— Конечно, хочу. Я люблю тебя, и Томми полюбит тебя. — Она наклонила голову и посмотрела на сына. — Что ты на это скажешь, Томми? — прошептала она спящему ребенку. — Ты хочешь быть Томасом Альбертом Тайлером?— Ван Кортландом, — поправил Сет. В это мгновение он вдруг решился рассказать ей о Луизе.Пенелопа удивленно взглянула на него.— Ван Кортланд?Он кивнул.— Девичья фамилия моей матери Ван Кортланд, а сейчас она Вандерлин. Луиза Вандерлин — моя мать.Пенелопа, наверное, выглядела бы менее удивленной, если бы он сказал, что вылупился из яйца.— Та самая Луиза Вандерлин, которая строит приют для сирот? Та, которая постоянно выступает за гуманное обращение с детьми и которая на страницах «Роки-Маунтин-ньюс» осуждает владельцев шахт и других компаний за использование детского труда? Та Луиза Вандерлин?— Она самая.— А ты уверен? Мне кажется совершенно непостижимым, что такая женщина, как Луиза Вандерлин, которая так любит детей, была способна на столь жестокий поступок. Она не могла бросить своего собственного ребенка.«Но она сделала даже хуже, она приказала убить его», — добавил про себя Сет. Правда, чем больше он думал о Луизе Вандерлин, тем больше сомневался, что она могла так поступить. Но как быть с рассказом старого слуги и докладом детектива? Разве можно не придавать им значения? Сет в беспомощном смятении взглянул на Пенелопу.Она нежно погладила его щеку.— А ты спросил свою мать обо всем этом вчера?Сет со вздохом закрыл глаза.— Да.— Ну? — допытывалась Пенелопа.— Она все отрицала.— И что?Господи, как у него болит голова.— И ничего. Я решил, что она лжет, и ушел.— Ты ушел? Просто взял и ушел? Ты даже не удосужился поговорить с ней и позволить ей все объяснить? — В ее голосе прозвучало удивление. — Но почему?Сет пожал плечами.— Думаю, я был совсем сбит с толку. Она оказалась не такой, как я ожидал. Она была приветливой и доброй, и когда я сказал ей, кто я такой, она искренне обрадовалась. Она никак не похожа на хладнокровного убийцу, как я себе ее представлял.— Убийцу?! — повторила она, отдернув от него руку.— Да, убийцу. — Сет открыл глаза и следил за ее реакцией. Она сидела на корточках, совершенно ошеломленная.— Я ничего не понимаю, — прошептала она наконец.— Я знаю, — ответил он с тяжелым вздохом. — Но если ты хочешь послушать, я все тебе объясню.Пенелопа кивнула, и он выложил ей все о своем посещении поместья Ван Кортландов и рассказе старого камердинера, а затем раскрыл все детали своей мести семье Вандерлинов. К тому времени, когда Сет закончил рассказ о своей встрече с Луизой, глаза Пенелопы сделались совсем круглыми.— Я не знаю, что делать. Я хотел бы поверить в невиновность моей матери, но так трудно вычеркнуть два года ненависти, — сказал он под конец, взглянув на нее, и в его глазах появилась мольба. — Пожалуйста, помоги мне. Скажи, что делать. Я так боюсь принять неверное решение.Пенелопа без всяких колебаний посоветовала:— Поговори с ней. Дай ей возможность все объяснить. Я думаю, вполне вероятно, что она не причастна к тому, что ты оказался брошенным. — Она кивнула на своего сына: — Только взгляни на мою ситуацию. Если бы Адель оставила Томми в приюте для больных детей, как всегда грозилась, то я бы оказалась в том же положении, что и твоя мать.Она покачала головой.— Поговори с ней, ради своего блага и ради Томми. Это единственная возможность, чтобы у него появилось настоящее имя, а возможно, даже и любящая бабушка.Сет взглянул на ребенка, который беспокойно ворочался во сне.