А за ушком девушки алел крошечный свежий цветок.
Сварог пригляделся к празднующим. И точно: каждая из дам, с которыми мужчины вели себя чересчур обходительно, носила за левым ухом красный цветок, тогда как у остальных, следовательно доступных, прически не были украшены ничем - ну разве что деревянными обручами, чтобы волосы в глаза не лезли.
«Ага, - понял Сварог и приободрился. - Вот как тут у вас устроено! Если барышня несвободна, то она так об этом и заявляет. Сунула за ухо цветок - и каждый видит, что лучше не подходить, ничего не обломится. Умно!»
А веселье все не стихало. Веселье бурлило вокруг нескончаемым потоком красок, звуков и смеха. Кружились пары, наяривали музыканты, вино текло рекой…
«Нет, у нас бы давно нажрались и передрались», - подумал Сварог и поежился от странного ощущения: все, кого он знал и помнил, еще только должны были родиться через долгие тысячелетия, и погибшие еще не погибли… Пропасть, отделявшая его от прежней жизни, оказалась столь широка и бездонна, что рассудком совершенно не воспринималась. Тем более теперь, когда дикая музыка будоражила кровь, и все женщины казались прекрасными. Но та, что стояла поблизости, черноволосая, в красной рубашке и вышитой юбке, красавицей не казалась - она ею была. И юной девочкой она отнюдь не выглядела, так что Сварог, давно не имевший дела с юными, лишь приободрился. Одно смущало: она носила по цветку за каждым ухом.
Что бы это значило? Жена местного гетмана? Или ненавистница всего мужского рода-племени?
«Ну подойти и просто поговорить-то я могу! - попытался Сварог унять боязнь. - Без всяких там непристойностей!»
И он попросту подошел и спросил ни к чему не обязывающим тоном:
– Я тут стою и удивляюсь - вы красивая, но никто вас не зовет танцевать…
И спохватился - быть может, с точки зрения местных обычаев совершил какую-то жуткую бестактность, за что его тут же, не сходя с места, позовут «выйти на два слова». Он исподтишка огляделся - не косится ли кто-нибудь на него, хмуря брови, кусая ус и сжимая рукоять меча. Но нет: вокруг все так же бушевал неуемный праздник, а черноволосая открыто посмотрела ему в лицо, усмехнулась и сказала:
– Я колдунья. Многие меня побаиваются - просто так, без неприязни, по традиции…
– Как-то так получилось, что я колдуний не боюсь, - сказал Сварог. - Я ими даже восхищаюсь иногда. И сегодня тоже.
– А если мне на самом деле сто лет и я только прикидываюсь молодой?
– Быть этого не может, - сказал Сварог. - Я сам умею колдовать, так что…
– Колдовать ты не умеешь, - ответила она. - Ты просто выучил ровно столько, сколько тебе позволили, а это совсем не то… - Она рассмеялась, видя его легкую оторопь. - Теперь понимаешь, что такое - умение колдовать? Вот видишь, и ты испугался…
– Ничего подобного, - сказал Сварог браво. - Я просто огорчился. Раз так, ты прекрасно понимаешь, что у меня на уме, и пошлешь ко всем чертям…
– Чтобы понять, что у тебя на уме, не нужно быть колдуньей.
– И что? - Сварог вопросительно поднял брови.
– И ничего, - засмеялась она. - Любая колдунья - еще и женщина. И если ей не сто лет… - Она протянула руку. - Пошли в круг?
И они вошли в круг, понеслись в хороводе вокруг костра. Сварог выделывал руками и ногами совсем не то, что остальные, но никто не обращал внимания.
Главное было - попасть в ритм, не сводя глаз с ее улыбающегося лица, и это оказалось не так уж трудно. Труднее было уйти с площади незаметно.
До рассвета весь мир был лишь нежным теплом и запахом сена.
