Реагировала Элизабет – и Пол мог в этом поклясться – откровенной завистью к его умению делать карьеру. Ее собственная диссертация к тому времени уже была опубликована, хотя и с большими сокращениями, в виде монографии тиражом пятьсот экземпляров в одной из серий, выпускаемых небольшим университетским издательством в Монтане.
Неожиданно Пола одна за другой стали преследовать неудачи. Один из отзывов, пришедших на рукопись диссертации, был весь пропитан желчью и злобной, уничтожающе ядовитой критикой. Настоящий шедевр высокомерно-снисходительного мизантропического остроумия, способного в мгновение ока уничтожить любую карьеру. И как результат: крупное университетское издательство отказалось от своего предложения, несмотря на отчаянные многочисленные звонки Пола в Англию. Он предлагал внести все необходимые коррективы или даже полностью переделать книгу. Затем возникла долгожданная вакансия, но кандидатура Пола даже не рассматривалась. Место получил приглашенный профессор, уже некоторое время работавший на кафедре, высокомерный британец, чья крикливая многословная книжонка тем не менее была удостоена премии.
И самое удивительное: книга Элизабет имела еще больший успех, чем творение упомянутого профессора, а университеты, которые до той поры не хотели даже приглашать ее на собеседования, теперь звонили ей прямо домой и заочно предлагали место. За очень короткое время все в жизни Пола перевернулось с ног на голову: Элизабет вот-вот должна была получить постоянную должность в Чикагском университете, профессор из Англии захватил старый кабинет Пола с видом на реку, а самого Пола переселили в кабинет рядом с лестницей с видом на электростанцию и автомобильную стоянку. Ему приходилось делить помещение с преподавательницей и заслуженным старичком профессором. Первая страдала сильнейшим неврозом и забросала всю комнату сигаретными окурками и полупустыми банками из-под минеральной воды для желудочников. А старичок приходил в университет дважды в неделю, садился в свое кресло и почти сразу же засыпал над разваливающимся изданием «Семи типов двусмысленности».
Сегодня, однако, Пол пролетел по университетским коридорам с головокружительной легкостью счастливого молодожена. Он что-то напевал себе под нос, работая с копировальной машиной, и фамильярно подмигивал секретарше. И пока студенты спокойно дремали в жаркой аудитории, Пол с воодушевлением читал лекцию, положив ноги на стол, теребя карандаш и глядя в окно на блестящий от яркого солнечного света снег. Он думал о своей будущей жизни в Чикаго: об огромных книжных магазинах, задымленных джаз-клубах, о Художественном институте.
Вернувшись в кабинет, Пол увидел старенького почетного профессора, уже спящего над томиком Эмпсона; седая голова по-стариковски свесилась на грудь. Но даже эта жалкая картина не смогла сегодня испортить Полу настроение. Кто-то когда-то рассказывал ему, что старик в давние годы воевал в Нормандии, поэтому Пол наклонился над спящим и в самое ухо произнес ему громким шепотом: «Ложись!» Профессор, вздрогнув, подскочил в кресле и широко раскрыл глаза, представив себе, видимо, один из печальных эпизодов высадки союзников.
– Присутственные часы, – произнес Пол, подняв вверх указательный палец.
Когда «седая древность», шаркая ногами и все еще немного дрожа, удалилась, Пол запер дверь, закрыл жалюзи от ослепительно яркого снега за окном и погасил свет. Затем сдвинул в сторону все банки с «диет-колой», положил ноги на стол и продолжил мечтать о Чикаго. Конечно, все это он мог бы иметь уже год назад, если бы последовал за Элизабет в качестве сотрудника газеты. Зато насколько значительнее он будет выглядеть теперь, когда сможет – да-да, сможет – отрекомендоваться университетским преподавателем литературы из Чикагского университета. Или, допустим, из Северо-Западного университета. Или даже из Де Поля или Ла Саля. Теперь он стал не очень-то разборчив.
Пол представил себя в слегка помятом дорогом костюме и широком развевающемся плаще, беседующим в уютном книжном магазине на Миракл-Майл с шикарной, но уже уставшей от жизни супругой какого-нибудь брокера. От мысли о нерастраченной энергии этой женщины, которая целыми днями только ездит по магазинам и фитнес-салонам, по его телу пробежали электрические разряды возбуждения. Пол поудобнее устроился в кресле, закрыл глаза и представил, как они украдкой посматривают друг на друга, остановившись у стенда с новыми поступлениями художественной литературы, он и жена брокера – Хелен, о нет, Виктория! – лет тридцати, с проницательным взглядом и британским акцентом; как потом едут на Мичиган-авеню выпить чашку чаю у «Нейман-Маркус»; как Виктория приглашает его полюбоваться видом на покрытое льдом озеро из окна ее квартиры на двадцатом этаже пентхауса на Лейкшор-драйв. И вот он уже воображает ее, стоящей у широкого окна в жемчужном свете долгого зимнего полдня, и себя – снимающим с нее одну за другой стоящие немыслимых денег одежды и шепчущим ей на ухо: «Да-да, я вот-вот получу постоянное профессорское место в Чикагском университете…»
В дверь постучали, и от неожиданности Пол чуть не свалился с кресла. В последний момент он сумел удержаться, однако задел одну из банок с «диет-колой», и мерзкая жидкость залила весь стол.
