– О, боги! Да это ж, никак, Ирландец с Трэлем! Помнишь меня, Трэль-мальчик?
– Помню, бабушка Сигрдрива, – улыбнулся в ответ смуглый. – Рад, что ты нас узнала.
– Так что же вы здесь, на дожде, стоите? – Сигрдрива дребезжаще рассмеялась. – Зайдите же в дом, сейчас распоряжусь насчет еды. Уж пока так, по-малому, а как вернется молодой ярл, так, уж конечно, устроит пир. Он вас всех частенько вспоминал, как с похода вернулся.
– А зачем он в Скирингсалль уехал, а, бабушка Сигрдрива?
– Зачем? – Сигрдрива задумалась, деловито гремя посудой над очагом. – А новый корабль выстроить хочет, вот зачем! Старые-то корабли давно прохудились, да и неудачен поход оказался – уж сколько там наших сгинуло, не перечесть!
– Достойная смерть.
– Пожалуй... Выпьете скира?
– Охотно. А ты с нами, бабушка Сигрдрива?
– Куда мне, старой... Впрочем, не откажусь. – Передумав, старушка почмокала губами и единым махом опрокинула огромную кружку хмельного молочного скира.
В ходе дальнейшей беседы со старой Сигрдривой гости узнали практически всё, что случилось в Бильрест-фьорде за время их весьма продолжительного отсутствия. Ну, про тех, кто умер, они услышали еще во дворе, а вот что касается остальных... Скъольд Альвсен по-прежнему точил зубы на граничащие с его усадьбой земли и верхние луга, когда-то принадлежавшие Сигурду-ярлу, а ныне – его наследнику Хельги. Свейн Копитель Коров спелся со Скъольдом и, воспользовавшись временным отсутствием молодого ярла, попытался было присвоить себе общинные пастбища, что тянулись вдоль Радужного ручья, однако получил достойный отпор и пока на этом успокоился. Правда, продолжал вынашивать коварные планы, ожидая возвращения из викинга сына – молодого хевдинга Фриддлейва, слава о воинской доблести которого достигла и берегов Бильрест-фьорда. Впрочем, где сейчас шатался Фриддлейв с дружиной, сказать было затруднительно. Во всяком случае, у берегов Иберии в составе экспедиции Хельги и Железнобокого Бьорна его кораблей не было, как не было их и у побережья ирландского королевства Лейнстер. Говорили, будто Фриддлейв нанялся на службу к английскому королю Этельберту, а может, и к ромейскому императору Михаилу. Если так, то Свейну Копителю Коров долгонько дожидаться сына придется.
– Да, в Константинополе я слышал о варанге по имени Фриддлейв, – важно кивнул головой Трэль... вернее, бывший Трэль, бывший раб Трэль Навозник, а ныне брат Никифор, монах монастыря Святого Колумбана, что в Лейнстере, близ холма Тары.
– Что ж ты не остался в своем Миклагарде, парень? – подав к столу круглые ячменные лепешки и рыбу, осведомилась Сигрдрива. – Молодой ярл говорил – ты именно туда отправился.
– Там я чужой, – невесело усмехнулся Никифор. – Никто меня не ждал в Империи, а все мои родственники давно умерли... Можно было бы, правда, отсудить у них дом, но... – Никифор махнул рукой. – Не для того Господь дал нам разум, чтобы судиться из-за каких-то домов, уж куда лучше изучать науки в дальней монастырской келье, под руководством мудрых отцов-монахов.
– Что-то ты не очень долго там пробыл. Али монахи не такие ученые оказались? – усмехнулась Сигрдрива – ох, и язвой же, видно, была эта бабуся в молодости!
– Монахи-то ничего себе, – грустно покачал головой Никифор. – Да вот злые наветы, к сожалению, не дали мне возможности полностью посвятить себя служению Господу и наукам.
– Какие еще наветы? – полюбопытствовала Сигрдрива.