…Сварог пошевелился, зашуршало пахучее сено. Узкое горизонтальное окошко под самым потолком давало достаточно света, чтобы он мог рассмотреть ее лицо, ставшее строгим и печальным.
– Вот и все, - сказала она тихо, мягко отстранила Сварога, когда он потянулся к ней. - Вот и все…
– Но… - сказал он и замолчал, совершенно не зная, что еще сказать.
– Вот и все. Ты, конечно, можешь сказать, что безоглядно меня полюбил и непременно вернешься ко мне после ратных трудов… но ведь это будет неправда, верно?
– Верно, - сказал Сварог. - Я и сам не знаю, что со мной будет завтра…
– Вот видишь. Что бы с тобой ни случилось, сюда ты уже не вернешься. А если и вернешься, то только для того, чтобы вновь остановиться на ночь и утром ускакать дальше, на сей раз навсегда. Так что не нужно ничего обещать. Благо оправдываться не за что.
– Неловко как-то…
– Потому что ты еще не освоился в этом мире. Откуда ты, я не знаю, но чувствую - из страшного далека… Ни в чем себя не упрекай и не старайся усмотреть сложности там, где их не должно быть. Нам было хорошо - вот и все. - Она натянула рубашку на плечи, стянула шнурком на груди, ласково провела ладонью по щеке Сварога. - Нам было хорошо… Правда, мне еще и тревожно. Что-то недоброе впереди. Но здесь ничего иного впереди и ждать не может…
– Почему же вы отсюда не уйдете? - спросил Сварог.
– Потому что Фиортену - три тысячи лет. Когда-нибудь мы уйдем, но это будет в предпоследний миг… Понимаешь?
– Понимаю, - сказал Сварог. - А вы успеете почувствовать, что пришла пора?
– Успеем. Береги себя.
Она подняла руки, закинула за голову, и рубашка на ее груди натянулась… Сварог непроизвольно сглотнул и почувствовал в душе нечто такое… такое… словно и не был он сладостно опустошен этой ночью… «Околдовала она меня, что ли…» А колдунья развязала на шее шнурок, сняла что-то с груди и протянула Сварогу.
– Возьми. Не знаю, в какого бога ты веришь, но это всем помогало…
На черном шнурке покачивалась каменная фигурка, вроде бы изображавшая человека, но настолько окатанная, словно бы оплавленная временем и прикосновениями бесчисленных рук, что не понять уже, кого она в незапамятные годы изображала.
– Повесь на шею.
– Что это?
– Это алар. Дух-покровитель из тех времен, когда здесь еще не было Фиортена, когда лары еще не ушли за облака. Их находили в старых курганах, насыпанных еще до потопа и Шторма.
– До чего? - спросил Сварог.
– Ох, ничего ты не знаешь, я вижу…
– Ну почему же ничего,- пожал плечами Сварог. - Я знаю, что Шторм - это череда войн, катастроф и несчастий, после которой жизнь на земле пришла в упадок, а лары подались за облака…
– Как по писаному говоришь, - улыбнулась она. - А потоп случился лет за пятьсот до Шторма.
– А Вьюга что такое? - необдуманно спросил Сварог… и прикусил язык.
Глаза ее вдруг потемнели; она отвернулась. Молчала долго, и Сварог решил, что ответа не дождется, но колдунья вдруг проговорила тихо, глядя в потолок:
– Я очень хочу верить, что Вьюга - это всего лишь ошибка… большая ошибка. Потому что только думая так, я еще верю в людей… Но ты лар, ты не поймешь. - Она повернулась к Сварогу и кивнула на амулет. Сказала обычным голосом: - Надень на шею. Теплый, правда?
– Теплый…
– Он станет холодным, когда тебе будет грозить опасность большая, нешу-точная. Уберечь не сможет, но предостережет…
Сварог надел шнурок через голову. Теплая фигурка скользнула на грудь, пониже креста.
– Спасибо, - сказал он.
