Дессикатированные яйца (эмбрионы) беспозвоночных животных могут выжить в подавляющем большинстве случаев, тогда как аналогичные яйца (эмбрионы) позвоночных животных, как правило, не выживают. Не очень хорошо яйца переносят и замораживание, но сперматозоиды в таких условиях великолепно выживаютнапример, в банках спермы. Дессикатированные яйца и замороженная сперма представляют собой подлинное состояние замедления жизнедеятельности. Они не просто находятся в «покое».
Около тридцати лет назад я побывал на лекции великого Уильяма Брэгга, которую он читал в Королев-. ском институте Лондона — я до сих пор не вполне понимаю, о чем там шла речь. Боюсь, в своих впечатлениях от лекции я не одинок, так как она представляла собой нечто вроде базиса для какого-то затяжного и безумного эксперимента, более приемлемого в наше время, и если описывать его подробно, неизвестно куда это может нас завести.
Демонстрационная часть была очень простой — сэр Уильям приготовил четыре аквариума, несколько «золотых» рыбок, длинные щипцы, резервуары с горячей и холодной водой и жидкий водород. В аквариуме номер 1 находились «золотые» рыбки, в аквариуме номер 2 был жидкий водород, в аквариум номер 3 он налил горячую воду, в аквариум номер 4 — холодную.
Сэр Уильям выловил упитанную «золотую» рыбку и кинул ее в аквариум номер 2 с жидким водородом. Затем он подцепил рыбку щипцами и бросил на стол. «Золотая» рыбка превратилась в пыль.
Он поймал другую рыбку, опустил ее в водород и потом бросил в аквариум номер 3 с горячей водой. Рыбка взорвалась.
Он снова повторил процедуру, однако на этот раз бросил замороженную и одеревеневшую рыбу в холодную воду. Она вначале опустилась на дно, а потом медленно поднялась наверх; рыбка напоминала безжизненную кучку мусора. В огромной аудитории воцарилась мертвая тишина. Потом рыбка вздрогнула, и через несколько минут она уже безмятежно плавала в аквариуме, шевелила жабрами и искала корм.
Это был экстремальный случай искусственно вызванного замедления жизнедеятельности. Но что произошло на самом деле? И случается ли такое в природе? Очевидно, да. Известны случаи замораживания животных, стоящих на лестнице эволюции ниже рыб и лягушек (а также рыб и лягушек) — причем они вмерзали в лед очень надолго, — которые затем оживали.
Есть еще множество историй времен колонизации Америки о замораживании старушек на зиму. Все сводится к следующему:
В связи с нехваткой пищи и отсутствием приспособлений для ее хранения, кто-то предложил, что семья легче переживет зиму, если сумеет избавиться от лишних ртов. Таким образом, любимых всеми членов семьи, кто в силу возраста или физической немощи не участвовал в добыче пищи, постепенно и планомерно замораживали, укладывая на ледяном сквозняке до тех пор, пока они не впадали в коматозное состояние. Затем их перекладывали на ложе из присыпанных снегом сосновых веток, сверху также засыпали снегом и устраивали заграждение из бревен, чтобы до любимцев не добрались медведи и другие хищники. И, как утверждают легенды, в таком состоянии замедленной жизнедеятельности они пребывали до самой весны. Это всего лишь «россказни», заметьте, но в чем-то они убеждают.
Правда это или фальсификация, но в идее нет ничего невозможного. Сегодня уже вовсю проводятся эксперименты, в ходе которых должно выясниться, возможно ли глубокое замораживание космонавтов для дальних полетов.
Падение температуры в какой-то определенный момент инициирует включение механизма «спячки». Есть множество видов такого состояния, от хронической зимней сонливости медведей до полнейшей неподвижности некоторых летучих мышей, которые находятся при столь низкой температуре, что на их шерсти может образовываться иней.
Летняя спячка — совершенно иное дело. Она обусловлена главным образом отсутствием воды, на что иногда накладывается увеличение средней температуры воздуха. Считается, что многие животные пустынь погружаются в летнюю, спячку для того, чтобы выжить. С другой стороны, мы не до конца знаем, что делают эти животные во время длительных периодов засухи, которая поражает почву. Часто даже на не очень большой глубине уже достаточно прохладно, и в таких норах вполне благоприятная влажность; очень многие животные пустынь могут подолгу обходиться без питьевой воды, так как их тела практически не испаряют влагу.
Жара в сочетании с духотой может вызывать у нас сонливость, но жара как таковая обычно не стимулирует замедление жизнедеятельности и даже не клонит в сон. Напротив, она, скорее, возбуждает. Вотдессикация действительно приводит к крайним формам замедления жизнедеятельности.
