Он попытался заключить ее в объятья и поцеловать. Но от него несло пивом и слова его показались Гальвинте лживыми. Наигранное добросердечие мужа лишь усилило ее страх.
– Я умоляю тебя, – повторила она, – позволь мне уехать. Мы никогда не сможем быть счастливы друг с другом.
– Я не хочу, чтобы ты уезжала.
Но она продолжала настаивать, пока его не охватил гнев и он не принялся разбивать и ломать все вокруг.
– Я сказал, что ты останешься здесь, значит, ты останешься здесь. Я повелеваю тебе!
И разъяренный он ушел прочь, оставив ее в отчаянии. Она бросилась к большому мраморному кресту, который украшал ее комнату, и долго молилась. Она отказалась от ужина и совершенно подавленная легла в постель. Слез у нее больше не было. Долго она ворочалась с боку на бок и пыталась не слушать доносившийся из пиршественной залы шум оргии. Но вопли пьяных, пронзительный визг женщин и песни, которые они скорее ревели, нежели пели, доходили до нее. Долго молилась она о пути, который увел бы ее от этого человека, пугавшего ее. Когда он покинул покои, его лицо было искажено судорогой ненависти, причем он взглянул на нее с недоверием и угрозой…
После того как молитва принесла ей успокоение, она решила завтра утром послать гонцов к своей сестре Брунгильде, чтобы просить ее помощи и совета. Только волевая и деятельная Брунгильда способна помочь ей.
Утомившись от слез и молитв, Гальвинта забылась лихорадочным сном. Усталость была столь велика, что она уже не слышала шума, доносившегося снаружи, и не видела темной фигуры, с кожаным ремнем в руках, которая проскользнула около двух часов ночи в ее покои.
Бесшумно, как кошка, человек подошел к кровати на которой спала королева. Он склонился над ней и хладнокровно, дьявольски ловко обвил ее шею ремнем и что было силы стянул его. Глаза Гальвинты раскрылись неестественно широко, она хотела закричать, но крик застрял у нее в горле. Сведенными судорогой руками она потянулась к шее, дабы освободиться от смертельной петли, но убийца вскочил на постель и всем телом налег на нее… Спустя какое-то мгновение ее тело несколько раз дернулось и обмякло, а черные волосы в беспорядке свесились с кровати. Человек выждал некоторое время, убедился, что она мертва, затем не без труда высвободил глубоко врезавшийся в шею ремень и исчез так же бесшумно, как и появился.
Пьяный шум оргии не прекращался, но Гальвинта, чьи выпученные глаза уставились в темноту, уже не слышала его.
* * *
Во дворце в Метце на почетном возвышении восседал Сигиберт и взором, исполненным любви и гнева, смотрел на Брунгильду, которая кругами ходила по залу, изредка вздымая в отчаянии руки. Наконец, она остановилась напротив супруга и взглянула на него сверкающими глазами.
– Что ты сидишь здесь, господин мой? Разве ты не слышишь, что кровь моей сестры взывает к мести? Неужели франки столь малодушны и не ведают, что за кровь платят лишь кровью? Только кровь отмоет честь моего рода! Гильперих во дворце Суасона тешится со своей наложницей, которая потребовала кропи вестготской принцессы! А ты, супруг мой, сидишь здесь и…
Сигиберт глубоко вздохнул и рукой подозвал жену, чтобы она села с ним рядом.
– Я ничего не могу поделать, Брунгильда. Как бы это ни было тяжело для тебя, ты должна подчиниться нашему закону и тому решению, которое вынес мой брат Гонтран. Ты получишь выкуп, кроме того, Гильперих обязан вернуть приданое твоей сестры и те города, которые он подарил ей. Таков закон, и мы должны с этим смириться.
– За человеческую жизнь платят городами и золотом?! – горько воскликнула Брунгильда. – Да смерть Гильпериха и Фредигунды вместе взятых в полной мере не искупят смерть моей сестры!
Слезы стояли в ее темно-синих глазах, и она казалась королю еще прекраснее. И вправду, день ото дня Брунгильда хорошела. Как и у сестры, у нее были волосы цвета воронова крыла, но она была выше и лучше сложена, ее кожа была светлее и нежнее, чуть тронута румянцем на щеках, а глаза цвета весеннего неба. Ока обладала непревзойденным обаянием и отдавала себе отчет в том, какое действие на мужчин оказывает ее неотразимая улыбка. Кроме того, ее глубокий, тихий, чуть хрипловатый голос совершенно очаровывал Сигиберта, который уже понимал, что вскоре он не устоит и согласится с ее призывами к мести, несмотря на законы франков. Ради ее улыбки, ради ее счастья он был готов на любое безумие, вплоть до того, чтобы призвать всех к оружию и выступить против своего собственного брата.
