21)… который в январе двадцать второго года – опять же судя по описи – музею дарит «красный кавалерист» Котов! И перстень вносят в инвентарную книгу… за номером двадцать один! О чем имеется соответствующая запись, заверенная новым директором; старого – гражданина Кулагина – в новогоднюю ночь расстреляли в подвале местной ЧК по подозрению в связи с эсеровским подпольем.
Что же, может, это Кулагин и присвоил перстень, а «красный кавалерист» Котов вовсе никакой и не кавалерист, а чекист, выбивший у несчастного князя перстень вместе с кровью и печенью? Может быть… Нового директора музея отправили на Соловки через два года, следующего – расстреляли, еще один – сдался в плен немцам, ну а после войны текучесть директорских кадров в музее – Раничев этим невольно заинтересовался – приняла уж и вовсе какой-то лавинообразный характер: ни один не просидел в кресле дольше пяти лет подряд, и большинство кончали плохо : кто спивался, кто вешался, ну а кого и снимало начальство за низкопоклонство перед Западом, за растрату и даже за педофилию.
Вот и прежний директор – Анна Васильевна – не сама на пенсию ушла. Ее ушли. Не очень-то ладила с городскими начальниками. Кто теперь на очереди? Было над чем задуматься.
Все мысли эти пронеслись в голове Ивана в то самое мгновение, когда он, отвлекшись от остальных экспонатов, уставился вдруг на перстень – камень-изумруд играл гранями, сиял, завораживал, словно и вправду была в нем какая-то чертовщина, недаром же поговаривали, что принадлежал он самому железному хромцу – Тамерлану. Правда, сам Раничев никогда в это не верил, подумаешь, накарябал что-то в летописи «Авраамка Гуреев сын, послушник», больше-то никакими источниками версия не подтверждается, а что до Авраамки, то… достаточно хотя бы вспомнить несколько новгородских монахов, с непонятным, достойным лучшего применения упорством всерьез утверждавших о крокодилах, якобы водившихся в Волхове, хотя ежу понятно, сдохли б они там в силу своих природных особенностей, а именно – холоднокровия. Бегущий по льду замерзшей реки крокодил на коротких когтистых лапках – картина еще более сюрреалистическая, чем цены на бензин на местной заправке.
А вот ведь блеют – «ле-е-етописи, ле-е-етописцы», как будто летописец врать как сивый мерин не может! Ну написали – «лютый звери коркодилии», и что? Вон у мальчика Онфима в грамотках берестяных тоже много чего понаписано и понарисовано – и люди с граблями вместо рук, и еще черт-те что, так никто почему-то не говорит, что подобные монстры и в самом деле были. Так вот и в случае с Авраамкой вполне может быть, странно, что он вообще знает про перстень, якобы лично подаренный Тамерланом какому-то угрюмому скомороху непонятно за какие заслуги. Ну ладно, допустим, был у скомороха подобный перстень – описанный, кстати, довольно поверхностно, как «клцо злато с зелен камнем» – и что с того? Никаких таких подробностей о дарении камня хромоногим Тимуром не было ни в писании Авраамки, ни в каких других летописях. Так что вся эта история с дарением шита белыми нитками. Иван усмехнулся.
Отойдя от витрины, подошел к окну – в зияюще-голубом небе знойно плавилось солнце. Батюшки! Это ж сколько он тут простоял? Четверть пятого – ничего себе, вечер уже. А вроде только зашел. Этак и вправду поверишь во всякие антинаучные россказни.
Выходя из зала, Раничев зачем-то обернулся, остановившись в дверях. От перстня явственно исходило яркое изумрудно-зеленое свечение. Словно бы даже нимб какой-то!
– Солнце. – Зябко передернув плечами, новоиспеченный директор музея Иван Петрович Раничев махнул рукой и затворил двери.
На улице и вправду вовсю сияло солнце, но…

Глава 3
Угрюмов.
ЧЕЛОВЕК СО ШРАМОМ

В крови темнел его оскал,
Усы и выбритые брови…
Сергей Марков «Слово о Евпатии Коловрате»


…но далеко за горизонтом, на востоке, со стороны казахских степей уже ползли к городу угрюмые темно-зеленые тучи. А пока в голубом майском небе ярко светило солнце. Наступивший вечер был тих и спокоен: неспешно прогуливались под тополями пары, с городского пляжа – хоть вроде бы и холодновато еще – доносились детские крики, сладко пахло яблонями и сиренью.
Выйдя из музея, Раничев направился в парикмахерскую, уселся вальяжно в кресло – «Только не коротко, девушка!» подстригся, подправил бородку, надушился популярным одеколоном «Последний шик». Расплатившись, незаметно – как ему казалось – оглядел себя в большом зеркале: вполне импозантный молодой мужчина, с чеховской бородкой и перекатывающимися под рубашкой мускулами – Иван Петрович мужиком был не слабым, даже когда-то пробовал заниматься бодибилдингом, правда быстро остыл – лень. Теперь вот, оно конечно, хорошо бы потренироваться – да некогда. Музей, группа, «Явосьма»… Да и вообще труд руководителя утомителен, знаете ли.