— Хорошо. Как только Томми станет легче, я подожму хвост и поеду к матери.— Правильно, — одобрила Пенелопа, потрогав лобик сына. Нахмурившись, она принесла тазик с водой и стала обтирать детское тельце. — А как ты стал Тайлером? — спросила она.Глядя на сына, Сет ответил:— Помнишь, я как-то рассказывал про одного старика, который любил потехи и напоминал мне слона?Пенелопа кивнула.— Его звали Вилбур Тайлер. Я встретился с ним в Виргинии, когда мне было девятнадцать. Я только что приехал в город в поисках работы и увидел его в салуне, куда зашел выпить. По какой-то причине я приглянулся ему, и он предложил мне работать вместе с ним в его шахте. В следующие два года он не только научил меня торному делу, но и заменил мне отца, которого у меня никогда не было. Мы с ним так сдружились, что однажды ночью, когда мы сидели у костра и выпивали, он заметил, что у меня нет фамилии. Он сказал, что был бы очень рад, если бы я стал его сыном и взял его фамилию. Конечно, я с радостью согласился. Когда через год он умер, то оставил мне шахту. И эта шахта принесла мне богатство.— Похоже, он был чудесным стариком. Я бы хотела познакомиться с ним, — с улыбкой заметила Пенелопа.— Ты бы ему понравилась. Он всегда любил поглазеть на хорошеньких женщин, — отозвался Сет, яростно потирая виски. Голова, казалось, разрывалась па части от боли.Пенелопа отвлеклась от ребенка и положила руку ему на лоб.— Голова сильно болит?Ее ладонь была мягкой и прохладной, ему стало очень приятно. Смежив веки, он признался:— Да, болит. Думаю, я переутомился.Она с ласковым шепотом положила ему на лоб мокрое полотенце.— Ну вот, любимый, а теперь постарайся немного поспать.Убаюканный мерным плесканием воды и тихим голосом Пенелопы, он почти мгновенно уснул.Сет проспал до следующего утра, но чувствовал себя еще более разбитым. А голова болела просто нестерпимо. Приподнявшись на локте, он сощурился, пытаясь сориентироваться в полутемной комнате. Когда Сет наконец вспомнил, где он находится и почему, то стал искать сына. Ребенка рядом не было.Испугавшись, он приподнялся повыше и позвал Пенелопу, но тут же рухнул на кровать, сжимая руками закружившуюся голову.— Я здесь, — услышал он ее голос. Сквозь мелькавшие перед глазами круги ему удалось заметить ее. Она придвинула к огню старое кресло и теперь сидела в нем вместе с ребенком. Сет облегченно вздохнул.Когда головокружение уменьшилось и стало терпимым, он неуверенно встал на ноги и медленно двинулся к ней.— Как он? — спросил Сет хриплым после сна голосом.— Намного лучше. Температура упала.Опустившись на колени возле кресла, он посмотрел на своего сына. Тот неподвижно лежал на руках у Пенелопы, завернутый в голубую шаль, с пристроившимся рядом плюшевым кроликом. Его ротик слегка приоткрылся, а голова прижалась к груди Пенелопы. Нежно, чтобы не потревожить, Сет прикоснулся к его щеке. Он был холодный.Очень холодный. Ужас охватил Сета, и он быстро прижал пальцы к шейке ребенка. Несколько бесконечных секунд он пытался найти пульс. Ничего. Сет торопливо снял шаль с груди ребенка.— Сет, ты разбудишь его, — запротестовала Пенелопа.Совершенно не слыша ее слов, он прижал ухо к груди Томми, молясь, пытаясь уловить хоть тихий стук. Но его молитвы, что случалось слишком часто, не были услышаны.— Сет?Он медленно поднял голову, встретив безжизненный взгляд Пенелопы.— Наш сын умер. Глава 26 Сет с беспомощным отчаянием смотрел, как Пенелопа завернула ребенка в шаль и стала качать. Хриплым монотонным голосом, совсем не похожим на ее обычное мелодичное сопрано, она начала петь:— Баю-бай, мой милый мальчик, пусть сладкий сон…— Милая, — вмешался Сет.