Агамемнон плакал:
– Менелай, если умрешь ты, я тоже умру от горя. Ни один из ахейцев не захочет больше здесь воевать, мы оставим Приаму твою супругу Елену, и я, отягченный великим стыдом, принужден буду вернуться в Аргос. Твои кости истлеют у троянских стен, а троянцы будут, надменные, их попирать со словами: «Где же Агамемнон, великий герой, что привел сюда войско ахейцев, а потом вернулся домой на пустых кораблях, оставив тело брата в чужой земле?…» Менелай, не умирай, если погибнешь ты, пусть земля подо мною разверзнется!
– Не бойся, Агамемнон, – отвечал ему Менелай, – и не пугай ахейцеа Видишь, стрела не вошла целиком в мое тело. Панцирь и пояс остановили ее. Это всего лишь царапина…
– О, если бы так, – сказал Агамемнон, А потом приказал позвать Махаона, сына Асклепия, знаменитейшего врачевателя. Глашатаи разыскали его среди воинов и привели к светлокудрому Менелаю, туда, где он лежал, истекая кровью. Рядом стояли все лучшие ахейцы. Махаон склонился над Менелаем. Вырвал стрелу из плоти и осмотрел рану. Выжал кровь и умело посыпал снадобьями, силу которых когда-то кентавр Хирон открыл по дружбе отцу его.
Они по-прежнему толпились вокруг Менелая, когда мы, троянцы, пошли в наступление. Мы подняли наше оружие, нам не терпелось пустить его в ход, И тогда мы услышали, как Агамемнон кричит своим людям:
– Ахейцы, вспомните прежнюю доблесть! Зевс не помогает предателям. Тела вероломных растерзают собаки и птицы, когда мы завоюем их город и увезем на своих кораблях их жен и детей.
Агамемнон оставил сомнения и жаждал свирепого боя. Мы шли на врага. И каждый что-то кричал на своем языке – в стане троянцев было много чужеземных союзников. Мы были похожи на стадо овец, блеющих на тысячу разных ладов. Ахейцы, наоборот, шли на нас молча. Слышны были только приказы вождей, невероятно, как все остальные им подчинялись: с почтением и молча. Они шли на нас, будто волна на скалистый берег, их доспехи переливались подобно пене морской, что разлетается брызгами над поверхностью воды.
Когда войска сошлись, раздался страшный скрежет щитов и копий – это воины на бронзовых колесницах яростно набросились друг на друга. Столкнулись выпуклые щиты, смешались в ужасающем грохоте крики радости и боли, вопли живых и стоны умирающих, и полились кровавые реки на пыльную землю.

Эней

Первым Антилох метнул копье в Эхепола. Пробив бляху косматого шлема, копье пронзило чело троянца, и тьма покрыла его очи. Эхепол грянулся на землю, будто высокая башня, средь яростной битвы. Тело убитого ухватил за ноги Элефенор, предводитель отважных абантов, и, спеша снять с троянца доспехи, потащил прочь с поля боя. Но, увлекая за собой труп, он не мог прикрываться щитом, и тут его в бок поразил медной пикой налетевший Агенор. Испустил дух Элефенор, и над его телом завязалась жестокая схватка: словно волки ахейцы с троянцами сцеплялись в борьбе за добычу.
Сын Теламона Аякс ударил юного Симоисия, он ударил его в правую сторону груди, пройдя насквозь, копье вышло через плечо, и герой повергся на пыльную землю, как срубленный тополь, засыхающий на берегу реки. Аякс совлекал с него латы, как вдруг Антиф, сын Приама, завидев его издалека, послал в него копье. Но промахнулся: копье угодило в живот Левку, Одиссееву другу, тащившему в сторону труп, и упал он – на мертвого мертвый. Увидев убитого Левка, гневом вспыхнул герой Одиссей. Приблизившись к телу, он искал глазами жертву. При виде него враги из первых рядов отступила Одиссей же с силой ринул копье и попал в висок Демокоонту, побочному сыну Приама. Вышло копье через другой висок, и тьма покрыла очи Приамида. Он рухнул на землю, и загремели на павшем доспехи.
