https://wodolei.ru/catalog/mebel/zerkala-s-polkoy/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


- Дорофеенко Москва вызывает.- металлическим голосом сообщила телефонистка.- Москва на проводе.
- Давайте.
Дорофеенко устало зевнул. Из трубки донеслось мычание.
- Слушаю, хэллоу. Кто это?
- Толик... м-м-м... Толик...
Он опять зевнул.
Мало людей называли его, поседевшего, степенного человека, Толиком. И он без труда различал их. Но тут не смог.
- Толик, это Пал Палыч.
- Пал Степаныч? Здравствуй, батенька. Что же монографию задерживаешь? Рассержусь!
- Нет, Толик, это Пал Палыч, учитель географии из твоей... из вашей школы.
- Пал Палыч? Ну как же, как же, помню. Чем могу служить?
- Вы, м-м-м... извините меня, голубчик, что беспокою. Я помню, у вас поясное время.
- У вас тоже поясное время. И у всех поясное...
- Я хотел сказать, у вас поздно. Может, разбудил?
- Пустяк! А в чем дело?
- Что?
- Пустяк, говорю.
- Нет, не пустяк. Разница во времени три часа. Но у меня завтра последний урок... м-м-м... в моей жизни. Меня... Я на пенсию...
- Поздравляю с заслуженным отдыхом. Помню, как вы беспощадно тройки мне вкатывали. За дело, ничего не скажешь, за дело.
Несколько искусственно хохотнув, Дорофеенко поднялся, одной рукой накинул халат.
Ему ежедневно приходилось общаться со множеством людей, и по первым вежливым фразам он умел угадать, что человеку нужно. Это помогало сэкономить время. А тут, наверное, со сна, не мог он усечь, зачем позвонил учитель.
- Все знают, Толя, что вы мой самый талантливый ученик.
- Полноте!
- Прости старика. Я читал в газете, что ты чуть не каждый день в Москве. А завтра? То есть у вас, в Новосибирске, сегодня?
- В Москву? Я там должен быть в четверг на президиуме, потом останусь гастроли французов поглядеть. Утром, стало быть, среда?
- Прилетай на день раньше, загляни в родную школу. Вроде как торжество.
- Торжество, говоришь?
- Может, с билетом сложно?
- Чепуха! Когда урок-то?
- В тринадцать десять по-московскому. В школе тебя очень любят, Толя.
- Точно обещать не могу, попробую. Кабы, батенька, заранее... Я ведь себе не принадлежу.
- Для всей школы твой приезд будет праздником!
- Ладно, уговорил, Пал Палыч, уломал, будь по-твоему.- Дорофеенко и не заметил, как соскользнул на привычное административное "ты".- Пока!
- Закончили разговор?- спросила телефонистка.- Разъединяю.
Дорофеенко сбросил халат, лег на спину. Жена делала вид, что не просыпалась.
Он медленно снял очки и очутился в той проекции, о которой совершенно забыл. Старый московский переулок, школа, парадное с оторванной дверью, война... Небось, все посносили, а школа стоит. Да, утренним рейсом он вполне успеет. Встретят, как положено. Пионеры будут салют отдавать, подарят цветы, которые никогда не знаешь, куда сунуть, и все прочее. Сколько раз принимал он подобные почести в других местах - везде одно и то же.
Пал Палыч казался немолодым, когда Дорофеенко еще учился. Сколько ему нынче? Почему я пошел в данную отрасль - благодаря ему или вопреки? Или он просто ни при чем? Вот выйду на пенсию - обдумаю этот вопрос в мемуарах. Последний урок... А ведь, с другой стороны, и у меня тоже это будет: последний труд, последнее выступление по телевидению, последний международный конгресс, последний путь... Как говорится, за себя написать ничего не успел: сперва писал за других, а теперь другие за меня.
