Рудольф слишком хорошо помнил скорбь своего кумира по старшему брату Александру, казненному вместе с товарищами за революционный заговор с целью покушения на этого монарха.
«Из меня получился бы прекрасный актер, – подумал Рудольф, жадно осушая бокал вина, словно это могло погасить огонь, разгорающийся в его груди, – актер, а не пианист. Только настоящий актер не выдаст себя, находясь в обществе этих жирных свиней капитала!» И как же хорошо, что Мэрили, – он улыбнулся и с обожанием посмотрел на нее, – не чувствует себя членом этой семьи. Да будь он проклят, если позволит своей будущей жене водить дружбу с этими Колтрейнами!
Торжественный ужин подходил к концу, и Рудольф почувствовал некоторое облегчение. Наконец заиграл оркестр, и под бурные аплодисменты сотен гостей Тревис Колтрейн вывел Валери в центр зала для традиционного первого танца, затем эта пара разделилась – теперь Трев танцевал со своей матерью, а Валери с новоиспеченным свекром. К ним стали присоединяться гости, и наконец Рудольф закружился с Мэрили в вихре вальса.
От выпитого шампанского голова девушки слегка кружилась, щеки пылали. Она с наслаждением погрузилась в романтическую атмосферу праздника.
Бросив на Мэрили восхищенный взгляд, Рудольф шепнул ей на ухо:
– Я не могу дождаться, моя дорогая, когда же и мы станцуем свой свадебный вальс!
– Может быть… – не без кокетства ответила она. – Когда-нибудь. Кто знает?
Рудольф сжал руку Мэрили:
– Дай мне лишь свое согласие на поездку в Цюрих. У меня появится тогда шанс завоевать твое сердце.
Танец закончился, но за ним сразу начался следующий, и неожиданно появившийся Курт увлек за собой Мэрили. Рудольф только и ждал этого. В следующее мгновение он отыскал взглядом Джейд и быстро, почти бегом, направился к ней, боясь, как бы кто-нибудь не опередил его, пригласив ее на танец.
– Княгиня Джейд! – церемонно поклонился он, слегка запыхавшись. – Могу ли я надеяться на танец с вами?
Под завистливые взгляды сидящих рядом дам Джейд с подчеркнутым достоинством подошла к молодому человеку, и они закружились в вальсе.
– Мне никогда в жизни не приходилось еще танцевать с княгинями, – сообщил Рудольф.
– А вы полагаете, существует какая-то разница? – рассмеялась Джейд.
– О да! Я чувствую особую ауру, почти чародейство! Впрочем, вы прекрасны и без титулов!
– Ах, Рудольф, давайте не будем об этом. – Джейд рассерженно сверкнула изумрудными глазами. – Считайте, что вы уже покорили меня своими любезностями, и я заверяю вас, что во всем, что касается Мэрили, вы получите от меня поддержку. Колт и я согласны на то, чтобы она приняла ваше приглашение в Цюрих. Это пойдет ей на пользу.
– А почему бы вам не сопровождать ее? Моя мать была бы счастлива принять у нас в доме такую гостью, да и Мэрили будет чувствовать себя уверенней, зная, что вы находитесь рядом.
– Вы так думаете? Ну что ж, пожалуй, я приму ваше предложение, вы очень любезны, – с энтузиазмом согласилась Джейд.
Закончив танец с Куртом, Мэрили отправилась на террасу, чтобы подышать свежим воздухом и успокоить возбужденные нервы. Она была весьма удивлена, заметив выходящих следом за ней Рудольфа и Джейд. У Мэрили не было времени, чтобы поразмыслить над этим, потому что, увидев ее, Джейд сразу же взволнованно начала рассказывать о приглашении Рудольфа.
– Итак, – закончила Джейд, – если ты решишь поехать в Швейцарию, то в этом путешествии у тебя будет компаньонка. Уверена, мы прекрасно проведем время.
Мэрили перевела взгляд с Джейд на Рудольфа, словно раздумывая, тот ли это мужчина, с которым ей предстоит связать свою жизнь?
– Хорошо, – без особого восторга произнесла Мэрили. – Думаю, что поездка действительно окажется интересной.
Уловив в ее голосе печальные нотки, Джейд поспешила добавить:
– Еще бы! Я уже заранее предвкушаю удовольствие от нее!
Рудольф почувствовал сильное раздражение, видя явную неохоту Мэрили, – нашлось бы немало женщин, с радостью принявших его приглашение. В конце концов, эта девчонка слишком много о себе думает!
Огромным усилием воли он сумел изобразить на лице улыбку:
– Да, моя дорогая, мы все прекрасно проведем время. – И добавил с теперь уже совершенно искренней улыбкой: – И обещаю, что этот визит вы запомните навсегда!
Глава 8
Амалия была вне себя от ярости.
Каждый день она перечитывала короткую записку, оставленную Рудольфом перед отъездом. Ей оставалось только плакать и осыпать собственного сына градом проклятий.
Дорогая мама!