Диор, сын Амаринка, был поражен острым камнем в правую голень над пяткой. Камень метнул в него Пирос, предводитель фракиян, раздробив ему кость и порвав сухожилие. Рухнул на землю Диор, он простирал к товарищам руки и умолял их о помощи. Но тут подоспел Пирос и вонзил копье ему в живот: внутренности вывалились наружу, и мрак окутал Диора.
На Пироса напал Фоас и, ударив копьем, пробил ему легкое. Он тотчас же вырвал копье из груди фракийца и, обнажив острый меч, нанес ему смертельную рану в живот.
Мало– помалу удача склонилась на сторону ахейцев. Каждый их вождь побеждал кого-либо из наших. Сперва Агамемнон, пастырь народов, сбил с колесницы великого Годия, вождя гализонов. Тот обратился было в бегство, но Агамемнон мощным ударом вонзил копье ему в спину. С шумом пал он на землю, и загремели на павшем доспехи.
Идоменей убил Феста, прибывшего из плодоносной Тарны. Сын меонийца Бора, он всходил на колесницу, когда Идоменей Девкалид ударил его в правое плечо своим длинным копьем. Опрокинулся на спину Фест, и окружила его ужасная тьма.
Пал от руки Менелая Скамандрий, отпрыск Строфия, славный стрелец. Сама Артемида, казалось, его обучила поражать диких зверей, населявших холмы и дубравы. Но ни богиня ему не помогла, ни его меткие стрелы. Менелай ему, убегавшему, в спину послал копье, и медное острие вышло из груди. Грянулся Скамандрий лицом в прах, его оружие зазвенело.
Мерион поверг Ферекла, зодчего, руки которого были опытны во всяком искусстве. Именно он строил прекрасные суда Париса – начало всех бедствий. Мерион преследовал его и, настигнув, ударил копьем в правую ягодицу, копье прошло под костью сквозь мочевой пузырь. С воплем пал троянец на колена, и Смерть осенила падшего.
Мегес сразил Антенорова сына Педея. Сын он был незаконный, но, угождая супругу, воспитала его мачеха как родного. Копье Мегеса проникло ему в затылок и, отрубив герою язык, вышло между зубов. Педей упал на пыльную землю, стиснув зубами холодную медь.
Эврипил лишил жизни Гипсенора, жреца Скамандра, чтимого народом как бог. Эврипил настиг убегающего Гипсенора и, ударив мечом по плечу, отсек ему руку. Окровавленная рука упала на землю, и очи троянца смежила беспощадная Судьба и суровая Смерть.

Пандар

Мы обратились в бегство, и бегущих настигала смерть. Хуже всего нам пришлось, когда в самой гуще сраженья появился Диомед, сын Тидея. Диомед – славный ахейский воин, его шлем и доспехи сверкали, он сиял как осенняя звезда, что отражается в воде, поднимаясь над Океаном. Сойдя с колесницы, он неистовствовал на поле боя, будто вышедшая из берегов под проливными дождями река. Никто уже не понимал, где он: среди троянцев или среди ахейцев. Он несся, как поток, удержать который не могут ни плотины, ни укрепленные мосты. Казалось, не существует силы, способной укротить: глядя на него, я мог поклясться, что кто-то из богов сражался рядом с ним. Я напряг лук, и стрела вонзилась ему в правое плечо, пройдя насквозь. Доспехи оросились кровью. Я воскликнул: «Трояне, ободритесь! Ранен аргивец моею стрелой!» Но тот не упал. Чуть отступив, он велел товарищу вынуть стрелу, алая кровь брызнула из раны. Сын Тидея вновь устремился вперед подобный распаленному яростью льву, чья сила от раны утроилась. Он ворвался в ряды троянцев, как лев врывается в стадо испуганных овец. Он поверг Астиноя и Гипенора. Первого он поразил копьем в грудь, другому мечом отсек руку. Он пренебрег оружием павших и кинулся за Абасом и Полиидом, сынами Эвридама, гадателя сновидений. Но им, уходящим на войну, родитель разгадать сновидений не сумел, Диомед сорвал с них доспехи и двинулся на Фенопидов Фоона и Ксанфа. Не было других детей у Фенопса, и отныне, после того как отнял у них жизни Диомед, старец обречен на скорбь и слезы. Тидид захватил Эхемона и Хромия, сыновей Приама, сражавшихся на одной колеснице. Напал на них, будто лев, ломающий шеи тельцам, и убил их.