— …окутает тебя. Баю-бай, спи спокойно всю ночь, и…— Пожалуйста, родная, послушай меня, — просил он. Поднявшись и сжав ее плечи, Сет попытался остановить ее.Ее голос сделался еще громче:— …Ты мое ласковое утреннее солнышко. Закрывай глазки, мой милый зайчик. И…Охваченный горем и чувством вины, Сет не выдержал.— Он умер! — закричал он, схватив ее за подбородок и заставив посмотреть себе в глаза в отчаянной попытке быть услышанным. Ее глаза были абсолютно пустыми. — Наш сын умер, — повторил он гораздо тише.— Слушай мою «Песню снов»! — Она почти прокричала эти слова: — Я желаю тебе счастья и радости. И… — Ее голос пресекся.Сет медленно опустился перед ней на колени, его руки скользнули по плечам Пенелопы, сжали ее пальцы.— Мне очень жаль, родная… очень жаль, — прошептал он, пытаясь пробудить мысли в ее взгляде. Но она смотрела на него невидящими, немигающими глазами. — Ты посмотри на меня, любимая, пожалуйста, — умолял он. — Ты…— Это моя вина, — перебила она с неестественным спокойствием.— Нет! Не стоит себя винить. Ты делала все…Но она не слушала его.— Это Бог наказал меня за то, что я не хотела своего ребенка.— Конечно, ты хотела его! Ты любила его! Это все видели! — страстно опроверг Сет.Она взглянула на него как на незнакомца, которого никогда не встречала прежде.— Сначала я не хотела его. Я ужасно проклинала его, когда носила. Я обвиняла его в том, что он разрушил мою жизнь.Пенелопа наклонила голову набок и посмотрела на Сета, всем своим видом напоминая ему воробья, который выпрашивает крошки.— Иногда, когда я читала об успехе другой певицы, исполнявшей партию, которая должна быть моей, я действительно ненавидела его.— Не надо… пожалуйста, — умолял Сет, каждое ее слово разрывало ему сердце.Но она не могла остановиться.— Я думала обо всем, что потеряла… аплодисменты, восторженные поклонники, вечера в мою честь, и я молила Бога забрать его из меня, чтобы снова вернулась прежняя жизнь. — Слезы покатились по ее щекам. — Я даже не могла представить, как буду обожать его… что мой дорогой Томми будет значить для меня. Бог наказал меня, заставив полюбить его.— Нет. — Сет покачал головой, что-то замерло у него в душе. — Любовь — это дар, а не наказание.Она кивнула, ее бесстрастное лицо сделалось мокрым от слез.— Любовь… да, это дар. Но подарить, зажечь эту любовь, чтобы потом отобрать ее, — это самое жестокое наказание, — Она уставилась на безжизненное детское тельце. — Мой бедненький. Ну, ну, тише, — запела она, поглаживая его по спинке и успокаивая, словно он был живой и плакал.Ужасно было все это видеть и слышать, невозможно вынести такое горе. Чувствуя, что он тоже потеряет рассудок от горя, как и Пенелопа, если это будет продолжаться, Сет осторожно попытался взять у нее ребенка. Она крепче прижала его к себе, свирепо взглянула на Сета, словно волчица, защищающая от охотника своего детеныша.— Пожалуйста, любимая, — тихо попросил он. — Позволь мне подержать моего сына. Она упрямо покачала головой.— Нет. Он только что уснул.Рыдание рвалось из груди Сета, но он сдержался, стараясь убедить ее:— Я не разбужу его, я обещаю. Я только хочу завернуть его во что-нибудь теплое, чтобы можно было отвезти его в город и показать доктору.Пенелопа крепче прижала ребенка к груди, ее лицо так исказилось от огромной скорби, что Сет удивился, неужели можно выжить после такой боли.