– А теперь иди. Тебя уже заждались. Где твой меч?
Сварог растерянно зашарил вокруг, разбрасывая сено, наткнулся на ножны.
– Ну вот, - засмеялась она. - Сразу видно, что ты нездешний. Меч всегда должен лежать под рукой…
Сварог нашел меч, неуклюже соскользнул с сена на земляной пол, застегнул пуговицы на кафтане, отряхнулся. Колдунья бесшумно оказалась рядом. Подарить ей в ответ что-нибудь, что ли, - мелькнула дурацкая мысль. Но ничего у Сварога не было - только наколдованная в Хелльстаде и до сих пор не выброшенная Звезда Героя. Не орден же дарить…
– Мы больше не увидимся, я знаю, - очень серьезно сказала колдунья. - По-этому постарайся поскорее меня забыть - чтобы посторонние мысли не мешали твоим делам. Тебе предстоит длинный путь, очень длинный - гораздо длиннее, чем тот, на котором ты стоишь сейчас. Есть в тебе что-то… что-то… я не могу это объяснить, просто будь осторожен - чтобы выполнить все то, что тебе предназначено. Обещаешь?
Он смог только молча кивнуть в ответ.
В воротах Сварог обернулся к ней, хотел сказать что-то нежное и серьезное, но не нашел слов.
Женщина прижалась к нему, гибкая, сильная, теплая, крепко поцеловала и отстранила, заглянула в глаза:
– Иди и не оглядывайся. Мужчины не должны оглядываться, иначе выйдет не к добру…
Сварог быстро шагал мимо просыпавшихся домов - зевали и лениво ворчали на него кудлатые собаки, в хлевах мычали коровы, в кухнях гремела посуда. Вставало солнце, и он вдруг вспомнил, что так и не узнал ее имени, да и свое не называл, но возвращаться, понятно, не стал - чувствовал, что этого никак нельзя делать. Да и не нашел бы дороги. Он прекрасно помнил ее голос, ее запах, ее тело, но дороги назад не нашел бы, как ни старался, не помнил ворот, мимо которых только что прошел, улочек, в которые только что сворачивал.
А ведь забывчивостью он никогда не страдал…
У деревенских ворот его ив самом деле ждали возле оседланных коней все шестеро спутников. Обошлось без мужских шуточек вслух, только боцман Блай хитро подмигнул - левым глазом, правым, левым, правым.
– Ну, приятное позади, - сказал капитан Зо. - Впереди теперь, увы, одно полезное, то есть насквозь опасное. По коням!
Он первым въехал в ворота и приказал:
– Рысью… Между прочим, в окрестностях и в самом деле болтались харланские конники, десятка два. Но очень быстро убрались в сторону Храма Ашореми. Что доказывает: Басс постарался на совесть.
Двигались шагом и реже - чтобы не утомить лошадей, смены-то не было - рысью. Пересекали перелески и пустоши. Поднимались на холмы и перебирались вброд через быстрые речушки. Привалы делали редко - подчас даже ели на ходу. Ночевали под открытым небом, сбившись в кучу вокруг костерка, укрывшись попонами, положив под головы вьючные мешки. Умывались и брились, когда выпадала такая возможность, - из фляг, в небольших лесных озерках, на берегу весело журчащих речек, перекатывающихся по скользким круглым камушкам на дне. Сварог с удивлением и удовольствием отметил, что ноги почти не болят, да и задница выдерживает долгий конный переход вполне стоически. Молодец старушка…
Ни одной живой души они по пути не встретили, даже редкий лесной зверь не бежал от людей сломя голову - лишь настороженно следил из зарослей. Значит, давненько тут человек не появлялся… хотя заросшие дороги отчетливо указывали на то, что некогда здесь в изобилии жил честной люд. И капитан Зо каждую ночь выставлял часового. Когда вечером распределял, кому и в какой очередности стоять на страже, Сварога он не поминал вовсе. В первый раз Сварог принял это за недоверие, ни словом не намекнул, но на лице, видимо, что-то отразилось. Капитан повернулся к нему и хлопнул по плечу:
– Голуба моя, ну что вы дуетесь, как юная служаночка на деревенском празднике? Пригласят вас еще танцевать, не беспокойтесь. Вы же понятия не имеете о здешних опасностях и сроду их не отличите от чего-нибудь жуткого на вид, но совершенно безобидного. Беда с этими графьями, право…
И Сварог согласился с ним.