Тогда Эней, пройдя сквозь строй троянцев, нашел меня:
– Пандар, где у тебя лук и крылатые стрелы? Где твоя слава? Ты видел, как тот человек неистовствует в гуще сражения? Ты видел, скольких героев он победил? Не есть ли он бог, раздраженный на троянский народ? Пусти же стрелу, порази его!
– Не знаю, не бог ли то… Но узнаю и хвостатый шлем, и щит, и коней Диомеда, сына Тидея. Я уже поразил его в плечо, а он снова вступил в битву. Я уповал, что поверг его, но… лук мой проклятый лишь проливает ахейскую кровь, но не убивает ахейцев. Нет у меня здесь коней, нет колесницы, чтобы сражаться.
Быстро отвечал мне Эней:
– Поднимись на мою колесницу, возьми вожжи и бич. Как приблизимся мы к Диомеду, я сойду на землю и сражусь с ним.
Я возразил:
– Лучше ты держи вожжи, ведь если мы побежим под натиском Диомеда, кони быстрее помчатся с привычным возницей. Управляй колесницей, а я его встречу с копьем.
Мы поднялись на сверкающую колесницу и пустили коней вскачь навстречу Диомеду. Лучше этих коней не было под солнцем: они были из той же породы, что и кони, подаренные Зевсом Тросу. В сраженьях они несли с собой ужас. Но Диомед не испугался. Увидев нас, он не побежал. Когда мы приблизились, я крикнул:
– Диомед Тидид, тебя не смирила моя пернатая стрела, ныне же испытаю тебя копьем!
И я с силой метнул свою пику и попал прямо в щит Диомеду. Острая медь, пробив щит, ударилась в броню. И снова я крикнул:
– Диомед, победа за мной, ты ранен в живот и насквозь!
Но он, не смутясь, возразил мне:
– Думаешь, ранил меня? Ты обманулся! Теперь ты живым не уйдешь.
Его копье вонзилось мне в голову у глаза, медное острие прошло между зубов и, перерубив язык, застряло в подбородке. И я рухнул с колесницы, – я, герой, – и мои пышные блестящие доспехи зазвенели, ударившись о землю. Бурные кони дрогнули. Силы оставили меня, а вместе с ними и жизнь.

Эней

Копье вонзилось ему в голову у глаза, медное острие прошло между зубов и, перерубив язык, застряло в подбородке. И он, герой, рухнул с колесницы, его пышные блестящие доспехи зазвенели, ударившись о землю. Силы оставили его, а вместе с ними и жизнь. Я испугался, что ахейцы похитят тело и доспехи Пандара. Я спрыгнул с колесницы и, подняв копье и щит, ужасным криком грозил убить каждого, кто приближался. Вдруг передо мной вырос Диомед. И совершил нечто неслыханное. Он поднял камень, какой, клянусь, не подняли бы и два человека. А он в одиночку поднял его над головой и кинул в меня. Он попал мне в ногу, где изгибается бедро. Острый камень разодрал мою кожу и порвал сухожилия. Я упал на колено, уперся рукой в землю, и черная ночь уже застилала мои глаза, как вдруг я осознал свою судьбу: я не умру ни в коем случае. Диомед пылал желанием умертвить меня и забрать мои доспехи, три раза налетал он на меня, но я по-прежнему был жив. Вокруг сражались другие троянцы, я слышал их крики:
– Не мысли равняться с богами, Диомед! Внезапно раздался голос Акамаса, вождя фракийцев:
– Сыны Приама, или не видите, что нужна ваша помощь Энею? Долго ли будем попускать ахейцам убийство троян? Быть может, пока не подойдут они биться к самым воротам Трои?