Для представителя фракского племени Сигиберт был чересчур мирным и образованным человеком. Среди неукротимого большинства своих земляков он отличался исключительным спокойствием и самообладанием. Он читал великих латинских авторов и при его германском, варварском, дворе все жили по укладу древних римлян. Кроме того, он любил лишь одну женщину…
Брунгильда бросила испытывающий взор на своего мужа. Он был красив, силен, у него были ясный взгляд и юношеская улыбка, а черты мужественности придавали его облику лишь длинные светлые усы. Она любила его бесконечно и знала, как он любит ее. Неужели он все-таки решится напасть на своего преступного брата? Она уже хотела спросить его об этом, когда приподнялась завеса между колоннами галереи и появился один из самых знатных людей двора – граф Лупус. Он склонился перед королевской четой и заговорил:
– Смилостивись, государь, и не вини меня за дурные новости. Твой брат, Гильперих, нарушил клятву и взял назад те земли, которыми он собирался оплатить выкуп. Его сын, Кловис, овладел городом Тур, а другой его сын, Теодоберт, подступает к Лиможу.
Сигиберт покраснел от гнева, услышав эти новости, и почти грубо оттолкнул руку Брунгильды, которую перед этим держал в своей ладони. Он вскочил на ноги и в этот момент был похож на своего брата Гильпериха гневно пылающим взором.
– Если это так, – воскликнул он, – то он будет раскаиваться в этом всю оставшуюся жизнь! Более ничто не удерживает нас, мы выступаем в поход против этого негодяя, который когда-то был моим братом! Лупус, собирай войско!
Когда Лупус поспешно удалился, он подошел к Брунгильде.
– Ты будешь отмщена, моя любимая, более меня ничего не удерживает.
Большими шагами он покинул покои, чтобы присоединиться к своим людям. Оставшись одна, Брунгильда издала глубокий вздох.
– Лишь кровь смывает кровь, – прошептала она.
* * *
Германские орлы Сигиберта вихрем пронеслись по захваченным землям. Теодоберт, старший сын Гильпериха, был убит в Шаранте, а король Гильперих и Фредигунда бежали до самой Нормандии и расположились в городе Турней, который немедленно был осажден войсками Сигиберта.
В это время Сигиберт отвез Брунгильду в Париж. Он завоевал королевство своего брата, оно принадлежало ему, и он хотел провести несколько дней в отдохновении от трудов и забот во дворце, построенном императором Юлианом. Под защитой древних стен, в залах, одетых мрамором, королевская чета пережила истинные минуты счастья. Брунгильда была счастлива, ибо знала, что ее враг в западне и вскоре попадет им в руки.
Сигиберт был доволен своими походами и завоеваниями и был рад провести какое-то время со своей возлюбленной. Всему этому способствовала нежная парижская погода, и Брунгильда осталась там, в то время как Сигиберт отправился в Витри-сюр-Скарп, где намеревался объявить себя властителем обоих королевств. К тому же королева недавно произвела на свет дитя и чувствовала себя еще слишком слабой для утомительного путешествия.
– Я вернусь и положу к твоим ногам двойную корону Австрии и Нейстрии, – поклялся Сигиберт целуя ее на прощание.
С одной из террасе дворца Брунгильда видела, как он проехал под деревянным мостом в окружении своих телохранителей и отправился по пути в Сен-Дени.
* * *
В осажденном городе Турней Фредигунда тоже родила ребенка. Епископ города нарек его именем Самсон. Она чувствовала себя плохо и душой и телом. Город был полностью отрезан от мира, и хотя их защищали древние римские укрепления и высокие ограды из цельных стволов деревьев, ужасный конец был уже близок. Люди пали духом, и гнев Фредигунды увеличивался день ото дня, ибо ей приходилось видеть, как Гильперих равнодушно смирился со своей участью и ожидал гибели. Отныне он проводил большую часть времени в церкви, а не со своими воинами, и был обеспокоен спасением своей души так, как будто смерть должна была наступить завтра. Фредигунду возмущало это, ей еще так хотелось жить…
– Почему бы тебе не собраться с силами и не попробовать прорваться? – бросала она ему в лицо упреки каждое утро, когда он покидал спальню.
Вместо ответа он жестом призывал ее выглянуть наружу, где разбили свои лагеря австрийцы, к которым ежедневно примыкали в большом числе нейстрийцы.
Тогда Фредигунда решила, что раз Гильперих не собирается ничего предпринимать, она должна взять дело в свои руки. Среди преданных королю солдат она заметила двоих, которые провожали ее зачарованными взглядами, когда она проходила мимо их лагеря. Обоим было едва за двадцать. Они были сильны, честолюбивы и способны на любую глупость, их следовало лишь немного подтолкнуть. Однажды вечером она приказала позвать их обоих в свои покои.
К приходу воинов Фредигунда облачилась в длинный белый, вышитый золотом наряд, который застегивался на плече дорогой пряжкой. Когда юноши пришли, она возлежала на постели, а перед ней стояли золотые блюда и кубки, что свидетельствовало о предстоящем угощении.
