Скидки, советую знакомым 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 




Сергей Шведов
Остров Буян


Остров Буян Ц 1



Сергей ШВЕДОВ
ОСТРОВ БУЯН

* * *

Меня задержали на выходе из казино. Четверо плечистых молодых людей в два счета загнули мне салазки и наградили стальными браслетами, сухо щелкнувшими за спиной. Словом, операция захвата прошла на высоком профессиональном уровне, с чем я и поздравил своих новых знакомых. В ответ мне сунули под нос удостоверение сотрудника ФСБ, но, к сожалению, фамилию я прочесть не успел. Окружающие на мое пленение отреагировали индифферентно. То есть удивились слегка, но протестов не последовало. Да и с какой стати клиентам игорного заведения протестовать против ареста сукиного сына, пришедшего в казино, дабы набить карманы.
Я не сопротивлялся, ну хотя бы потому, что не чувствовал за собой никакой вины, банков я не грабил, людей не убивал и даже не изменял Родине с иностранными державами. Совсем уж безгрешным я себя назвать не могу, но и грехи мои не того уровня, чтобы ими занималась столь почтенная организация. Об этом я намекнул двум крепышам, которые обжимали меня с двух сторон в не слишком просторном салоне «жигулей». Ответа не последовало. Моих навязчивых спутников буквально распирало от чувства собственной значимости. Лица их прямо-таки окаменели в холодном и надменном молчаний.
Суетиться я не стал. Коли людям хочется поиграть в молчанку, то на здоровье. В конце концов, придет срок и каменные истуканы заговорят. Мне оставалось утешать себя тем, что попал я в руки сотрудников спецслужб, а не уголовников с их дурными манерами и пристрастием к насилию. Утешение, прямо скажу, было слабым, но тут уж ничего не поделаешь – чем богаты, тем и рады.
Между тем меня повезли за город. Не скажу, что это меня напугало, но заставило насторожиться. В голове даже мелькнула мысль о готовящейся расправе. Запросто могут вытрясти из карманов десять тысяч выигранных долларов, а потом бросить под куст с простреленной башкой. Искать меня не будут, это точно. Просто некому приставать с вопросами к компетентным товарищам: а куда это подевался наш дорогой и любимый Вадик?
Однако я напрасно так плохо думал о своих конвоирах. Люди оказались предельно дисциплинированными и кристально честными. И привезли они меня не к оврагу, а к богатейшему особняку, картинно расположившемуся среди вековых сосен. Здесь меня вытащили из машины и наконец обыскали. Оружия при мне не было. А что касается десяти тысяч долларов, то их старательно пересчитали и аккуратно положили в целлофановый пакет. После чего меня повели во дворец, бдительно при этом сторожа каждое мое движение.
Внутреннее убранство дома было под стать его внешнему виду. И пока я с интересом разглядывал мебель и висевшие по стенам картины художников-авангардистов, в просторном холле появился еще один человек, в котором можно было без труда вычислить особу высокого ранга. Возможно, даже генерала. А судя по тому, как вытянулись в струнку мои конвоиры, предо мной был по меньшей мере маршал.
– Сокольский, – назвал себя «маршал», – Станислав Андреевич.
– Чарнота, – в свою очередь представился я, – Вадим Всеволодович. Для хороших людей просто Вадим.
– Снимите с него наручники, – распорядился Сокольский.
Распоряжение было выполнено с похвальной быстротой. Этот человек, судя по всему, не терпел проволочек и держал своих подчиненных в ежовых рукавицах. Мне он не понравился. Лицо жесткое, а в глазах откровенная претензия на величие. Роста мой новый знакомый был среднего, возраста солидного, но, несмотря на годы, в его фигуре чувствовалась нерастраченная сила.
– Садитесь, господин Чарнота.
Я не стал разыгрывать жертву произвола, выражать протест, требовать адвоката и тому подобное, а просто сел на предложенный стул и приготовился слушать. Сокольский прошелся по холлу, заложив руки за спину. Конвоиры почтительно стыли у порога, поедая глазами впавшего в задумчивость начальника.
– Вы, вероятно, удивлены, господин Чарнота, нашим неожиданным демаршем?
– Удивлен, – не стал я спорить.
– А между тем мы следим за вами вот уже несколько месяцев. И пришли к выводу, что вы, Вадим Всеволодович, человек со странностями.
Честно скажу, слежки за собой я не замечал, но и причин не доверять собеседнику у меня тоже не было. В конце концов, передо мной были профессионалы, которым не составило, надо полагать, труда пасти человека, который и не думал конспирироваться. Вот только непонятно, зачем им потребовалось выслеживать обычного российского шалопая, занятого лишь собой и девушками.