Я уехал в Испанию, чтобы присутствовать на свадьбе родственницы моего очень близкого друга. Не хочу посвящать тебя в свои планы раньше времени, поскольку, я знаю, ты начнешь беспокоиться. Вернусь через несколько недель.
С любовью,
Рудольф.
Записка была изрядно помята и местами разорвана – результат нервозности Амалии.
– Элеонора! – крикнула она, – Элеонора! Я хочу, чтобы ты зашла ко мне! Сейчас же!
Никто не отвечал, и она в отчаянии подумала, что и ее дочь может вот так же исчезнуть, не спрося разрешения, как и ее непослушный брат.
Как не хотелось Амалии покидать Вену! Уж там-то она могла контролировать своих детей! А здесь, в Швейцарии, все пошло по-другому. Город был переполнен беженцами самых разных социальных слоев, и Амалия боялась, что ее дети могут подвергнуться влиянию какой-нибудь дурной компании. И страхи ее были не напрасны: Рудольф бросил консерваторию. Амалия чувствовала, что он что-то скрывает от нее. Самовольный отъезд Рудольфа, да еще на такой длительный срок, стал последним ударом.
– Элеонора! Ты слышишь, я тебя зову? – снова крикнула Амалия.
Ей хотелось расспросить дочь, о каком «очень близком друге» шла речь в записке Рудольфа. Хотя вряд ли Элеонора будет с ней откровенна.
Амалия снова перечитала записку, с трудом вглядываясь в расплывающиеся строчки, – окна спальни были занавешены тяжелыми бархатными шторами, так что в комнате царил полумрак. В те дни, когда Амалия чувствовала себя несчастной, она питала отвращение к солнечному свету, предпочитая тусклый свет, больше соответствующий ее мрачному настроению.
Окончательно расстроившись, Амалия скомкала записку и, со злостью швырнув ее на каминную решетку, принялась с отрешенным видом расхаживать по унылой комнате с тяжелой мебелью, блеклыми обоями и старыми, потертыми коврами. А ведь это лучшая комната в старом замке, буквально на глазах приходящем в упадок! Здесь когда-то жила хозяйка замка, старая Эльза. Старуха уже настолько тронулась умом, что не могла произнести ни слова, когда Амалия переселяла ее в маленькую каморку в цокольном этаже замка дожидаться смерти.
Да, Амалия прекрасно помнила то утро, когда экономка Ульда поднялась к ней наверх и дрожащим от страха голосом сообщила, что, как всегда, принеся в полуподвал поднос с завтраком, обнаружила свою хозяйку мертвой.
По завещанию, оставленному Эльзой, официальное владение замком после ее смерти переходило детям – Элеоноре и Рудольфу. Нет, конечно, старый замок не стоил больших денег – с каждым годом он все больше и больше разрушался, – и тем не менее это было их родовое гнездо, в котором хранилось несколько ценных произведений искусства. Продав их, Амалия надеялась оплатить обучение Рудольфа в консерватории.
– Если только Рудольф возьмется за ум, отказавшись от своих бредовых затей! – вслух произнесла Амалия.
– Мама, ты несправедлива к Рудольфу!
Резкий голос Элеоноры заставил ее вздрогнуть.
– Как ты смеешь подкрадываться ко мне? У меня и без того расшатаны нервы, а тут ты еще пугаешь меня до смерти!
– Ты боишься бабушкиной тени! – Элеонора вызывающе усмехнулась и, подойдя к окну, дернула шнур, впуская в комнату солнечный свет. – Господи! Как ты можешь все время находиться в темноте?
– А мне так нравится! Это моя комната! Что хочу, то и делаю!
Амалия поспешно задернула шторы, в очередной раз проклиная себя за то, что поведала Элеоноре о своих ночных кошмарах, в которых ей являлась старая Эльза. Дочь смеялась и говорила, что это нечистая совесть не дает ей покоя.
– Где ты была? – требовательно спросила мать. – Я уже давно зову тебя!
– Я гуляла в саду!
– Не лги мне! Я прекрасно знаю, когда ты говоришь правду, а когда – нет. Я желаю знать, что за «близкий друг» завелся у Рудольфа, кто она и каковы их отношения!
– Кто тебе сказал, что это «она»?
Амалия насмешливо взглянула на дочь:
– Неужели Рудольф отправился бы в столь длительное путешествие ради своих новоявленных друзей-социалистов? – Она самодовольно кивнула, заметив, как по лицу Элеоноры скользнула тень замешательства. – Думаешь, я не знаю, что вы оба стали посещать политические сборища? Городские сплетни достигают и моих ушей! Однако сейчас не это главное. – Амалия почувствовала, как задрожали ее руки. – Меня волнует другое. Тебя пора выводить в свет – не важно, что идет война, сейчас самое время подыскивать себе подходящего жениха. Чем раньше я подберу тебе мужа, тем лучше. А Рудольф должен продолжить свое музыкальное образование.
Подойдя вплотную к дочери, она погрозила пальцем перед самым носом Элеоноры:
– А теперь ты расскажешь мне, куда и к кому уехал Рудольф. В противном случае я позову Винсента, и он запрет тебя в той самой комнате, где отдала Богу душу твоя безумная бабка! Клянусь, Элеонора, я сделаю это!