— Снег, — выглянув в окно, прошептала она, в ее голосе звучала невыразимая безысходность. — Я обещала Томми привезти его домой до первого снега.Она снова посмотрела на неподвижный сверток в своих руках.— Прости меня, дорогой, — тихо произнесла она. — Прости, мне не удалось спасти тебя. — Я… — Она качнулась вперед, продолжая прижимать Томми к груди. Сет успел подхватить ее и крепко обнял.Он сидел довольно долго и держал на коленях Пенелопу вместе с сыном, покачивая их и безмолвно проливая слезы. Когда его слезы иссякли, он поцеловал Пенелопу в висок и прошептал:— Милая…Она даже не шевельнулась. Сет повернулся, чтобы заглянуть ей в лицо. Ее глаза уставились в одну точку, словно в трансе.— Пенелопа? — Он легонько потряс ее. Никакой реакции. Снова и снова Сет продолжал звать ее, то уговаривая, то требуя, то умоляя ответить. Все было напрасно.Замолчав, Сет посмотрел на ее бледное, отрешенное лицо, и его охватила паника. Она еще дышала, но казалась такой же мертвой, как и его сын.— Нет! — яростно воспротивился он. Он не мог потерять женщину, которую любил. Он уже был бессилен помочь своему сыну, но ей он должен помочь, он не позволит ей уйти.Когда он в раздумье смотрел на ее оцепеневшее лицо, из уголка ее глаза скатилась одинокая слеза. Ему показалось, что горе сковало ее изнутри, а эта слеза была немой мольбой о помощи.«Как мне помочь ей?» Ему хотелось просто кричать. Может, обратиться к доктору? Нет. Он понимал, что здесь бесполезны усилия даже миллиона докторов. Никакая медицина не способна излечить такое горе. Ему нужно было отыскать того, кто очень любил ребенка и потерял его. Кто перенес огромное горе и страдал так же, как сейчас страдала Пенелопа, кто мог бы подсказать ему, как ей помочь. Ему нужна…Его мать? Если она действительно любила его и потеряла, как утверждала, то неужели она не поймет, какое горе сковало Пенелопу? Может быть, ей удастся подобрать ключ, чтобы освободить ее от этого внутреннего оцепенения? Поможет ли она ему?Он должен попросить ее… он попросит ее… ради спасения Пенелопы. Он будет ползать перед ней на коленях и целовать ее ноги, если понадобится. Все, что угодно, лишь бы помочь любимой женщине.Когда он поднялся и осторожно усадил Пенелопу в кресло, голова у него закружилась, напомнив, что он не в состоянии броситься к чьим-то ногам.Голова у Сета разламывалась от нестерпимой боли, пока он одевался сам, а потом закутывал Пенелопу, собираясь в город. Она послушно выполняла все его приказания, двигаясь автоматически, словно находилась под гипнозом. Ни разу, даже когда он взял ребенка из ее рук, на лице ее не промелькнуло и проблеска мысли.Через полчаса они тронулись в путь. Пенелопа, совершенно обмякшая, как тряпичная кукла, ехала, прижавшись к груди Сета, в то время как ее лошадь, к седлу которой было привязано тельце ребенка, шла на поводу сзади.Сету это долгое путешествие по осеннему холоду казалось бесконечным. Никогда он не чувствовал себя таким разбитым, никогда ему не приходилось проявлять столько силы воли, как в эти долгие часы, когда он пытался удержаться в седле. Несколько раз, пока они медленно спускались по заснеженному перевалу, все мутилось у него перед глазами, а головокружение было таким сильным, что он оказывался на грани потери сознания. Дважды приступы тошноты заставляли его спускаться с коня на землю, где он лежал, содрогаясь от позывов сухой рвоты, причинявших ему невыносимую боль из-за сломанных ребер.Когда он уже думал, что не сможет ехать дальше, они добрались до моста через реку Платт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46