Медленно опускавшийся на город вечер был так хорош и приятен, так очарователен и сладостен, что идти домой совсем не хотелось, а хотелось скинуть с себя годков двадцать… нет, двадцать – это уж слишком много, хотя бы пятнадцать-семнадцать, чтоб вот так, как те, проходящие мимо пацаны, обнять девчонку, чувствуя, как прижимается та всем телом, и идти так, обнявшись, через весь город, заглядывая девчонке в глаза и говоря что-то такое, красивое, нежное, вечное, что редко говорят взрослые мужики, а женщинам ведь так хочется…
Вздохнув – грустно, но не очень, так, сладостно-грустно или скорей ностальгически-грустно, – Раничев купил в ларьке бутылочку «Карлсберга» – почему-то не любил банок, не наши они какие-то, не российские, металлические, – откупорил, уселся на лавочку…
Зззз!!!
Зажужжал в кармане рубашки мобильник.
– Да… Черт…
Звонила жена. Вот уж словно чувствовала – надо испортить вечер. Хотя нет. Сказала только, что не приедет до следующих выходных. Ну и чудненько! Иван сделал вид, что вроде обиделся, она же этого хотела – обидеть, вот и пусть порадуется. Едва сбросил звонок, как тут же поступил другой – положительно директор музея пользовался в городке завидной популярностью!
Иван лениво глянул на дисплей – «Влада». Что еще за Влада такая? Ах, Влада…
– Да, зайчик? Ко мне? Конечно, можно! Замечательная идея. Нет, лучше я сам приготовлю. Поете вы действительно здорово, а вот готовить не умеете. Из какого фильма, узнала? Нет?! Ну блин, Новый год никогда не отмечала? При чем тут Новый год? Как тебе сказать… Какая гадость эта ваша заливная рыба. Ах, вот теперь узнала? Ну жду.
Влада…
Иван томно вздохнул, огляделся – интересно, продают ли еще цветы бабушки у вокзала? Или, может, лучше с клумбы сорвать… одуванчиков?
Он явился домой загодя, с цветами – веточками сирени – и мясом, которое тут же принялся готовить: порезал на мелкие куски, поставил вариться, чтоб затем, когда сварится, обжарить на сковородке с томатной пастой и луком, потом бросить все обратно в бульон, добавил крупно нарезанной картошки, специй… Все это под старую песню «Криденс», под что другое никак не получалось требуемое варево – то не соленое, то чересчур уж перченное. Замотался, не услышал и звонка, хорошо мобильник – вот он, рядом…
Побежал открывать…
Влада, не женщина – мечта, персик. Жаль, что замужем… хотя, может, оно и к лучшему?
– Готовишь, Раничев? – Всех своих мужчин – а Иван подозревал, что он у этой красивой женщины не единственный, как, впрочем, и она у него, – Влада называла исключительно по фамилии, видимо, чтобы не перепутать. Как шутил Иван: «Мужа своего она любила и очень боялась, называя по фамилии – товарищ Бендер». Влада подобных шуток не понимала, но и не обижалась – женщиной была неглупой.
– Ну хватит. – Влада подошла к плите – в летнем платье, ослепительно белом, словно только что выпавший снег; ее тонкие смуглые руки – успела уже загореть? нет, конечно же, солярий – обвили шею Ивана, под пение «Криденс» встретились губы… и…
– Run through the jungle!

– Наверное, я тебя люблю, Раничев! – отцепившись от него, утомленно заявила Влада. – Еще – а?
Иван ничего не ответил: повернувшись на бок, он любовался женщиной – стройной, длинноногой, с упругой грудью с большими коричневыми сосками. Возраст свой Влада скрывала, Иван только догадывался, что где-то под тридцать, но выглядела чудесно: свежо, молодо, потрясающе! Тонкие черты лица, глаза светло-карие, чуть вытянутые, нос не совсем обычный, скорее в нем было что-то восточное, быть может, хищно раздутые ноздри? Или – легкая, едва заметная горбинка?
– Так что, поужинаем? – Поднявшись, Влада нарочно потянулась, выгнулась, словно кошка, тряхнула светлыми волосами. Вообще-то в прошлое свое появление она была брюнеткой, а до этого – вообще рыжей, а до того… Иван набросил на себя простыню, налил гостье водки – та работала врачом и ничего другого не пила, берегла печень и дерьмовое «сладенькое вино» на дух не переносила. Не забыл и себя. Подняли рюмки…
– Ну, за наше случайное знакомство! – традиционно произнес Раничев. Влада так же традиционно засмеялась, потянулась за вилкой, попробовать Иваново блюдо. Прожевав, оценила:
– Вкусно. Еще по одной? – Выпив, уселась к Ивану на колени, прижалась щекой: – Роничев, какой ты мускулистый, красивый… У тебя, наверное, много баб?
– Ты – моя единственная и неповторимая.
– У-у-у, врун. – Влада впилась губами в губы Ивана.
За окном вдруг резко заголосила сигнализация. Раничев не обратил внимания – не тот случай, да и своя-то тачка до сих пор в гараже на приколе. А вот Влада вдруг встрепенулась:
– Не моя ли? Раничев, где у тебя халат?
