быстро схватилась женщина, – у Дашутки глазки точь-в-точь в ихнюю породу, а Андрюшка вообще всей личиной в отца. Чистой воды поклеп! А кто вам сказал?
– Что сказал-то? – начал терять терпение Комаров.
– А что я детей не от Толика нагуляла?
– Так, все сначала, – схватился за голову Костя, – Толик – это ваш муж?
– Ну.
– Дашутка и Андрюшка – ваши общие дети?
– Ну.
– Так почему ваши дети сироты, если у них есть и отец, и мать?
– Так это я для жалости их так назвала, чтобы вас разжалобить. Вы разжалобитесь и быстрее супостата словите. Ой, быстрее, Константин Дмитриевич, быстрее, пока этот гад все деньги не пропил!
– Много денег? – участливо вздохнул Костя.
– Ой, много, – вздохнула женщина, – на машинку стиральную скопила, автоматическую. Слышали про такие? На кнопочку нажимаешь, а она и постирает, и прополощет, и высушит – нате, получайте! По телевизору в рекламе порошков показывают. Давно уж коплю, сегодня хватилась – пусто! Ни копеечки не оставил, супоста-а-ат, – опять взвыла дурным голосом Людмила.
– Где он может быть сейчас?
– Да в городе же, – ночью еще уехал, к обеду вернется.
– Зачем уехал? По делам или просто так?
– Кто ж его просто так отпустит? Не выходные же. Детали выбивать. Там с утра надо, пораньше, чтобы очередь занять. Они детали получат – и сразу домой.
– Так куда же вы меня ведете? – как вкопанный, встал Костя, – если его точно нет в Но-Пасаране?
– Сама не знаю, – остановилась и Людмила, – вы власть, вы и решайте, куда идти и как похищенное родной жене вертать.
– Вы только не волнуйтесь, Людмила Сергеевна, – вздохнул Комаров в предвкушении бури, – я постараюсь сделать все, что в моих силах.
«Какое там „не волнуйтесь!“ – думал он, шагая домой, – можно руку отдать на отсечение, что на стиральную машинку бедняжке придется начать копить снова».
Комаров в ужас приходил от того, какие суммы могли прогулять за один вечер местные мужики. И ладно бы, если деньги добывались легким трудом. Так нет! Работали до изнеможения, остервенело копили, а потом раз – и спускали все в каком-то бредовом, дурном угаре. И ничего с этим Комаров не мог поделать. Ну, проведет он беседу, ну, посадит под свою ответственность на пару дней преступника в камеру, которая находилась при отделении, и все.
Да и сажал-то он их больше для сохранности, чем для наказания. Костя уже познакомился с сельской женщиной, когда она в ярости. Зрелище, надо вам сказать, занимательное. На первый взгляд, ничего особенного, среднего росточка, ни грамма мускулов, а как рассвирепеет – спасайся, кто может. Под горячую руку может попасть и невиновным, например, самому Комарову.
– Что-то надо придумать, – жаловался он Кириллу за завтраком, – кружки что-ли какие организовать или клубы.
– Ага, – хихикнул Кирилл, – Пиквикский клуб. Может, еще площадку для гольфа сделать?
– А почему нет? Местность позволяет, и почему, скажи на милость, только английские лорды имеют право играть в гольф? А наши но-пасаранцы должны только вкалывать в поте лица и пить беспробудно? И почему именно гольф? Вполне можно организовать бильярдную или играть в городки.
– Не горячись. Просто это не твоя работа, а культпросветработников. А ты должен ловить преступников и следить за порядком.
– И предотвращать преступления. А в деревне большинство преступлений – от пьянства. А пьянство – от скуки. А скука – от отсутствия элементарных развлечений. Даже кино, и то перестали показывать.
– Да-а-а, братец, – протянул Кирилл, – похоже, увяз ты порядочно. Я-то думал, что промаешься дурью пару месяцев и сбежишь. А ты, кажется, пока не проведешь маленькой революции, не успокоишься.
– Вот погоди, – не обиделся на сарказм брата Костя, – немного поживешь тут, сам уезжать не захочешь.

* * *

Уже к обеду Костя понял, что погорячился. Потому что желание все бросить и уехать возникло у него самого. Еще утром у него родилась мысль перехватить грешного воришку Толика и проконтролировать процесс страстной встречи супругов. Костя все утро выглядывал из окна в надежде увидеть машину, на которой уехал Толик. Мимо проезжал противно дребезжащий от старости автобус с доярками, два раза промаршировали туда и обратно пионеры из крошечной, но уже заслужившей уважение сельчан пионерской организации, прошмыгнул даже тот, кто выбрал Но-Пасаран для разворачивания свой преступной деятельности. Но Костя не обращал на них внимания. Он ждал Толика. Ждал, но все-таки прозевал момент его возвращения.