Замедление активности животных, частичное или полное, делится на два совершенно различных типа — при первом вещество тела практически не изменяется, при втором это происходит. Австралийские лягушки и африканский протоптер представляют первую разновидность, а тихоходки — вторую. Именно вторая группа и окутана тайной, поскольку здесь.происходит практически полное прекращение жизнедеятельности, а не просто замедление этого процесса.
Когда Левенгук сообщил о феномене, это вызвало настоящую бурю всевозможных домыслов и предположений. Вначале была выдвинута гипотеза, что дессикатированные останки каким-то образом продолжают дышать. Но эта мысль была отвергнута, так как они хранились почти в полном вакууме. Затем предположили, что они адсорбируют солнечный свет — аналогичное явление происходит при фотосинтезе в растениях. Однако ликвидация освещения и экранирование от возможного излучения других типов также ничего не дали. После этого пытливые умы прошлого столетия, по-видимому, успокоились.
Затем настала очередь пьезоэлектричества, или электрической поляризации, вызываемой давлением на кристалл или давлением в кристалле — неугомонные исследователи теперь начали размышлять в несколько ином направлении. Ибо к тому времени они уже пришли к выводу, что все животные являются по сути дела «приспособлениями», приводящимися в действие электричеством.
Но у нас остается вопрос: что же такое жизнь? Почему мы давно и упорно склоняемся к мысли, что это нечто такое, не имеющее отношения к материи?
Паук или его родственница тихоходка, вне всякого сомнения, живые существа, однако попробуйте охарактеризовать это состояние. Камень не производит впечатления чего-то живого, и тем не менее камни (если это не аморфные минеральные массы вроде обсидиана или кремня) состоят из кристаллов, а кристаллы рожда» ются, растут, питаются, выделяют продукты переработки, могут производить потомство — даже близнецов — и умирают. По-видимому, они даже обладают внутренней энергией, которая проявляется хотя бы в форме пьезоэлектричества. Таким образом, когда тихоходка высыхает и становится частично кристаллическим, частично аморфным пластичным органическим материалом, она, видимо, сохраняет свой энергетический потенциал. «Но ведь почему-то никто не высказывает нелепое пред* положение, что, возможно, «жизненная сила» покидает эти существа (она уходит во время или в какое-то другое измерение) и дожидается, когда по нашей прихоти (или по капризу матери-природы) «сделается влажно» и «жизненная сила» вернется к этим маленьким сморщенным созданиям.
Следовательно, жизнь является неотъемлемой составляющей материи, но проявляет себя «организованно», в соответствии с составом данной материи и, возможно, как сказал Гаутама Будда, в соответствии с предназначением этой материн.
Не может быть двух совершенно одинаковых предметов — хетя бы просто потому, что они обязательно будут состоять из различных наборов отдельных молекул, атомов и т.д. Таким образом, каждый будет обладать — только одному ему присущей «индивидуальностью». Невероятно сложная материя тел животных, например лошадей, состоящая из цепочек всевозможных органических молекул, вероятно, обладает более высоким энергетическим потенциалом, и потому все те же лошади ведут себя как несомненно живые существа. Простые тела вроде камня, состоящего из слюды, кварца и полевого шпата, имеют очень простые энергетические характеристики, которые мы лишь совсем недавно стали обнаруживать при помощи самых новых чувствительных приборов.
Замедление жизнедеятельности может оказаться всего лишь временным отключением, запиранием или «торможением» энергетической схемы материального существа, происходящим в результате одного из множества сугубо физических процессов.
Мы так и не знаем, что такое жизнь. Вполне возможно, что это некое четвертое измерение материи, столь же неразрушимое, как и сама материя. Другими словами, это может быть комплексом свободной энергии, в отличие от комплекса связанной энергии, чем является собственно материя.

ЭПИЛОГ. О ПРИРОДЕ ВЕЩЕЙ
Довольно любопытно, что одно из самых полезных и наиболее часто использующихся слов английского языка-это слово «вещь» («thing»). Самые лучшие словари приводят бесконечные толкования этого несчастного, избитого слова, но нигде нет сколь-нибудь убедительной и однозначной «расшифровки». Похоже, проблема заключается в том, что слово охватывает невероятно широкий спектр самых различных понятий. Для описания того же самого латиняне пользовались простым словом «геа», и хотя для определения всего, чего угодно, мы придумали универсальное окончание «логия» — мы даже изобрели такой кошмар, как «палеоихтиология», — науки «резология» все же не существует. Лично я абсолютно убежден, что ее следует создать, этого требует логика и настоятельная необходимость.