– Да один козел, содержатель гнусной корчмы под названием заезжий дом, нажаловался на нас королю Лейнстера, а также и верховному королю всей Ирландии, – прикончив третью кружку скира, пояснил узколицый Ирландец, бывший друид, затем – любовник Гудрун, а потом – добропорядочный лейнстерский землевладелец... увы, тоже, к сожалению, уже бывший. Да, если б не этот козел, хозяин заезжего дома, который они с Никифором якобы спалили дотла, притом понося страшными словами и самого короля Лейнстера, и всю его семью... Если б не он, не сидел бы здесь Конхобар Ирландец, не пустился бы на ночь глядя в море на утлой лодчонке. Хорошо, Трэль... вернее, брат Никифор вовремя предупредил о том, что королевские судьи хотят наконец казнить обоих – и Конхобаpa и Никифора – за поношение хозяина заезжего дома и небрежение законами Ирландии.
– В общем, еле упаслись, бабуся! Что, скира уж больше нету?
– Да нету. Есть брага. Будете?

Хмурый, невыспавшийся и злой возвращался из Скирингсалля молодой бильрестский ярл Хельги Сигурдассон. Словно чувствуя настроение хозяина, шли, понурив головы, кони. Бок о бок с супругом молча ехала Сельма – высокая, белокожая, с темно-голубыми, как воды фьорда, глазами. Молчала не потому, что боялась мужа, у самой на душе было не легче, – правда, если Хельги-ярла тревожили дела воинские – так и не сладилось в Скирингсалле с постройкой нового драккара, – то Сельму больше занимали проблемы семейного очага – как-то там в усадьбе Торкеля маленькая Сигрид, дочь? Приболела третьего дня Сигрид – запылала вся, как бы огнеманка не приключилась. Когда уезжали, правда, повеселее дочь стала, улыбнулась даже на прощанье, так ведь всё равно тяжело на сердце было. Как ни хотелось Сельме быть мужу верной во всех делах помощницей, да, видно, доля женская иного от нее требовала. Хотя за последний год не было у Хельги советчицы более опытной, чем собственная жена. Мудрой та оказалась не по годам, да и любила молодого мужа, не без того, сопровождала лично во всех делах, даже и на охоту, бывало, с ним ездила, только что в походы не ходила, ну, так то уж совсем не женское дело. Вот и в Скирингсалле...
Поначалу вроде неплохо всё складывалось. Издали еще, у кромки берега, что ближе к причалам, увидали подъезжающие к городу люди Хельги-ярла могучие остовы кораблей из гибкого ясеня.
Словно ребра китов, щетинились вокруг килей шпангоуты, мастера с помощниками споро раскалывали на доски высушенные стволы деревьев. Не абы как драккар строится. Не возьмешь какое ни попадя дерево, да и на доски не распилишь быстрехонько острозубой лучковой пилой, нет уж, тут торопиться не надо, лучше больше труда вложить, вбить, как положено, клинья, да расколоть ясеневое бревно на досочки, – оттого в тех досках и сохраняется живая сила, оттого и гибок корабль, надежен и прочен, легко скользит с волны на волну, изгибаясь на гребне, словно живое существо. Да и как не живое? Если конь живой, то уж корабль и подавно, недаром прозывают ладьи конями пучины, скакунами моря. Вот такого-то скакуна и хотел приобрести Хельги по сходной цене, да опоздал немного. Все корабли, что достраивались сейчас на берегу, делались для ютландского конунга Рюрика, кстати – родственника Хельги, мужа сестры, Еффинды. А свободных мастеров, как оказалось, не было.
– Позже приходи, ярл, – устало вытерев со лба пот, покачал головой Эйрик Лебединый Строитель. – Ближе к лету.