– Войдите, – крикнул он, промокая «колу» салфетками. Из-за двери послышался голос Ким.
– У вас здесь заперто… профессор, – добавила она на случай, если за спиной оказался бы кто-то из преподавателей.
Пол замер, струйка «колы» уже стала образовывать на полу лужицу. Странно, они ведь договорились, что Ким не будет заходить к нему в университете. Он швырнул мокрые бумажки в корзинку и поспешил открыть дверь. Ким стояла на лестничной площадке и дрожала, кутаясь в толстое зимнее пальто, купленное в комиссионке. Девушка подняла воротник до ушей, щеки алели от прилива горячей калифорнийской крови. Пол, тоже раскрасневшийся от своих мечтаний о чикагской жизни, бросил опасливый взгляд на лестницу. Он понимал, что ему скоро придется расстаться с Ким, и надо сообщить, что он уезжает в Чикаго… только, конечно же, не сейчас, не сегодня. Пол затащил Ким в кабинет и запер дверь.
– Знаю, я не должна приходить к тебе в университете, – сказала Ким с обычной для нее вопросительной интонацией, но Пол уже снимал с нее громоздкое пальто и усаживал на письменный стол.
– Все нормально, – произнес он, запуская руки ей под свитер. – Я как раз думал о тебе.
4
Шарлотта лежала на кровати, свернувшись в клубок и закрыв голову лапками. Когда Пол вошел в спальню, она отвела лапку и подозрительно взглянула на него одним зеленым глазом. Мгновение они смотрели друг на друга, затем Пол щелкнул пальцами и спросил:
– Закусим?
Шарлотта сразу же выпрямилась и подняла голову.
– Закусим, перекусим, поедим, – запел Пол, шагая по коридору на кухню. – Вкусной, вкусной, вкусной рыбы.
Позади раздался глухой стук и топот лапок по полу. Кошка с громким мяуканьем бежала на кухню, не отрывая от него взгляда больших круглых глаз. Пол извлек из холодильника пакет с сушеной рыбой. Мерзкие на вид, соленые, сплющенные маленькие сушеные рыбешки величиной с мизинец, практически целые, с чешуей и противными мертвыми глазками. Пол вытащил одну из пакета, помахал ею из стороны в сторону, и Шарлотта начала с неистовым вожделением тереться о его ноги с таким громким мурлыканьем, что завибрировал чуть ли не весь организм Пола.
– Ну вот, наконец-то мне удалось добиться от тебя внимания.
Пол сел на коврик, скрестив ноги и положив сушеную рыбешку прямо перед собой. Шарлотта прыгнула за ней, схватила за хвост и начала с громким хрустом жевать. Пол почесывал ее за ухом, и она не сопротивлялась.
– Шарлотта, давай договоримся, – сказал он, сунув руку в пакет за следующей рыбкой и морщась от отвратительного запаха.
Кошка готова была вырвать лакомство у него из рук, но он поднял его высоко над головой.
– Если ты не станешь проказничать в течение нескольких следующих месяцев, я буду давать тебе самую вкусную рыбу.
Пол подбросил рыбешку в воздух, Шарлотта подпрыгнула и с каким-то поразительным вывертом налету поймала лакомство. Пол рассмеялся и разбросал еще пару рыбешек по кухне, а затем наблюдал, как она рыскает под столом, царапая задними лапами по кафелю. Потом он сунул пакет в холодильник и лег на пол. Шарлотта подошла, тихо мяукая, и заглянула ему в глаза, почти касаясь носа Пола.
– Мы самые лучшие, киска, – сказал он. – Через несколько месяцев мы втроем – ты, я и Элизабет – будем жить в Чикаго, будем жить-поживать и счастья наживать. – Он почесал ей шейку, и кошка довольно подняла голову, давая понять, что ей очень приятна его ласка. – Поэтому веди себя прилично.
Весь следующий день прошел без малейших проблем. Пол сидел за компьютером, работал над своей книгой, Шарлотта лежала на столе, положив голову на лапки. Ночью она забралась к нему в постель, оглашая спальню громким мурлыканьем. Но когда вечером следующего дня пришла Ким, Шарлотта исчезла. Поначалу это не вызвало у Пола беспокойства, так как он был уверен, что она прячется в одном из своих укромных уголков. Однако когда он отправился на ее поиски, то не нашел Шарлотту ни под кроватью, ни в тумбочке под телефоном, ни под постельным бельем в стенном шкафу в коридоре. Махнув на это дело рукой, он положил ей в миску еды и отправился с Ким в спальню.