– С перламутровыми пуговицами?
– Да хоть с крыльями! Давай быстрее!
Не дождавшись халата – а пес его знает, куда запропастился? – Влада выскочила на балкон голой. И сразу же заорала во весь голос:
– А ну, отойди от машины, урод! Сейчас милицию вызову! Раничев, тащи мобильник…
Ответом ей была тишина. Иван уже успел влезть в спортивный костюм и теперь несся по лестнице вниз, перепрыгивая ступеньки. Четвертый этаж пятиэтажного дома. Без лифта, конечно же. Он спешил, знал – в такой час ори не ори – а вора (а скорее, воров) не испугаешь. Тем более милицией: пока те приедут – три рака на горе по пять раз свистнут.
Выскочив на улицу, Иван сразу же углядел ухоженный темно-красный «гольф» – автомобиль Влады. Около машины и впрямь крутилась пара подозрительных личностей.
– Ах вы ж, гады! – Иван подобрал с земли палку, краем глаза отметив какое-то движение рядом, словно бы кто-то только что сидел на скамье, а при его появлении резко бросился вправо, к сирени. Впрочем, некогда было разглядывать… Те двое, у машины, с монтировкою и домкратом, не очень-то настроены были ретироваться. Один даже просипел сквозь зубы:
– Шел бы ты, мужик, домой.
– Я те счас пойду, козел! – Раничев ринулся на ворюг, угрожающе размахивая палкой. Мужиком он был сильным, но и эти, похоже, тоже не из слабых, – ну да уж не время было что-то придумывать, не тот случай.
– Помочь, Иван Петрович? – кто-то спросил рядом.
Иван машинально оглянулся – ага, вчерашние пацаны, похоже, они каждый вечер тут собираются, вот только сегодня что-то припозднились… ну да, сегодня ж дискотека в ДК.
– Обойдусь, – сухо бросил незваным помощникам Раничев, повернулся к ворам… Тех уж простыл и след, видно испугались связываться с компанией подростков.
– Ух, гады… – Иван подошел к подросткам. – Закурить дайте.
Уселся рядом, на лавочку. Кто-то – светленький, кудрявый… Лешка? Нет, Ленька. Ленька Тихомиров из «бэ» класса протянул сигарету.
Иван с наслаждением затянулся. Спросив спички – фонарь, как всегда, не горел, – осмотрел «гольф» – вроде ничего подозрительного, обернулся…
– Раничев, ты так и будешь тут сидеть? – На улице показалась Влада, завернутая – боже ж ты мой! – в простыню! Тусующиеся у подъезда подростки выпали в глубокий осадок.
– Вроде все цело, – не обращая на них никакого внимания, задумчиво произнесла Влада. – Не успели, с-суки. Ну что, пойдем?
– Погоди-ка…
Иван снова заметил чью-то тень в кустах сирени. Отправив Владу к себе – о, как смотрели на нее ребята! – сам быстро обежал вокруг дома и осторожно зашел к кустам с другой стороны. Ну так и есть! Спиной к нему стоял высокий сутулый мужик в длинном черном балахоне, ничего больше разобрать было нельзя – единственным источником света было чье-то окно. Мужик под ним и стоял, и вроде бы что-то высматривал… да не что-то, а пялился прямо на Иванов балкон! Что ж, мужика понять можно. Все бы пялились, кабы знали, кто такая Влада и в каком виде она там совсем недавно маячила.
Раничев ухмыльнулся, легонько стукнул мужика по плечу:
– Что тут делаем, гражданин?
Мужик резко обернулся – смуглый, морщинистый, мрачный – сверкнул белками глаз и неожиданно бросился бежать. Добежав до угла дома, обернулся – и Иван вздрогнул, разглядев в тусклом свете дальнего фонаря рваный шрам, пересекающий левую щеку незнакомца.
Раничев не стал преследовать его – к чему? Пожав плечами, направился было к подъезду, уже взялся за ручку двери, как…
Сверкая синими мигалками и завывая сиреной, к дому подъехал желтый милицейский уазик.
– Во, явились, не запылились, – прокомментировал кудрявый Ленька Тихомиров. Иван был с ним совершенно согласен.
– Нарушаем? – Выскочивший из машины бравый старшина, лениво поигрывая резиновой палкой, направился прямиком к подросткам.
– Да мы ничего такого, командир.
– И в самом деле, – вступился за ребят Раничев.
– А вы кто такой? – Старшина перевел на него подозрительный взгляд, принюхался: – Та-а-ак, и, похоже, пьяный! Протокольчик составим?
– Да вы для начала ко мне поднимитесь! Это ж мы вас и вызвали.
– Разберемся, гражданин. – Из уазика вылезла подмога в чине старшего лейтенанта. – О, какие люди! Здравия желаю, Иван Петрович. Не помните меня?
Раничев давно перестал этому удивляться. Город маленький – шесть школ всего-навсего, потому на бывших учеников можно было наткнуться где угодно – от прокуратуры до бомжовского подвала. Вот и этот… Рожа знакомая. Наверняка один из первых выпусков.
1 2 3 4 5 6 7