Перед сном сидели у костра - травили байки, а то и просто молчали, слушая ночь. Когда было настроение, Сварог брал виолон, с которым даже в походе не расставался один из матросов по кличке Шестипалый, и задумчиво перебирал струны:
От самых дверей ведет дорога,
Все вдаль и в даль.
Ходил по ней и бедный путник,
и государь.
О, кто по ней куда пойдет?
И кто куда когда придет?
Уж не моя печаль…
Однажды во время привала штурман Борн завел с ним странную беседу, смысл и цель которой была Сварогу совершенно не ясна.
– Вы новичок, - негромко сказал Борн, задумчиво вороша веткой угли костра. - Зеленый, неопытный новичок. Хотя и воевали, хотя и прибыли из неуютных, надо полагать, мест. И пока мало что смыслите в наших делах. Возьмем, например, ларов. Конечно, в заоблачных замках красиво и привольно, сытно и беззаботно… Но, видите ли, лорд Сварог, это мир без будущего. В первую очередь потому, что лары способны держать земную жизнь под контролем, но не способны разумно ею управлять… - Он замолчал. Сварог молчал тоже - он понимал, что Борн хочет сообщить ему нечто важное. - Вот представьте остров, населенный полудикими жителями. Посреди - гора, откуда простреливается любой уголок. И вот на этой горе угнездился потерпевший кораблекрушение моряк с пулеметом, заставивший туземцев признать себя королем. Что касается силы - он и в самом деле может в любой момент перестрелять всех поголовно. А дальше-то что? Как он будет ими управлять? Он прибыл из более цивилизованных мест, ему невероятно скучно изо дня в день разбирать жалобы на потравившую огород соседскую свинью, мирить двух сплетниц или вводить новые проекты крыш для хижин. Он владыка, но король на горе - сам по себе, а его подданные - сами по себе.
– Но он же может цивилизовать, вести к прогрессу… - позволил себе возразить Сварог.
– А если ему этого не хочется? - быстро спросил штурман. Было видно, что этот вопрос волнует Борна всерьез и давно. - Если в этом случае его со временем лишат и пулемета, и власти? Если туземцы, научившись наукам и ремеслам, превзойдут своего короля - в прежней жизни не более чем недалекого боцмана? Конечно, я выбрал ни самый удачный пример, и все же он в какой-то мере передает сложившуюся ситуацию. Все сами по себе. Там, наверху, для одних смысл жизни в балах и развлечениях, для других - в удовлетворении любопытства посредством науки. И никому не хочется делиться могуществом с теми, что внизу. А на земле свои проблемы. Вот и получается замкнутый круг. Да что земля - взять хотя бы вас. Вот вы - лар. Однако в здешних делах, извините, полный профан. Вы ничего не знаете об истории Талара, о Шторме и Вьюге, о том, почему лары ушли в небеса и что было до них… Даже о нынешней расстановке политических сил вам ничего не известно.
– Ну почему же, - пожал плечами Сварог. - В Магистериуме меня кое-чему научили…
– И это оказались жалкие крохи, верно? Таков порядок вещей. Крохи магии, истории, науки. А самое печальное - что большинству и не нужно ничего, кроме крох.
Толстый сук в угасающем костре оглушительно треснул, сноп искр, похожих на рой огненных мух, кружась, взмыл в воздух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28