О битве в семействе Маркеловых Костя узнал от местной медсестры, выполняющей и роль фельдшера. Запыхавшаяся Калерия ворвалась в отделение с клубами морозного воздуха и выдохнула:
– Быстрее, Костя, а то поздно будет.
Костя поморщился. Не нравилось ему сегодня слово «поздно»! Но Калерия была не из тех, кто поднимает напрасную тревогу. Комаров накинул дубленку и выскочил за девушкой.
Калерии было за тридцать, и она была не замужем. Ее нельзя было назвать красавицей, но человек, мельком бросивший на нее взгляд, оборачивался снова, сам не понимая, что же так привлекло его в этой высокой, статной девушке. И чем больше смотрел на Калерию этот человек, тем труднее было ему отвести от нее взгляд, тем больше достоинств находил он во всем ее облике. А уж те, кто был близко знаком с Калерией, видели за незаурядной внешностью не менее незаурядную душу и любили ее больше за характер – незлобливый, мягкий, сострадательный.
Девушка была несколько полной, но полнота ее отличалась от обычной бесконтрольной полноты. Пышной была грудь, округлыми – бедра, мягкими – руки. И сама она была подобна гитаре: такая же пьянящая, влекущая, полная музыки и звенящей глубины.
Двигалась Калерия легко, словно и не касалась ногами грешной земли. Без устали могла пройти до райцентра и обратно – даже не разрумянится.
Вот и сейчас – Костя едва поспевал за девушкой. Дом Толика стоял далековато от отделения милиции, Комаров запыхался от быстрой ходьбы, а Калерии – хоть бы хны, только щеки порозовели.
И все-таки не зря торопила Калерия Комарова. Когда Костя растолкал группку любопытных, битва в доме Маркеловых уже была окончена. Комаров перешагнул порог и замер: весь пол в комнате был залит кровью. В том, что это была именно кровь, не было никакого сомнения, кое-какой опыт у Кости все же был. Но кровь была какая-то не такая: жидкая, словно разбавленная, и пахла… Волосы на голове Комарова зашевелились. Только сейчас до него дошло, что в комнате стоял запах вареного мяса.
По самому краю комнаты, стараясь не наступать в жуткого вида лужу, Комаров протиснулся вслед за Калерией в другую комнату. Девушка уже хлопотала возле лежащего на кровати окровавленного мужчины.
– Потерпи, миленький, – нежно ворковала Людмила, сидящая в изголовье раненого. – Калерия уже пришла, сейчас тебя вылечит. Ты осторожно с ним, – строго предупредила она медсестру, – чтобы не больно. А то он у меня боль терпеть ну совсем не может! Такой нежный!
– Чем это ты его? – спросила Калерия, осматривая рану на голове, из которой еще сочилась кровь.
– Да, половником, – отмахнулась Людмила, – у него край острый, вот и рассекла.
– А бульоном-то зачем? – с укором посмотрела на нее Калерия.
– Завелась, – виновато опустила глаза Людмила, – мне же только начать. Уж и вижу, что кровь, а остановиться никак не могу. Схватила с плиты кастрюлю с бульоном – и на него.
– Вот откуда запах вареного мяса, – обреченно понял Костя, – вы сварили собственного мужа.
– Сварила я бульон, – упрямо повторила Людмила, – а на мужа почти не попала. Тренированный он у меня, увертливый. Только на руку и плеснула.
– Ранка на голове небольшая, можно даже швы не накладывать. Крови много потому, что сосудик тут проходит. Кровотечение уже остановилось, а ожог сильный, – не стала разделять ее энтузиазма Калерия, – хорошо бы его в район отвезти, в больницу.
– Как в больницу? – замерла Людмила. – Не дам в больницу! а кто у кабанчика чистить будет? А кто снег с крыши обещал мне сбросить? Не дам в больницу.
– Ой, заберите меня, – подал признаки жизни раненый Толик, – не оставляйте меня наедине с этой фурией. Я сейчас слабый, сопротивления оказать не смогу. Добьет ведь.
– Не слухайте его, – мягко, но крепко положила руку на рот мужа Людмила, – что я, фашист что ли какой, раненых мужей добивать? Если скажет, на что деньги истратил, то и пальцем не трону.
– Да, тебе скажи, – заныл Толик, – ты не только меня,
но и его прибьешь. А он – нежный, грубого обращения ну никак не терпит, в отличии от меня.
– Да скажешь ты мне, кто «он», или нет? – опять взвилась Людмила, – че-то купил, а мне не признается, – слезливо пожаловалась она Комарову, – и где спрятал, не говорит. Ну прям убила бы! Рыбьего Глаза на него нету!
«И эта про то же, – недовольно отметил про себя Комаров, – человек, можно сказать, кровью истекает, а она – шуточки шутить».
В этот момент женщина широко замахнулась на мужа, но на полпути вспомнила, что обещала его пока не добивать и остановилась.