Дочь внимательно посмотрела на мать – похоже, та не шутила. Если огромный, неуклюжий, как медведь, садовник получит приказ препроводить ее в полуподвал, ничто не сможет остановить его, и ей придется отсидеть там до возвращения Рудольфа. Насколько она знала планы брата, он должен был вернуться через несколько дней, а если по каким-либо обстоятельствам он задержится?!
– Я жду! – отрывисто напомнила Амалия.
Элеонора прекрасно понимала, что заключение в импровизированной тюрьме лишит ее возможности видеться с Кордом, – этого пережить она не могла! Конечно, она поклялась Рудольфу молчать о Мэрили, но у нее нет выбора. Мысленно признав свое поражение, Элеонора сказала:
– Она вовсе не так плоха, мама, как ты думаешь!
– Ага! – взвилась Амалия, торжествуя победу над дочерью, – значит, я была права! Рудольф сбежал из дому, растеряв последние остатки совести, нарушив свое обещание никогда не путаться с женщинами. Он же отлично знает, что в его жизни не должно быть ничего, ничего, кроме музыки! Ну теперь-то уж ты расскажешь мне все!
Элеонора бросила на мать ненавидящий взгляд, и Амалия дала ей звонкую пощечину:
– Говори, черт тебя побери, или ты пожалеешь, что родилась на этот свет!
Щека Элеоноры горела, однако гордость не позволила ей заплакать.
– Что ты хочешь знать? – прошептала она, еле сдерживая слезы боли и унижения. – Я не могу знать, что творится в голове Рудольфа, а уж тем более в его сердце! Мне известно только то, что он отправился в Испанию на свадьбу ее кузины. Церемония ожидалась быть очень торжественной и пышной…
– Кто она? – резко перебила Амалия с еще большей настойчивостью в голосе. – Кто она, эта маленькая охотница за удачей, семейство которой устраивает торжественные и пышные праздники? – В словах матери Элеонора уловила явную насмешку.
– Я не считаю ее охотницей за удачей. Это совсем другое…
– Что ты знаешь об этом?
– Я знаю, дорогая мама, что это особая девушка. – Элеонора остановилась, предвкушая впечатление, которое произведет на мать следующая фраза. – Она принадлежит к семье Колтрейнов. Тревис Колтрейн был ее дедом.
Это действительно произвело впечатление. Амалия слышала о Тревисе Колтрейне, как о человеке, вращающемся в правительственных кругах. Кроме того, его сын, Колт Колтрейн, тоже был лицом весьма уважаемым и известным. По слухам, Колтрейны были баснословно богаты и принадлежали к сливкам общества Европы и Соединенных Штатов.
– Это не имеет никакого значения! – неожиданно завизжала Амалия в новом приступе ярости. – И я не допущу, чтобы Рудольф променял карьеру величайшего виртуоза на эту девицу! У него дар Божий, у него талант, и он не имеет права зарыть его в землю. Хочет он того или нет, но я отправлю его в Женевскую консерваторию…
Амалия заметалась по комнате, ее напыщенная речь стала бессвязной и больше походила на бред. Элеонора на цыпочках вышла из комнаты. Вскоре она услышала, как позади снова послышались крики матери, призывающие дочь вернуться, но ей совсем не хотелось выступать в роли мальчика для битья. Она решила не показываться Амалии на глаза до тех пор, пока не вернется брат.
Рудольф вернулся в Цюрих и прямиком направился в кафе Вольфа, расположенное в старейшей части города, в самом конце улицы, вымощенной крупным булыжником. Занимая первый этаж частного дома, расположенного в безлюдном месте, оно являлось идеальной штаб-квартирой для политических собраний. Кроме того, здесь свято соблюдались традиции старой Вены, что не могло не импонировать настоящему австрийцу.
Кафе больше напоминало частный клуб – в этом просторном, прекрасно меблированном помещении всегда поддерживалась теплая домашняя атмосфера. Здесь же располагались столы для любителей бильярда, шахмат и карточных игр, однако своей популярностью кафе Вольфа было обязано главным образом огромному выбору свежих газет со всех концов мира. Они развешивались вдоль стен на специальных стендах.
Друзья Рудольфа однажды в шутку назвали себя «цюрихскими патриотами». Со временем это определение приелось и в конце концов потеряло первоначальный иронический оттенок и закрепилось за посетителями кафе.
Итак, вернувшись в Цюрих, Рудольф первым делом направился к Вольфу, надеясь, что Хэниш Лютцштейн, лидер «цюрихских патриотов», уже находится на месте. Ему не терпелось скорее выложить Лютцштейну свои последние новости, однако тот был не один. Сидя за своим любимым столом в дальнем углу помещения, Хэниш увлеченно беседовал о чем-то с группой товарищей, окруживших его тесным кольцом. Рудольф молча присоединился к ним.
Разговор шел об июльском восстании в Петрограде, подготовленном большевиками во главе с Лениным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27