Пока кто-то тащил меня назад, я услышал царя ликийцев Сарпедона:
– Гектор, где твое мужество? Ты похвалялся, что можешь один с братьями защитить Трою без союзных ратей, без народа. Но из вас ни единого я на поле боя не вижу, вы попрятались, словно собаки, что почуяли льва. И лишь мы, чужеземцы, продолжаем сраженье. Посмотри на меня, я пришел издалека, здесь нет у меня ничего, что могли бы похитить ахейцы, но я призываю ликийцев встать на защиту Энея и отразить Диомеда. Ты же стоишь неподвижно и своих воинов в бой не зовешь. Скоро ж тогда и вы, и ваш город попадете в руки врагов!
Открыв глаза, я увидел, как Гектор с копьем в руках обходит дружины, ободряя и воодушевляя троянцев. Слова Сарпедона уязвили его сердце, и он разжег жестокую сечу. Троянцы вновь повернулись лицом к врагу. Данайцы, белые от поднятой в воздух копытами лошадей пыли, сомкнули ряды и бесстрашно поджидали их, застыв, как облака, что собрал тучегонитель Зевс в ясный день над горной вершиной.
Я Эней, и я не могу умереть. Я снова в бою. Раненый, но не мертвый. Какой-то бог, укрыв своим плащом, спас меня от врагов, а потом снова поместил в самую гущу сраженья. Передо мной оказались доблестные Крефон и Орсилох, братья, последовавшие на черных судах за Агамемноном и Менелаем. Я поразил их своим копьем, и они рухнули, подобные высоким соснам. Менелая при виде павших охватила скорбь. Покрытый сверкающей медью, потрясая копьем, он ринулся на меня. На помощь ему поспешил Антилох. Противостоять им двоим я не решился. Они увлекли тела Крефона и Орсилоха к ахейским дружинам и поспешно вернулись в передние ряды. Я видел, как они бросились на Пилемена и на его возницу Мидона. Менелай вонзил копье в шею Пилемена. Мидон повернул коней, но Антилох попал ему камнем по локтю, и белые вожжи, украшенные слоновой костью, выскользнули у Мидона из рук и упали на пыльную землю. Одним прыжком настиг его Антилох и ударил мечом в висок. Голова Мидона упала в песок, между тем как сам он продолжал стоять на колеснице, пока кони не сбросили его тело. Но вот приблизился Гектор, а за ним фаланги троянцев. Ахейцы, завидев героя, в страхе отступили назад. Гектор поверг Менесфа и с ним Анхиала. Аякс поразил Амфия, но не смог завладеть его доспехами. Лицом к лицу сошлись Сарпедон, вождь ликийцев, и Тлиполем Гераклид, огромный и сильный. Копья их разом полетели навстречу друг другу. Копье Сарпедона, вонзившись в шею, вышло с другой стороны, и темная ночь быстро покрыла очи Тлиполема. Но и сам Тлиполем ранил противника: рассекши бедро, острие проникло до кости. Друзья подхватили его и, не вынимая тяжелой пики, понесли прочь с поля боя. Одиссей, увидев, что умирает его друг Тлиполем, попытался настичь Сарпедона, дабы уничтожить его. Он убил ликийцев Керана и Аластора, Хромия и Галия, Ноемона, Алкандра и Притана. Он разил бы их и дальше, если б не увидел его грозный воин – блистающий шлемом Гектор, и не ринулся ему навстречу. Обрадованный Сарпедон воззвал к нему:
– Гектор! Умоляю, не дай мне лежать здесь добычей ахейцев, пусть я и умру, если так суждено, но в стенах твоего города.
Гектор ему не ответил, но понесся вперед, пылая нетерпеньем отразить врагов. Аргивская рать сомкнула перед ним фаланги, но в бегство не обратилась, а начала постепенно отступать лицом к противнику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16