– По нашим подсчетам, – продолжил Сокольский, – вы, господин Чарнота, за последние полгода выиграли в казино более миллиона долларов. Прямо-таки король выигрыша!
– Мне просто повезло.
– Допустим. Но, возможно, вы объясните нам, как попали в Монако?
– Я был не только в Монако, но и в Лас-Вегасе. А разве это запрещено законом?
– Законом это не запрещено, Вадим Всеволодович, но ведь у вас нет заграничного паспорта. Вы пересекали границы без виз. Хотелось бы знать, как вам это удавалось?
Вопрос был задан, что называется, по существу, но отвечать на него я не торопился. Ну, хотя бы потому, что и сам не знал на него ответа. Мне это удавалось, и всё. Я предъявлял чиновникам свой обычный российский паспорт и смотрел на них честными доброжелательными глазами. Как ни странно, но этого было достаточно. Наделенные полномочиями люди обычно шли мне навстречу. Такое происходило не только у нас, но и за пределами нашего замечательного отечества.
– Свет не без добрых людей.
– Нет, Чарнота, – отрицательно покачал головой Сокольский. – Вы не давали им взяток, это мы установили абсолютно точно. Вы гипнотизер?
– Очень может быть.
– Причем настолько сильный, что способны загипнотизировать даже неодушевленный предмет, – насмешливо проговорил Сокольский, – например, рулетку.
– Я играл честно. Просто мне дико везло. Я вообще везучий.
– Это я знаю.
Сокольский подошел к журнальному столику, стоящему у стены, взял какие-то бумаги и углубился в чтение. С моей стороны было бы невежливо отвлекать немолодого человека от важных, возможно даже государственных дел, а потому я скромно помалкивал, наслаждаясь прохладой хорошо проветриваемого помещения. Я, вообще, человек без претензий, но жару переношу с трудом. Наверное, потому, что родился и произрастал в довольно суровом и даже резко континентальном климате, где сорокаградусная жара скорее экзотика, чем повседневность. А в нынешнем году лето выдалось на удивление жарким, словно где-то там, в небесной канцелярии, перепутали Сибирь с Африкой. Впрочем, в Африке мне бывать не приходилось, и судить о тамошнем климате я могу только понаслышке.
– Это показания ваших однополчан, господин Чарнота. Как видите, мы старательно изучали все перипетии вашей пока еще недолгой жизни.
– Тронут, господин Сокольский. Не нахожу слов, чтобы выразить вам свою признательность.
– Бросьте кривляться, Чарнота, лучше объясните, почему вы живы?
– Вероятно, потому, что еще не умер.
– А вы должны были умереть, младший сержант Чарнота. Понимаете – должны! И вы, и ваши люди, все десять человек.
– Извините, что цел.
Сокольский вперил в меня свои поразительно синие глаза, словно пытался извлечь из моих мозгов нужную для себя информацию, но на меня подобные приемы не действуют. Я спокойно выдержал его взгляд, хотя, признаться, этот человек рассердил меня не на шутку. Мы, видите ли, должны были умереть! А я не хотел умирать в этом чертовом городе! И никто из моих ребят на тот свет не рвался. Но нас бросили в мясорубку, не спросив нашего согласия. И патроны у нас действительно кончились. Мы сидели в этом подвале почти четверо суток без воды и пищи. А до своих было всего каких-нибудь триста метров. Вот только метры эти простреливались со всех сторон. Надо было либо сдаваться, либо умирать. Мы выбрали смерть, скорее потому, что не верили в нее. Ну не могли мы умереть в неполные двадцать лет! Это было против всех законов, и божеских и человеческих. Другое дело, что война не признает ни те и ни другие. Наше счастье, что тогда мы этого не знали. Наверное, поэтому и спаслись. В нас строчили из автоматов и пулеметов, закидывали гранатами, а мы бежали босиком по свежевыпавшему снегу, как заговоренные. И не нашлось пуль, которые бы нас убили…
– Так что же это было, Чарнота? Чудо?
– Вероятно.
– Здесь у меня показания свидетелей. В том числе и тех, кто в вас стрелял. Они в вас стреляли, Чарнота, они палили в вас из всех стволов почти в упор. Десять мальчишек голой грудью пошли на пулеметы и остались живы. Почему?
– Нам очень хотелось домой. Можете вы это понять? Когда чего-то очень хочешь, то это сбывается.
– Всегда?
– К сожалению, нет.
– Вы искривили пространство, Чарнота.
– Шутите?
– Нет. Я просто хочу знать, как вам это удалось.
Честно говоря, я и сам бы хотел это узнать. Вот только спрашивать мне было не у кого. До этой войны я был самым обычным парнем. А там я стал везунчиком. На войне таких любят. За них держатся, за ними идут. За мной тоже шли, ибо я щедро делился везением со своими бойцами. Все ребята, которых я вытащил из проклятого подвала, вернулись домой живыми и невредимыми. Этим обстоятельством я буду гордиться всю оставшуюся жизнь.
