Он затаился, укрывшись в густых зарослях, и стал терпеливо ждать, внимательно вглядываясь вдаль. Но вот уже первые тени легли на землю. Близилась ночь. Будучи уверен, что граф не отважится в такой поздний час путешествовать по стране, наводненной разбойниками да бродягами, де Кюсси со своими воинами в задумчивости отправился назад. Но каково же было его удивление, когда, подъехав к замку, он увидел здесь большую группу людей, мужчин и женщин. Рыцарь остановился в растерянности. В первое мгновение ему показалось, что все эти люди ему незнакомы, но минуту спустя заметил среди них Изидору, и радостно поспешил навстречу.
Войдя во двор, он увидел оруженосцев, прогуливающих лошадей, а вскоре показался и сир Джулиан. Он попросил приютить их на эту ночь, а также сказал, что у него к де Кюсси есть дело, срочное и весьма важное.
– Но что это за маскарад, сир Гюи? – удивился старик. – В честь чего вы так нарядились?
– Узнав, что вы будете проезжать здесь, – отвечал де Кюсси со всей откровенностью, – я приказал своим людям переодеться разбойниками и устроить засаду, чтобы, сделав вас своим пленником, заставить поохотиться в моем лесу да послушать баллады. Словом, чтобы вы отрешились от тех проблем и важных занятий, которыми всегда утружден ум ваш.
– Какая прелестная шутка! – восхитился сир Джулиан. – Но пойдемте со мной. Это юным красоткам, таким, как моя Изидора, нравится восторгаться прекрасными видами, я же любому ландшафту предпочитаю разговор о политике.
Де Кюсси кивнул, соглашаясь, и быстро стал подниматься по узкой лестнице на смотровую площадку.
– Помедленней, сир Гюи, подождите меня! – взмолился старик. – Вы идете так быстро, что я за вами не успеваю.
Де Кюсси должен был умерить свое нетерпение и подождать Джулиана. Наконец они вышли на площадку, где находилась Изидора. Едва она увидела рыцаря, как краска разлилась по ее щекам, а глаза радостно заблестели. Но, не желая выдавать своих чувств к нему, девушка отвечала на все вопросы ровно и даже чуть-чуть небрежно.
Между тем барон рассказал своей дочери о неудавшемся маскараде и, весело рассмеявшись, добавил:
– Как бы то ни было, но мы теперь в замке. И сир Гюи приглашает нас погостить у него несколько дней. Я согласен. А что скажешь ты, Изидора?
– Не беспокойтесь, батюшка, – отвечала она с напускным безразличием, – я как покорная дочь буду рада любому жилищу, которое вам понравится.
Мы не станем рассказывать, как прошел этот вечер и весь следующий день, лишь только упомянем о том, что сир Джулиан выкроил-таки время объяснить де Кюсси свои намерения. Он сообщил, что несколько весьма влиятельных баронов, возглавляемых Иоанном, английским королем, и Фердинандом, графом Фландрии, объединились с целью противостоять усилиям Филиппа-Августа, а также сказал, что был бы рад, если бы и де Кюсси присоединился к заговорщикам. На рассмотрение этого вопроса он дал рыцарю два дня, чему тот был очень рад, поскольку боялся прогневить графа немедленным отказом.
Ранним утром следующего дня молодой рыцарь и красавица Изидора прогуливались в прекрасной роще, прилегающей к замку. Горничная Алиса, сопровождавшая свою госпожу, то и дело удалялась, – она то собирала цветы, то гонялась за бабочками, – и влюбленные получили наконец возможность поговорить наедине.
– Ах, де Кюсси, если бы я была уверена, что эти чувства навсегда останутся в вашем сердце! Но они так слабы, так легковесны…
– Поистине, милая Изидора, – отвечал рыцарь, – вы не справедливы к моему сердцу. А оно совершенно не такое, каким вам кажется. Не знаю уж почему, но я всегда скрывал свои чувства. Возможно, я делал это из опасения быть осмеянным… Возможно. Я знаю лишь одно: с раннего детства я привык быть скрытным, уже тогда я умел прятать свою грусть за фальшивой улыбкой, и эта привычка вошла в мою плоть и кровь. Но верьте мне, Изидора, я никого, кроме вас, не любил. Мои надежды, мое счастье и даже сама жизнь зависят от вас. Вы верите мне?
В глазах Изидоры блеснули слезы.
– О, не пугайтесь, мой рыцарь, это не горестные слезы, нет. Я плачу от радости. Быть любимой вами – мое единственное желание. Но меня беспокоит, как к этому отнесется мой отец. Боюсь, он не даст своего согласия: он богат, а у вас почти ничего нет. Ах, если бы это зависело лишь от меня, я, не раздумывая, отдала бы руку и сердце рыцарю, который так меня любит. Но мой отец… Смею ли я противиться его воле?..
– Как! Не хотите же вы сказать этим, милая Изидора, – вскричал де Кюсси, – что согласны идти под венец с первым же богачом, которого представит вам ваш отец? Неужели покорность ваша столь велика, что вы готовы стать невольницей человека, которого не любите, в то время как сердце ваше принадлежит другому?
