить вас, — чуть помолчав, ответил старик. — Думал, вы догадались… Вы спешите, воины, и не успеваете даже подумать…
— Да чего тут думать!.. — решительно отреагировал Степа, но продолжать не стал.
— Подумайте, — вновь улыбнулся старик, но на этот раз его улыбка была печальной.
Степе как-то не думалось. На представителя китайской секции Коминтерна старик никак не походил, а больше встречать в этой далекой стране красного командира Косухина было, пожалуй, некому.
Арцеулов тоже не стал размышлять. Невеселая улыбка старика подсказала ответ:
— То есть… Нам что — конец?
— Я пришел встретить вас. Ваш путь закончен. Вы прошли его до последнего шага…
— Как это? — не сообразил Косухин, но вдруг понял и испуганно замолчал.
— Вас сторожат у тропы. Скоро они поднимутся наверх, и на этот раз будут более внимательны…
— И что? — тихо поинтересовался Степа. — Ничего сделать нельзя? Ну, спрятаться там?
— Вам незачем прятаться. Вы уже пришли…
Арцеулов молчал. Спрашивать было не о чем — он все понял. Много раз капитану представлялось, как это случится, но подобного он не ожидал. Впрочем, Ростислав подумал, что, наверное, никто не представляет, как произойдет такая встреча…
— А… вы всех так встречаете? — любопытство не оставляло Косухина даже в этой ситуации.
— Не всех…
Издалека, со стороны дороги, сухо прогремел выстрел. «Сигнал подают», — автоматически отметило сознание Арцеулова. То, что еще несколько минут назад воспринималось как чуть ли не самое важное в жизни, теперь стало далеким и неинтересным.
Степа между тем напряженно размышлял. Непробиваемый атеизм все же не отучил его сверяться с реальностью. Пещера, странный старик — все это было вполне реально, как и смерть, поджидавшая совсем рядом. Но все же Степа чувствовал — главное еще не сказано. Старик явно что-то не договаривает.
— Вот что, товарищ, — на этот раз «дедушка» стал «товарищем». — Вы бы это… досказали. Чтобы все сразу… А то непонятно что-то…
— Что вам непонятно, Степан? — поинтересовался старик.
На свое имя Косухин не реагировал.
1 2 3 4 5 6 7