– А может, он машинку и купил? – улыбнулась Калерия, – купил, а не говорит. Сюрприз готовит.
– Сразу видно, что замужем никогда не была, – уколола наивную девушку Людмила, – когда это мужья ценой собственного здоровья благородные поступки скрывали? Сюрприз! Знаешь ты, сколько сюрпризов эти супостаты в день преподносят! К тому же в школе у меня по русскому языку твердая четверка была. Если бы это была машинка, то он говорил бы «и ее прибьешь», а он говорит «его». Нет, не машинку. Если только какую машинку мужского рода не придумали. И то нереально. Даже машина мужского рода стирать не будет. Все они такие, мужики, хотя бы и автоматические. Говори быстро, на что деньги потратил, – вновь рассвирепела она и хорошенько тряхнула за плечи супруга.
Супруг тоненько, театрально вскрикнул, вытращил глаза, немного повращал зрачками, издал протяжный, душераздирающий стон и затих.
– Чего это с ним? – с недоумением посмотрела на Калерию Людмила.
– В обморок упал, – пощупала пульс пострадавшего Калерия, – ты его тряхнула сильно, а он крови много потерял. К тому же болевой шок.
– И что теперь?
– Инвалидность, – едва сдерживая улыбку, предрекла Калерия.
– А кто же за кабанчиком убирать будет? – не поверила в страшное будущее Людмила.
– Ты и будешь. И за кабанчиком, и за мужем, и снег с крыши.
– Нет, я так не согласная, – испугалась женщина, – может, вылечишь? Мы же с тобой в одном классе учились. Помоги, я в накладе не останусь.
– Все от тебя теперь зависит, – строго произнесла Калерия, – я буду каждый день ходить, перевязки делать, а ты следи внимательно: не кружится ли голова у него, не тошнит ли. Вполне может быть сотрясение.
– От половника?
– Причем здесь половник? Сама же говоришь, что он упал, когда от бульона спасался. А самое главное – полный покой. Смотри, чтобы дети нервы не мотали. Не шумите при нем и не ругайтесь. Вот в себя немного придет – тогда уж и разбирайтесь, и допросы ведите. А сейчас, дня три как минимум, полный покой.
Калерия выгнала из комнаты Костю и Людмилу, привела в чувство Толика и сделала перевязку. Потом она рассказала Людмиле, как ухаживать за больным, попрощалась и увела с собой Комарова.
– О чем вы тут с ней говорили? – ревниво спросила мужа Людмила.
– Ни о чем. Лечила она меня, и все, – сурово ответил супруг.
– Только о лечении и говорили? – с сомнением в голосе переспросила Людмила.
– Ну. Она тебе сказала, что мне полезно водку пить?
– Водку? – всплеснула руками жена, – это зачем еще?
– Для скорейшего выздоровления и восстановления крови в организме. Вон сколько ты кровюки из меня выпустила.
– Так может, не водку пить нужно? Я слыхала, сок гранатовый или вино красное.
– Во-во, и вино тоже.
– Так может, скажешь, на что деньги истратил? – немного помолчав, попросила жена.
– Не, не скажу, – не сдавался муж, – вот пока не отлютуешь по полной программе, не скажу.
– Так я уже почти отлютовала. Видишь, добрая какая сижу.
– Не, еще не добрая.
– Ну хоть на какую букву?
– На какую букву не скажу, а намекнуть – намекну. Вещь хорошая. Все-все делать умеет. И я, и ты вместе взятые столько не умеем, сколько он может.
– И стирать? – всколыхнулась Людмила.
– Не, стирать не может, – казалось, сам удивился неумению стирать неведомой покупки Толик, – но научить стирать может.
– Кухонный комбайн, что ли? – неуверено предположила Людмила.
– Бери выше, – торжествующе улыбнулся Толик, и видя, что жена действительно почти отлютовала, быстренько воспользовался моментом: – а теперь, сбегай-ка за красненьким! А то голова от потери крови кружится.
– Много вина-то надо? – подобревшим голосом поинтересовалась Людмила.
– По стакану на каждый потерянный миллиграмм крови, – авторитетно заявил больной, и для достоверности добавил: – только смотри, все сразу мне не давай. Это же не просто вино, а лекарство. Его и принимать надо как лекарство – по стакану четыре раза в день за полчаса до еды.

* * *

– Здорово она его, – сочувствующе произнес Комаров уже на улице, – даже сознание от боли потерял! Я бы сажал за такое.
– Не сажай, – усмехнулась Калерия, – никакого сознания он не терял. Я хоть и не профессор, а симуляцию от настоящего обморока отличить смогу.
– Так что же ты сразу не сказала? – остановился Костя.
– Жалко было, деньги-то он не на водку потратил. Вот пожалеет она его, полечит, может и не будет больно ругаться.
1 2 3 4 5 6