Руки Дорофеенко лежали скрещенными на груди, и он снял их. Как сказал однажды Лев Толстой, не спрашивай, зачем жить, спрашивай, что мне делать. Неплохо бы уважить старика. Нужно всегда оставаться людьми, в любом ранге, да мешает суета. Мы - жертвы. Наука поглощает нас целиком. Завтра бюро обкома - обойдутся, как бы только Темякин не перебежал дорогу с поездкой в Испанию. Прием англичан - это перепоручу. Что еще важное?
- Полетишь, Толь?- рассеянно спросила жена, привыкшая к непрерывным его вояжам.
- Знаешь ведь...
Он не договорил и погасил лампу.
4.
С утра Пал Палыч сходил в прачечную, взял накрахмаленную рубашку, которую не любил, потому что она натирала шею. Он заварил и выпил крепкого чаю, как всегда, с кусочком сыра без хлеба. Взял под мышку портфель, дошел до двери и вернулся. Положил портфель на место, на табуретку возле стола, и отправился просто так.
В школе мирно текли уроки. Коридоры пустовали. Гулко отдавались шаги, да уборщица тетя Настя брякала ведром. Из-за дверей доносились знакомые голоса учителей.
- Пал Палыч, миленький, где же вы?- пропела завуч, выкатившись ему навстречу и артистически всплеснув руками.- Полковник волнуется, скорей к нему!
Какая Марина Яковлевна сегодня нарядная. Она счастлива, чего там, только прикидывается грустной. Муж - начальник цеха на заводе, почтовом ящике, троих детей нарожала - редкость по нашим временам, дело любит.
Комарик зашел в кабинет директора, пожевал губами и пробурчал:
- М-м-м... Приедет, весьма возможно, Дорофеенко.
- Ого!- удивился Гуров и встал.- Ай да Палыч! Как говорится, комментарии излишни.
Было от чего ахнуть Гурову: лауреат, член ЦК, президент какой-то международной ассоциации борьбы за мир, почетный член нескольких академий Европы нынче собственной персоной будет в школе. Старик врезал в яблочко. Конечно, академика надо встретить, как положено. Для коллектива огромный положительно воздействующий фактор!
Директор приложил кулак ко рту, посмотрел на учителя и вдруг пожалел, что плохо о нем думал.
- Обрадовал ты нас сообщением, Палыч.- сказал он.- Очень обрадовал. Иди, спокойно готовься к уроку, мы сами все организуем. Единственная просьба: не забывай про высокий идейный уровень. Не надо нам Голландии и уж тем более Калифорнии, сам понимаешь. Дави больше на наши достижения, на патриотизм... Да, попроси ко мне завуча.
Когда дверь за учителем закрылась, Гуров открыл сейф. В нем стояло несколько бутылок коньяку и коробка конфет для почетных гостей: событие придется, как положено, завершить в кабинете. Директор вытащил початую бутылку коньяку, плеснул в стакан небольшую дозу, проглотил, чмокнул, закусил шоколадной конфеткой, запер сейф и снял трубку. Он набрал номер, соединился со знакомым в "Вечерке" и сообщил суть дела.
- Оценил? Тогда быстрей присылай сотрудника, можно и фотокорреспондента.
Вбежала, запыхавшись, Марина Яковлевна.
- Куда вы все запропастились?- спросил директор.- Лозунг готов?
- Все-все нормальненько.
- Текст продумали?
- Очень сердечный, как вы велели. Написали: "Прощайте, дорогой учитель Павел Павлович!"
Гуров поморщился.
- Что-нибудь не так?- встревожилась Марина Яковлевна.
Директор потер пальцами, словно ощупывая лозунг.
- У-у-у, вас могут неправильно понять, не чувствуете? Срочно снимите с урока десятиклассников, пускай перепишут: не прощайте, а - до свидания. У нас же не похороны. И потом это... "дорогой учитель". Знаете, кто у нас учитель? А вы Пал Палыча так называете. За это опять нагоняй. Нет уж, с меня хватит. Значит так: "До свидания, Павел Павлович". Ну, можно еще восклицательный знак. И больше никакой самодеятельности! Выполняйте.