– Нет, вы не так все поняли, де Кюсси. Я лишь хотела сказать, что никогда не выйду замуж без согласия моего отца: долг дочери – повиноваться родителям. Но я не отдам руки никому… никому, кроме того, кого люблю.
– Добавьте еще одно словечко, прекрасная Изидора, – взмолился рыцарь, – что сказанное вами относится ко мне.
– Согласна, – отвечала она так поспешно, словно боялась, как бы слова эти не замерли на ее губах. – Никому, кроме вас. Довольны ли вы? Даже если отец заточит меня в монастыре, что, однако, я думаю не случится, так как он любит меня, то я все равно останусь вашей и мыслями и душой. Однако, отец может угрожать и настаивать на моем браке с кем-либо из рыцарей по его выбору, поэтому, прошу вас, де Кюсси будьте осторожны в разговорах с ним, чтобы он не отказал вам в моей руке: что сир Джулиан скажет раз, того уже не изменишь, даже если он будет видеть нас умирающими у его ног.
– Я буду сдержан и осторожен в разговорах с графом, – обещал де Кюсси. Он сел рядом с Изидорой на дерновую скамейку около дуба, созданную самой природой, и излил в словах, подсказанных ему пламенной страстью, всю свою любовь к девушке. Глаза смотрели в глаза, руки девушки доверчиво лежали в руках рыцаря: они были полностью поглощены друг другом.
Это сладкое забвение двух любящих сердец, прервал голос Алисы. Они отвели взгляд друг от друга и увидели перед собой сира Джулиана.
– Очень хорошо! Превосходно! – воскликнул старый рыцарь. Ступай в замок, Изидора; и ты также, Алиса. Я задержусь. Мне надо поговорить наедине с нашим благородным хозяином.
Изидора повиновалась в молчании. Уходя, она бросила умоляющий взгляд на де Кюсси как бы напоминая ему об обещании сохранять терпение и не раздражать дю Монта.
– Не ожидал, сир Гюи, что вы такой прыткий! Вот так гостеприимство! Что ж, спасибо за урок. Нечего сказать, порадовали старика. Теперь мне понятно, для чего вы устроили этот спектакль с переодеванием. Но говоря, что сделали это из благих побуждений, вы так и не открыли истинной причины. Правда же заключалась в том, что вы без моего ведома хотели жениться на моей дочери, – не так ли? Да что говорить… еще раз покорнейше благодарю за горький урок. Впредь буду знать, с кем водить дружбу…
– Вы ошибаетесь, сир Джулиан, – отвечал де Кюсси спокойно. – В моих намерениях и поступках не было злого умысла. Если вы в чем и правы, так только в одном: да, я беден… Но разве бедность – такой уж тяжелый грех? Так уж случилось, что мы с Изидорой полюбили друг друга, и мне бы хотелось надеяться, что вы, узнав о наших взаимных чувствах, не откажете нам в согласии.
– Что?! – гневно прервал старик. – Да как вы посмели вообразить такое! И что вы можете предложить взамен десяти тысяч марок ежегодного дохода, который унаследует моя дочь? Ваш ветхий замок? Или вот этот старый жиденький лес? Нет уж, увольте: я не столь великодушен, как вам могло показаться. И, чтобы впредь не возвращаться к этому разговору, хочу сообщить вам, – добавил он важно, – что я обещал руку моей дочери Вильгельму де ла Рош Гюйону, человеку благородному да и богатому к тому же.
– Вы обещали ему ее руку! – вскричал де Кюсси. – Какая несправедливость! Клянусь крестом, я вызову на поединок этого предателя, и он заплатит мне жизнью за эту измену!
– Нет, вы не сделаете такой глупости, сир Гюи. Лучше послушайте, что я вам скажу, а главное, хорошенько запомните: если Вильгельм де ла Рош будет убит вами, то вам не видать моей дочери никогда, – Бог в том свидетель. Если же она решится выйти за вас без моего согласия, то проклятие мое будет тяготеть над ней всю жизнь. И даже если он умрет не от вашей руки, а будет убит на предстоящей войне, то и тогда я соглашусь на ваш брак только в том случае, если вы в состоянии будете представить десятину за десятину против моих земель. Надеюсь, вам все стало ясно? Или вы по-прежнему намерены удерживать меня в своем замке?
– Нет, граф, на такое я не способен: мост будет опущен по первому вашему требованию. Но позвольте хотя бы надеяться, что…
– Не тратьте слов зря, сир Гюи: я никогда не меняю своих решений!
Сказав это, сир Джулиан пошел в замок и распорядился готовиться к отъезду. Вскоре лошади были поданы. Гюи проводил их и, помогая Изидоре взобраться в седло, тихо шепнул ей на ухо: «Будьте верны мне. Может быть, мы будем счастливы».
Едва гости покинули замок, вошел оруженосец и вручил де Гюи небольшой конверт. Рыцарь тотчас же распечатал его и нашел внутри прядь черных волос и записку. «Твоя до смерти!» – писала ему Изидора. Он спрятал конверт на груди и вошел в замок.