Ким тоже в тот вечер была какая-то странная и рассеянная. Она занималась любовью с обычной страстью, но взгляд ее был устремлен в потолок, лоб сурово наморщен, словно девушку мучила какая-то тяжелая неотвязная мысль. В тот день Пол вообще-то собирался отменить их свидание, ему хотелось провести вечер одному – он подозревал, что может позвонить Элизабет. Более того, ему очень хотелось, чтобы Элизабет позвонила. Она, должно быть, уже побеседовала с заведующим кафедрой. Конечно же, Уолтер не станет ничего решать с ходу, но Полу хотелось узнать, что она ему сказала и что он ей ответил.
Пол лежал в постели, заложив руки за голову и чувствуя приятное утомление. Ким плескалась в ванной, и Пол размышлял, как она отнесется к тому, если он скажет ей, что хочет провести сегодняшнюю ночь в одиночестве. Он предложит отвезти ее домой, и если они выедут сейчас, то он успеет вернуться к одиннадцати, когда обычно звонит Элизабет.
– Пол, что с нами будет? – спросила вдруг Ким.
Она стояла в дверях спальни в его халате. Раньше ей никогда не приходило в голову надевать его халат. Пол озадаченно заморгал глазами.
– Извини, – откликнулся он. – Что ты сказала?
Ким вошла и легла поперек его ног, подперев голову руками. Она устремила на него тот же странный взгляд.
– Я знаю, ты меня не любишь, – произнесла Ким. – Но знаю, что и ее ты тоже не любишь.
Пол уставился на девушку и попытался рассмеяться.
– Я слышала, как ты разговаривал с ней по телефону. – Ким отвела со лба прядь волос – жест, который даже сейчас волновал его. – Ты так подло ведешь себя с ней. Я все поняла, когда слышала ваш разговор. У тебя раздраженный голос, когда ты с ней говоришь.
Пол закрыл глаза и вздохнул.
– Ким, – произнес он тем тоном, которым стал бы говорить со своими аспирантами, если бы у него когда-нибудь таковые появились, – то, как я разговариваю со своей женой, тебя совершенно не касается.
– Да? – сказала Ким. – Не успеет она выйти за дверь, как ты затаскиваешь меня в ее постель и трахаешь, а теперь оказывается, твоя жена меня совершенно не касается?
Пол почувствовал, как напряглось все ее тело. Он поднялся и вытащил ноги из-под руки Ким.
– Это что-то новенькое, – сказал он. – Ким встает на задние лапы.
Глаза Ким расширились, рот воинственно приоткрылся, и она довольно больно ударила его по колену.
– О! – вскрикнул Пол и отдернул ногу. Происходящее начинало его по-настоящему возбуждать.
– Сукин сын! – злобно выкрикнула Ким. – Не смей разговаривать со мной в таком тоне! Я тебе не какая-нибудь маленькая айовская чувиха!
– Тогда и не веди себя, как маленькая айовская чувиха! – Пол вздохнул. – Послушай, если хочешь, я могу тебе еще раз объяснить. – Он снова вздохнул. – Брак всегда был предприятием исключительно экономического свойства. Представление о том, что он должен быть основан на любви, появилось совсем недавно – в эпоху романтизма. У нас с Элизабет нечто вроде… профессионального партнерства, основанного на взаимной привязанности, не более.
– О, ну конечно! – Ким закатила глаза и, перевернувшись на бок, встала с постели. – Весьма удобно. А что бы сказала твоя жена, если бы услышала подобное?
Ким стояла, вызывающе положив руку на бедро, полы халата разошлись, обнажив тело почти до самого пупка. Пол подумал: а что она станет делать, если он сейчас рванется к ней, схватит за руку и повалит на кровать?
– Она тоже так считает, – ответил он, чуть продвинувшись вперед. – Тебе стоило бы прочесть некоторые ее статьи, Ким, они ведь настоящие шедевры…
Она снова вся напряглась. Он застыл, решив выждать.
– Ну, если она что-то вроде твоего партнера по бизнесу, – спросила Ким, – то кто же в таком случае я?
Пол, улыбаясь, пополз к ней на коленях.
– Ты моя обожаемая…
Он сунул руку ей под халат, однако Ким резким движением вырвалась, крепко сжала ему запястье, грубым и жестким тоном выпалив:
– Не надо!
Тем не менее Пол опрокинул ее на постель, где Ким продолжала молча и с каким-то непонятным ожесточением бороться с ним. И в это мгновение зазвонил телефон. Пол отпустил девушку и прыгнул к аппарату, но прежде, чем поднять трубку, оглянулся на Ким. Она стояла у изножья кровати, тяжело дыша и злобно глядя на него, плотно запахивая халат и завязывая пояс в тугой узел.
– Наверное, она, – прошептал Пол, и Ким, не говоря ни слова, повернулась и вышла за дверь.
Он поднял трубку. Звонила действительно Элизабет.
– Пол, – проговорила она.
– Лиззи! – воскликнул Пол с наигранной радостью в голосе и повалился на кровать. – Привет!
– Лиззи! Привет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15