Кивнув, Марина Яковлевна побежала было обратно. Полковник прав, глупо написали. Как она сама не сообразила?
- Кстати.- окликнул директор, предварительно окатав глазами ее обтекаемый задик.- А что с цветами?
- Деньги собрали. Букет с рынка ребята уже притащили. Не очень эффектный, да уж какой добыли.
- Попрошу вас.- Гуров сделал паузу.- Букет для вручения разделить, сделать два.
- Два?!
- Два. Приедет академик Дорофеенко.
- Боже мой!
- Поменьше эмоций, побольше дела. Найдите старшую вожатую. Пусть подготовит пионеров для встречи, как положено. Отмените урок, но чтобы всех одеть - белый верх, темный низ и при красных галстуках. Горниста и знамени, я думаю, не надо, не тот случай. Вызовите секретаря комсомольской организации. Надо оповестить комсомольцев, чтобы у всех были на груди значки. Проследите лично.
Порозовев от волнения, Марина Яковлевна хотела что-то спросить, но Гуров жестом дал понять, что дальнейшие разговоры неуместны. Он проверил, закрыт ли сейф, запер кабинет и направился в учительскую.
Народу там набилось битком, и гул стоял ничуть не меньше, чем в коридорах на перемене. Учительницы начальных классов детей отпустили и все явились как одна. Предметники, даже те, кто хотел увильнуть (и без того дел полно), или те, кто, вслух не высказываясь, отрицательно отнесся к уроку (это панихида какая-то!), все же, боясь гнева полковника, заглянули в учительскую. Свои и гости гнездились кучками. Инструктор из райкома стоял особняком с выражением большой ответственности на моложавом, но заплывшем от недостатка двигательной активности лице.
Чужие шепотом спрашивали своих, где академик, а те пожимали плечами. Корреспондент из "Вечерки" рассказывал заведующему роно, как несколько лет назад в газете проскочила ошибка. Вместо слов "пионер космоса" в газете чуть не напечатали "старпер космоса" - наборщик пошутил.
- Небось, снизили бы вам оценку за дисциплину.- пошутил, в свою очередь, завроно.
- Редактора бы снизили.- мрачно сказал корреспондент.- Между прочим, почему у вашего учителя такая фамилия? Он что, с пятым пунктиком?
- Не, он по паспорту чистый.- быстро ответил завроно.
- Читателям его паспорт не виден. Мне-то все едино, но редактор закривляется.
Вновь вошедшие подходили к Пал Палычу, который старался держаться в стороне. Жали руку, хлопали по плечу, желали успеха в личной жизни. Он всем кивал и виновато улыбался, обалделый от почестей.
- Стулья в класс затащили?- крикнул кто-то.
- Отнесли, отнесли.- успокоила Марина Яковлевна.
- Еще отнесите.- распорядился Гуров.- возьмите из актового зала.
Гуров, сжимая в ладони связку ключей, стоял в дверях, одной ногой в учительской, другой в коридоре, чтобы быть в курсе всего происходящего.
Ровно в тринадцать десять уборщица тетя Настя в надетом поверх зеленого цветастого платья синем мужском пиджаке с медалью за победу над Японией вытерла подолом руки и с неизвестно откуда взявшейся военной выправкой, печатая шаг, подошла к выключателю звонка.
- Подожди.- остановил ее директор, глядя в конец коридора.- Я скажу, когда начать.
- Дык время же!
- Время подождет.
Он наклонился к завучу:
- Пионеры у входа выставлены?
Марина Яковлевна испуганно развела руки:
- А как же! Все нормальненько...
- М-да-а...
- Класс на взводе, Пал Палыч тоже не железный.- тихо пропела она.Может, отложим урок, то есть перенесем?