Оцепенев от счастья, распираемые гордостью, молодые люди пиршествовали до поздней ночи. Подыскав подобающие жалобные слова, Фредигунда описала им участь несчастной, слабой женщины, обреченной на гибель. Затем она сообщила, что тщетно искала среди воинов, которые клялись в верности и преданности королю, ее супругу, людей, воистину являющихся таковыми. Все имевшееся у нее в запасе кокетство она обратила на двух несчастных юношей, которые были зачарованы блеском ее глаз и зовущими очертаниями прекрасного тела, прикрытого лишь легкой материей. Затем она дала им еще выпить. Но в вино подмешала порошок, который продала ей одна иудейка. Порошок этот настолько затуманивал сознание пьющего, что он превращался в опасное грозное орудие.
Три часа спустя опьяненные вином и любовью юноши были готовы сражаться с кем угодно, лишь бы снискать расположение этой женщины. Они поклялись исполнить все, что она пожелает. Тогда Фредигунда поднялась и подошла к сундуку, откуда извлекла два коротких меча с прекрасно отделанными золотом рукоятками.
– Возьмите эти мечи, – промолвила она, – и поезжайте в Витри, где находится двор Сигиберта, который хочет отнять у меня корону. Попытайтесь переговорить с ним с глазу на глаз и выдавайте себя за двух благородных юношей из Нейстрии, которые горят желанием служить ему. Когда же вы достаточно приблизитесь к нему, нападите и вонзите в него мечи. Но опасайтесь пораниться сами, ибо клинки отравлены.
Воодушевившись, воины поклялись с поднятыми руками исполнить все, что она приказала.
– Но чем, королева, вознаградишь ты нас за убийство Сигиберта? – спросил один из них. – Он могущественный владыка, и награда должна быть высока.
Фредигунда рассмеялась и потянулась, как кошка, на своем ложе.
– Я отдамся первому из вас, кто принесет мне меч, обагренный кровью Сигиберта, – ответила она.
Юноши покинули королевское поместье и принялись раздумывать над тем, как им уйти из осажденного Турнея незамеченными.
Едва они покинули ее покои, Фредигунда облегченно вздохнула и засмеялась. Вряд ли ей придется выполнить свое обещание, она сомневалась, что убийцы Сигиберта будут отпущены его вассалами с миром. А когда Сигиберт будет мертв, что сможет предпринять эта надменная Брунгильда, которая была ей ненавистна? Говорят, что она прекрасна, что она настоящая принцесса, которая счастлива в любви и удачлива в войне, но она назвала Фредигунду служанкой! Быть может, она еще попадет в руки Фредигунды и тогда эта дочь вестготского короля узнает, что из себя представляет дочь простолюдина.
Продолжая изобретать самые изощренные пытки для Брунгильды, Фредигунда заснула.
* * *
С великим трудом убийцы пробрались сквозь вражеское оцепление и, украв лодку, переплыли через Шельду. Затем им удалось украсть двух лошадей, и на следующий день они достигли Витри, где праздновалось провозглашение Сигиберта королем Нейстрии. Его посадили на щит, и на плечах своих вассалов он был трижды пронесен через город. Затем последовал торжественный пир.
Во всеобщем веселии бдительность людей притупилась. Новоприбывшие объяснили, что они знатные люди из близлежащих от города Турней поместий и желают поступить на службу к королю Сигиберту. Поэтому без всяких трудностей они вскоре предстали перед королем. Их даже не обезоружили, ибо меч был повседневной принадлежностью одежды благородных франков. Они вошли к королю и опустились на колени.
– Мы пришли сюда, повелитель, дабы подчиниться тебе и сражаться под твоими знаменами, если ты…
– Подойдите сюда, – промолвил Сигиберт, – и скажите мне свои имена.
Они подошли ближе, один слева, другой справа. Когда почти поравнялись с ним, выхватили мечи из ножен и вонзили с обеих сторон в короля. Истекая кровью, с ужасным воплем тот рухнул на пол. Убийцы пытались ускользнуть, но крик короля привлек внимание свиты. Одного из них зарубил Харегизель, слуга короля, другой погиб от множества франкских мечей. Но Сигиберт был мертв. Мечта Фредигунды сбылась.
В Париже Брунгильда узнала о смерти ее возлюбленного супруга и о последовавшей затем суматохе. Смерть короля посеяла панику среди людей, и большинство стремилось лишь к одному: как можно скорее возвратиться на родину, к Рейну и Мозелю. Осада с города Турней была снята. Нейстрийцы были свободны и, собравшись с силами, присоединились к войску королевской четы. Гильперих и Фредигунда победоносно завладели Нейстрией, и их войска двинулись по направлению к Парижу.
Граф Лупус стоял перед Брунгильдой и ожидал ее приказаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43