– Ах-ах-ах! – кривлялся Галон, забавляясь над этой сценой. – Ах-ах-ах!

ГЛАВА II

Возвратимся теперь к Артуру. Он был сыном Готфрида из династии Плантагенетов, старшего брата Иоанна Безземельного. Нам трудно без долгих отступлений объяснить, почему английские бароны предпочли самозванца законному наследнику. Достаточно сказать, что Иоанн царствовал в Англии и владел многими землями во Франции: Нормандией, Пуату, Анжу. Своему племяннику он оставил только Бретань, да и то лишь потому, что земля эта принадлежала его матери.
Артура возмущало собственное бесправие. Негодуя, он наблюдал, как его милый дядюшка распоряжается чужим добром. Воспитанный при французском дворе, он не переставал умолять Филиппа, на руках которого умер его отец, о помощи в восстановлении законных прав. Но недостаток в средствах, равно как и боязнь прогневить влиятельнейших баронов, поддерживающих
самозванца, мешали Филиппу выполнить просьбу Артура. И вот наконец представился случай, давно ожидаемый монархом.
Преданный ежедневным распутствам, Иоанн, увидев однажды Изабеллу Ангулемскую, невесту Гюга ле Брюна Люцина, графа Ламаншского, приказал ее похитить. Бароны, возмущенные такой дерзостью, прибегли к защите Филиппа, требуя наказать этого сластолюбца за оскорбление. Многие из них открыто взбунтовались против Английского короля, и, переметнувшись на сторону Артура, готовы были признать его своим законным государем. Артур привил их предложение и обратился к Филиппу с просьбой дать ему кавалерию. Французский король, хотя и предвидел все трудности этого опасного предприятия, все же не мог не воспользоваться случаем и с готовностью согласился на просьбы молодого принца. Артура возвели в звание рыцаря. Церемония была великолепна. По окончании ее Филипп произнес речь:
– Храбрые рыцари и благородные бароны Анжу и Пуату! Согласившись избавить вас от тиранства самозванца, присвоившего себе власть, даю вам законного государя. Любите его так, как любите собственного сына. Будьте ему верны. Артур – ваш законный государь: он сын Готфрида, старшего брата Иоанна, и власть принадлежит ему по праву. Итак, я, Филипп, французский король, стоящий надо всеми вами, приказываю воздать должные почести вашему государю и повелителю.
Каждый из баронов двух этих провинций по очереди преклонили колена пред юным принцем. Они произнесли присягу. Видя у своих ног этих храбрых рыцарей, Артур несколько растерялся. Покраснев, он поднял каждого за руку и поцеловал.
– Теперь, благородные бароны, – торжественно продолжал Филипп, хочу сообщить, что я, хотя и не сомневаюсь в вашей смелости, намерен всячески содействовать своему родственнику. Объединив наши усилия, мы, несомненно, одержим победу, изгнав этого самозванца Иоанна с его шайкой из Анжу, Пуату и Нормандии. Итак, мой юный рыцарь, слово за вами: выбирайте, кто из моих подданных будет вам более полезен. Но не забывайте при этом, что вам нужны не просто храбрые воины, – храбрость у всех одинакова – а те, чьи поместья находятся ближе к месту сражения, и те, у кого больше сил.
– Раз уж вы столь великодушны, что позволяете мне сделать свой выбор, то первым, кого я назову, будет Гюи де Кюсси, – ответил Артур.
– Согласен. Я тотчас пошлю в его замок гонца с приказом собрать войско и явиться сюда. Думаю, все это не займет слишком много времени. А сам, между тем, соберу всех баронов графа Танкервильского, чтобы отдать их под начало Гюи де Кюсси. Но кого еще вы выберете?
– Гуго Дампьерского и сира де Боже, если, конечно, они не возражают.
– Я одобряю ваш выбор. Это достойные люди и храбрые воины, – сказал король. – А что вы сами на это ответите, господа?
– Я всегда рад вступиться за правое дело, – отвечал Гуго Дампьерский. – Но мне нужно дней двадцать, чтобы собрать своих вассалов и привести в порядок войско, после чего я немедленно явлюсь в Тур защищать нашего принца.
– Надейтесь и на меня, сир Артур, – произнес граф де Невер. – Герваль де Донзи протягивает вам руку – руку друга. И пусть меня назовут изменником, если я через двадцать дней не приведу в Тур сотню рыцарей. Вот все, .что я вам скажу.
Окрыленный поддержкой столь влиятельных людей, Артур сердечно поблагодарил их за готовность помочь. Филипп же тем временем диктовал письмо к де Кюсси, призывая его в Париж и требуя собрать войско, какое только он сможет, чтобы быть в полной готовности, если, конечно, храбрый рыцарь намерен вступиться за права Артура.
Между тем в огромном зале дворца собралось духовенство. Архиепископ Реймский и епископ Парижский молча сели в свободные кресла.
– Вы прибыли слишком поздно, почтенные отцы, – мягко укорил их Филипп. – Церемония окончена, и совет вот-вот разойдется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28