- Скажете тоже!- Гуров поморщился, оглядел учительскую и приглушил голос: - Тут люди из райкома, из роно, из других школ... Ладно! То, что Дорофеенко опаздывает, в целом еще лучше. Он войдет в сопровождении пионерского строя прямо во время урока. Улавливаете мою мысль? И это будет торжественный и эффектный воспитательный момент: встреча учителя и ученика на глазах детей и общественности. Возвращение блудного сына. Это я шучу, конечно, вы поняли? В общем, начнем! Вас я прошу остаться у входа и лично следить за встречей академика.
- Остаться?- Марина Яковлевна всплеснула руками, и глаза у нее поглупели.- А урок?
- Да не имеем мы права ставить личные желания выше долга. Настя, давай!
- Звони, тетя Настя, звони! Что ты по сторонам зеваешь?- приструнила ее Марина Яковлевна.
Директор повернулся ко всем:
- Даем звонок. Прошу, товарищи!.. Пал Палыч, дорогой, ты готов? Тогда вперед иди, вперед!..
- Почетный-то гость ваш где же?- спросил корреспондент.
- Не волнуйтесь.- успокоил Гуров.- Всему свое время.
Настя по привычке вытерла ладони о платье и подняла руку, будто давала команду "Огонь!" орудийному расчету. Щелкнул выключатель, но звонка не последовало.
- Опять заел, проклятый! Уж сколько раз просила отремонтировать, а толку-то что.
Она стала тормошить выключатель, стукнула кулаком по боку. Учительская заулыбалась.
- Не хочет школа спешить с твоим уроком, а, Палыч?- сказал завроно.
Комарик стоял весь белый, а тут вдруг покраснел, будто это он был виноват, что звонок не работает.
- Извините.- прошептал старик.
Наконец Настя хитро шлепнула ладонью по выключателю снизу вверх, и звонок вякнул, замолчал, а потом зазвонил как полоумный, оглушая всех.
Комарик в коричневом костюме, дурманящем нафталином, неуверенной походкой двинулся из учительской, неся в руках указку.- не как пику, как тросточку. Марина Яковлевна пожала ему локоть и прошла с ним несколько шагов. Он рассеянно кивнул ей.
По только что вымытому Настей коридору, где рядом с Дарвином, Ломоносовым, Менделеевым и Мичуриным розовело строгое и более значительное, чем все остальные, лицо академика Дорофеенко, за учителем потянулась процессия. У двери девятого "Б" старик остановился, пропуская общественность.
Класс, переутомившийся от ожидания, загрохал партами и вытянул шеи навстречу входящим. Ученики с ехидцей смотрели, как гости, толкаясь, усаживаются. Завроно грузно втиснулся за парту рядом с корреспондентом. Принесенных стульев не хватило, и ученики сами начали вставать с последних парт и подсаживаться третьими вперед.
Когда Комарик вошел, в глаза ему бросилось красное полотнище, на котором было написано белыми буквами: "До свидания, Павел Павлович!"
- Здравствуйте.- хрипло сказал он.
Засмеялись каламбуру, захлопали. Отличница Сарычева, в пионерском галстуке и с комсомольским значком на недетской груди, распирающей школьное платье, подняла руку и, не ожидая разрешения, спросила:
- Пал Палыч, а правда, что приедет Дорофеенко?
Она хотела угодить, но Комарик пробурчал что-то невнятное, сел за стол и уткнулся в журнал. Сарычева повела плечами и оглянулась на директора. Тот, отрицательно качнув головой, приложил палец ко рту.
В горле у Пал Палыча першило, от напряжения слезились глаза. Опасение сказать что-нибудь идеологически неверное сверлило сознание. Как назло, заболел зуб, который давно надо было удалить. Учитель все время поправлял очки, они мешали, больно давили на переносицу. Радуются, что ухожу, вдруг мелькнуло у него. И никак не мог отогнать эту мысль, хотя в нее не верил.
С трудом он отметил, кого нет, оглянулся, на месте ли политическая карта мира. Хорошо, хоть она висела на месте.
1 2 3


А-П

П-Я