Ничего не ответил на это бильрестский ярл, даже и торговаться не стал. Нехорошо это – уже заказанные кем-то корабли покупать, поруха для чести викинга. Простился с мастером, повернулся, да и махнул своим – поворачивайте, мол. В город, правда, заехали, на рынок, – так и там пока мало что продавали – не сезон еще был. Ну, воск, ну, мед из Гардара, прошлогодний, так у самого Хельги в Снольди-Хольме этого меду – залейся. Купил вот на пару дирхемов украшений жене – золотые фибулы на сарафан с изображением извивающегося кольцами Ермуганда – мирового змея, да увесистое ожерелье из далекой страны ромеев. Посмотрев на ожерелье, ярл невесело усмехнулся, вспомнив Никифора-Трэля. Где-то его носит? Добрался ли до своей родины, нашел ли родичей в Миклагарде – городе императора Константина? Наверное, нашел, иначе б вернулся. Ну что ж, счастья ему. Верным другом оказался Никифор, несмотря на то что был раньше рабом. Именно Хельги-ярл отпустил его на волю. Сколько же времени прошло с тех событий? Целых шесть лет. Протекли годы, словно вода в ручье. А как раньше казалось? Вот управиться бы с врагами-завистниками, завоевать авторитет, став настоящим морским конунгом, отыскать богатство и славу... Так прошли годы. И что? Слава есть, богатство тоже. Враги порублены, а плечом к плечу – любимая женщина. Всё есть. А счастья нету. Почему так? Чувствовал Хельги, что не сделал еще чего-то такого, главного, ради чего, наверное, и жил. Ведь он не был обычным ярлом, таким, как многие, и остро чувствовал это – очень часто в голове его, в глубинах мозга, звучали чужие мысли, мысли более старшего и опытного человека, нежели был сам Хельги. Именно тот, кто иногда посещал его мозг, смог справиться с Черным друидом тогда, шесть лет назад, в Таре – священном центре Ирландии. А Магн? Девушка с темными волосами, немного сумасшедшая, но пленительно прекрасная... и так и не понятая до конца. Именно она сказала Хельги о том, что только он, Хельги-ярл, может остановить рвущегося к власти Черного друида. Ибо обычное колдовство против друида бессильно. Жаль, не вовремя умер Велунд. Хельги так надеялся, что старый кузнец объяснит ему наконец всё то, что с ним происходит. Молодой ярл не знал, что и сам Велунд далеко не всеведущ.
Велунд... Первый учитель, вложивший в сына Сигурда всё то, что знал и умел сам. Ковать оружие и владеть мечом, вычислять путь корабля и не бояться бурь, ладить с людьми и управлять ими, предвидеть возможную неудачу, использовать колдовскую силу рун и слагать волшебные висы – это всё он, старый кузнец и колдун, которого многие в Бильрест-фьорде не понимали, а некоторые откровенно боялись. Всему этому научил Хельги Велунд. Правда, что касается предвидения и сочинения вис... Тут – Хельги чувствовал – не обошлось без Того... без Того, чье сознание вторгалось в его мозг под грохот барабанов, под жуткий скрежет и яростный вой, вторгалось в самые тяжкие мгновения жизни. Нет, молодой бильрестский ярл явно не был обычным человеком и знал это, как знал и то, зачем пришел в этот мир – остановить друида на пути к власти. Остановить... Легко сказать. Ведь кто знает, куда делся друид из Тары? И куда исчезла Магн? А камень? Лиа Фаль – волшебный символ Ирландии, многократно усиливающий колдовство, – он у друида? Или его забрала Магн? Вопросы, вопросы...
Хельги обхватил голову руками и улыбнулся, перехватив тревожный взгляд жены. Та показала глазами на стремительно затягивающееся темными тучами небо. А ведь они вряд ли успеют добраться до усадьбы Рекина. Еще немного – и начнется пурга.
– Да, похоже на то, – кивнула Сельма. В мужском платье – теплых меховых штанах и такой же куртке, – с прядями золотых волос, выбивающимися из-под войлочной шапки, раскрасневшаяся от езды, она выглядела сейчас настолько привлекательно, что Хельги, чуть приотстав, обнял жену, несмотря на то что позади ехали слуги, а подобное проявление чувств считалось предосудительным.