Нам отчаянно нужна методология, чтобы уладить все проблемы с вещами, не вписывающимися в рамки принятых концепций-это становится понятно, как только мы беремся за определение таких понятий; как «как его бишь», «что-то такое», «штуковины на берегу», «нечто странное», «отличная вещица», «странное нечто» и многих-многих других (в английском языке здесь в качестве корня выступает слово «thing», то есть «вещь», «предмет» и пр. — Пер.). У древних норвежцев для описания некоего предмета существовало слово «тинг», англосаксы пользовались для этого словечком «альтинг» — позже они так назвали свой парламент. Есть также и социологические Проблемы типа «знания того или иного»! (Имеется в виду вопрос традиционного американского социологического исследования: «Кого из данных, например, политиков вы знаете?»; вместо слов «тот или иной» здесь вновь фигурирует «thing». — Пер.) Это весьма полезное и, я бы сказал, ценное слово почему-то напоминает мне новобранца, который сидит в окопе и с надеждой ждет сигнала горна, чтобы броситься в атаку. Аналогичным образом ведем себя и мы, когда сталкиваемся с подлинной проблемой идентификации чего бы то ни было — нас так и подмывает щелкнуть пальцами и произнести сакраментальную фразу: «Как же называется эта чертова штуковина?» или: «Господи, да что же это такое?!»
Это совершенно непростительный и тенденциозный способ подхода к теме, но за сорок лет я так и не сумел придумать ничего лучшего. «Вещи», о которых я вам рассказал, существуют, но они не вписываются ни в одну из известных категорий «вещей», совершенно не вписываются! Все они реальные, физические, конкретные и действительно существующие штуки, которые можно взвесить, или измерить, или сделать и то и другое тем или иным научным способом. И все же, это словно остатки какого-то пиршества, и никто точно не знает, с ними делать. Но это, на мой взгляд, не может быть позицией настоящего ученого.
К месту и не к месту, но я всегда провозглашаю следующее: «Наука — это жажда Неведомого». И более того, истинную науку интересует не «исследование», а поиск — первое являются не более чем предписанным повторным поиском ^ого, что уже искали, нашли и зафиксировали другие. Однако при таком поиске обнару. живаются все аспекты «вещей», не вписывающиеся в сейчас уже устаревший «Реестр вещей» (я отнюдь не намеренно использую это слово). За некоторые такие вещи исследователи радостно хватаются и обнюхивают их со всех сторон, о других сообщают по инстанции, заводят карточку и тут же забывают, над третьими вначале смеются, потом клевещут и в конце концов стараются как можно быстрее «похоронить и забыть».
Вещи делятся на два основных класса— (1) материальные, и (2) нематериальные. К первому относятся такие вещи, как «та штуковина на берегу», а ко второму-типа «жуткая вещь, скажу я вам». Оба класса можно разделить еще на два. Материальным может быть (1) предмет или (И) сообщение; нематериальным — (1) поддающиеся обнаружению события иЛи {и) просто рассказ о событии. И хотя меня необычайно волнуют вещи класса (2), я практически ничего о них не знаю-как правило, я рассказываю об услышанном моим коллегам и больше на эту тему не распространяюсь. Всю жизнь я был и остаюсь прагматиком, то есть, иначе говоря, меня интересуют исключительно материальные вещи, главным образом объекты, представляющие собой совершенно отдельный подкласс Вещей.
Моя профессия — сбор и классификация бесполезной информации, и это отнюдь не шутка. Подобная информация приходит ко мне в дом постоянно, и с годами скорость ее поступления постоянно увеличивается. Это и сообщения непосредственных очевидцев, и фрагменты древних манускриптов из библиотек, музеев и даже пещер. Чего только не происходит в мире и как только люди не воспринимают это! Но самое удивительное связано с тем, как люди представляют себе события и явления, происходившие в прошлом. Но откуда человек может знать, что волна информации о материальных вещах — абсолютно правдивая или что в ней вообще есть хотя бы крупица правды?
Этого не знает никто, но у некоторых, подобно опытным офицерам полиции, с годами возникает шестое чувство. Тогда начинаешь отчетливо видеть разницу между чудаками, проходимцами и чокнутыми. Тогда начинаешь различать и узнавать неучей, сверхэнтузиастов и искренне заблуждающихся. Затем приходится иметь дело с напыщенными ничтожествами, чрезмерной подозрительностью, педантами и «мэтрами».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29