– Поймите меня правильно, Вадим, я вовсе не желаю вам зла, но вы не такой, как другие, и в этом не только ваша, но и наша проблема.
– И чем же, по-вашему, я отличаюсь от других? Посмотрите на меня внимательно: голова, руки, ноги и всё остальное. Какого рожна вам надо, господин Сокольский? В чем вы пытаетесь меня обвинить? Да, я играю и выигрываю, ну и что? Многие играют и выигрывают. Я уцелел на войне, где полегло много хороших ребят, но я ведь не один такой счастливчик.
Сокольский снова зашуршал бумагами. Не знаю, что он, собственно, пытался в них еще обнаружить. Очередной компромат на меня? Но ничего существенного за мной вроде бы не числилось. Я вел пусть и разгильдяйский, но вполне обычный образ жизни. И никаких особых чудес я не совершал. Конечно, мне можно было впаять срок за незаконное пересечение границы, но, прямо скажу, это не бог весть какое преступление, и вряд ли человек такого ранга, как Сокольский, стал бы трепыхаться по столь пустячному поводу.
– Кто был ваш отец, Чарнота?
– Скорее всего, мужчина. А что, есть другие варианты?
Своего отца я действительно не знал, а моя мама погибла четыре года назад. Ее сбила машина. К сожалению, ни мне, ни гаишникам так и не удалось установить, кто же сидел за рулем черной «Волги». Но в любом случае это был подонок, который скрылся с места происшествия, не оказав помощи пострадавшей.
– Ваша мама была врачом?
– И очень хорошим врачом, смею вас уверить, господин Сокольский.
– В этом я как раз не сомневаюсь. Коллеги и пациенты называли ее колдуньей.
Я засмеялся. Ничего колдовского, конечно, в моей матери не было, за это я мог поручиться головой. Обычная женщина, хотя и на редкость красивая. Во всяком случае, так считали все наши знакомые. Для меня она была просто лучшим человеком на свете, а более мне и добавить нечего.
– Почему она не вышла замуж?
– Идите вы к черту, господа, с такими вопросами.
Сокольский извинился. Как человек воспитанный, он сообразил, что излишнее любопытство порой выглядит в глазах собеседника как самое натуральное свинство. А в планы генерала ссора со мной, видимо, не входила.
– Я ведь задаю вам вопросы не из праздного любопытства, Вадим Всеволодович. Кстати, по паспорту вы ведь не Вадим, а Вадимир. Не знаю, как сейчас, но тридцать лет назад подобные имена не были в моде.
– А когда они были в моде?
– Во времена языческие. Вы знаете, что это имя означает?
– Понятия не имею, – пожал я плечами.
– Вадить – значит очаровывать, околдовывать. Имя жреческое. Наши далекие предки более трепетно относились к своим именам, чем мы. Ибо считалось, что имя определяет судьбу человека.
– А имя Станислав повлияло на вашу судьбу, господин Сокольский? – спросил я насмешливо.
– Скорее да, чем нет.
– А что, кстати, оно означает?
– Имя Станислав можно перевести как «из стана славных», либо «из стана львов».
– А львы-то здесь при чем?
– В русском языке сохранилось слово «слава», что означает – «подобный льву». Именно поэтому наши предки называли себя славянами. Так кто же дал вам это странное имя – Вадимир?
– Мое имя не более странное, чем ваше, господин из львиного стана. Возможно, моя мама вычитала его из какой-нибудь книги. Она увлекалась историей.
– А если точнее, – поднял руку Сокольский, – Екатерина Максимовна Чарнота увлекалась древней историей.
– Ну и что тут удивительного? – пожал я плечами. – Мой дед был ученым-историком.
– И он пропал при невыясненных обстоятельствах во время одной из своих археологических экспедиций.
– Допустим. И что с того?
– Это произошло до вашего рождения. Ваша мать, тогда еще совсем юная девушка, была вместе с ним.
– Я не понимаю вас, господин Сокольский. Мама говорила, что дедушка утонул во время переправы через горную реку. Ударился головой о камень и захлебнулся. Его похоронили там же, в этих проклятых горах.
– Нет, Вадим. Тело вашего деда так и не нашли. Сохранился отчет об этой экспедиции, где черным по белому написано, что Максим Иванович Чарнота пропал без вести при невыясненных обстоятельствах. И через девять месяцев после его исчезновения родились вы.
– Ну и какую вы здесь видите связь?
– Я хочу сказать, что вы были зачаты во время этой экспедиции и тоже при невыясненных обстоятельствах.
Я засмеялся, хотя мне было совсем не смешно. Какого черта этот человек вздумал копаться в наших семейных тайнах? Мне, например, было всё равно, от кого меня родила моя мать, и я никогда не предъявлял ей по этому поводу никаких претензий.
– Мне бы очень хотелось знать, господин Сокольский, по какой причине меня арестовали и какие обвинения вы собираетесь мне предъявить?
– Мы вас не арестовывали, господин Чарнота, а просто задержали для выяснения некоторых обстоятельств.
1 2 3 4 5 6


А-П

П-Я