Сельма не отпрянула, прижалась теплой щекой, ожгла мужа темно-голубыми очами, вспыхнувшими вдруг так призывно, что... Хельги вздрогнул от охватившего его желания. Если бы не едущие рядом слуги, кто знает, может, его не остановили бы ни снег, ни холодный ветер? Ветер... Однако надо бы поискать ночлег.
– Здесь, в предгорьях, должна быть охотничья хижина с очагом, – нагнал ярла один из слуг – Гирд, рыжий веснушчатый парень в смешном куцем плаще из грубой шерсти. – Я бывал здесь раньше, еще со старым хозяином, Торкелем, да дадут боги ему счастливую жизнь в Валгалле. Вон там, у скалы, надо свернуть. – Гирд показал рукой.
Хельги кивнул и молча повернул коня. Все остальные так же молча последовали за своим ярлом.
Рыжий слуга не обманул – хижина действительно оказалась на своем месте, в небольшой расщелине, густо поросшей смешанным лесом – липой, осиной и низкорослыми мохнатыми елками. Узкая, петляющая между стволами деревьев тропинка была занесена снегом.
– А похоже, хижина пуста. – Сельма ткнула мужа кулаком в бок. Шепнула, чтоб побыстрей отправил всех за дровами. Ярл так и поступил, без особых раздумий. Спешившись, слуги привязали коней под елками и, вытащив из переметных сум топоры, углубились в лед, с опаской поглядывая на низкое хмурящееся небо.
Сельма вошла в хижину первой, Хельги чуть задержался, отдавая распоряжения, а когда открыл дверь...
Его молодая супруга лежала обнаженной, постелив сброшенную одежду на узкую лавку. Высокая грудь ее вздымалась, пухлые губы чуть приоткрылись. Ярл улыбнулся и, не говоря ни слова, бросился к лавке, на ходу отстегивая плащ... Миг – и оба, обнаженные, сжимали друг друга в объятьях. Хельги словно бы потерял голову, касаясь шелковистой кожи, гладя тонкую талию, ощущая губами твердую упругость сосков...
Уже позже, ночью, когда за стенами хижины завывала вьюга, а внутри уютно трещал углями очаг, Сельма снова прильнула к мужу, провела рукой по щеке, не обращая внимания на спящих слуг. Заглянула прямо в глаза, вздохнула.
– Чувствую, ты скоро снова уйдешь в поход, мой ярл, – прошептала она. – И на этот раз – надолго.
В уголках глаз молодой женщины блеснули слезы, и Хельги ласково вытер их кончиками пальцев.
– Я должен, – виновато промолвил он. – Должен идти, понимаешь?
– Я знаю, – грустно кивнула Сельма. – Что ж... Исполняй свой долг, а я исполню свой – буду вести хозяйство и ждать тебя, как и подобает жене викинга. – Она помолчала немного, следя, как играют на стенах причудливые темные тени. Обняла мужа: – Куда на этот раз?
Тот покачал головой:
– Еще не знаю. Быть может, в Альдегьюборг, к Рюрику. Ведь говорят, он туда отправился.
– В Альдегьюборг? – переспросила Сельма. – Ну... я думаю, это не очень-то далеко.
– Да уж, не дальше земли франков, – тихонько хохотнул ярл.
– Там, в Альдегьюборге, многие живут из наших краев, да ведь и Рюрик... как-никак, родственник. Да и Еффинда, давняя подружка. Вот бы ее хоть когда-нибудь повидать, но, видно, пока не судьба. Впрочем, встретишь – передай поклон и подарок, какой – еще придумаю. – Сельма немного успокоилась, узнав, что на этот раз муж собирается не куда-нибудь в далекую Иберию или, не дай-то боги, в Миклагард, к ромеям, а в хорошо ей известный по рассказам купцов Альдегьюборг, город, что на берегах Нево, великого озера-моря.
1 2 3 4 5 6