Мы хотели бы надеяться, что нам будет позволено посещать Мадьяну…— Когда захочется и столько, сколько пожелаете, дети мои.— Мы вам очень признательны за доброту, мадам, а покровительство нам особенно ценно, ибо будем делать все возможное, чтобы освободить нашего хозяина.— Правда, Фишало?— Уверен, что его выпустят из тюрьмы.— Но будьте осторожны… не наделайте глупостей.— Видите ли, мадам, там, в Контесте, мы стали полудикарями, поэтому будем осторожны, как полубелые-полуиндейцы.С наступлением ночи друзья отправились к Франсуа Мери, который принял их, как старых знакомых.А в это время настоятельница отправилась к коменданту.Но случилась первая неудача. Он только что отбыл с пятьюдесятью морскими пехотинцами в Сен-Мэрис, чтобы участвовать в смотре.В одиннадцать часов коменданта еще не было. Настоятельница узнала тем временем, что узника держат в строгой изоляции; стражников, которые его охраняют, сейчас четверо.Мадьяна провела ужасную ночь и, совершенно выбитая из колеи усталостью и волнением, заснула только под утро.В половине восьмого утра настоятельница вновь отправилась к коменданту, тот казался чем-то озабоченным.— Пахнет мятежом, — сказал он, — и больше, чем когда бы то ни было. Угроза велика, сообщение прервано.При первых словах, касающихся Железной Руки, комендант с почтительной твердостью и непреклонностью остановил монахиню.— Сестра, извините, но я ничего не могу сказать.— Но, месье… вы не доверяете мне, а я знавала тайны подчас ужасные.— Со всей почтительностью к вам умоляю не настаивать.— Господин комендант, я хочу уберечь вас от угрызений совести и от ошибки… Мадьяна — дочь человека, который сегодня очень богат, к тому же она — племянница генерала. Скрывать правду о ее женихе — значит поступать вопреки всякому праву и разуму. Берегитесь!— Сестра! Девушка была введена в заблуждение этим мерзким бандитом. Я велел арестовать негодяя, который является душой нынешнего мятежа, и у меня есть неопровержимые доказательства. Я готов проломить ему череп, чтобы не позволить ему наладить даже малейшую связь с теми, кто на воле!— Еще раз, берегитесь! Вы катитесь в бездну, к вечным угрызениям совести.— Я выполняю свой долг, и совесть моя спокойна. А там — будь что будет!Достойная монахиня возвратилась в отчаянии домой и со всякими предосторожностями дала понять Мадьяне, что ее демарш Демарш — действие, выступление, мероприятие (главным образом дипломатическое).

не увенчался успехом.Бедная девушка воскликнула:— О! Палач! Презренный палач! Пусть он будет проклят навеки!Совершенно обезумев от горя, она так быстро выбежала из дома, что ее не смогли удержать. Интуитивно Мадьяна устремилась к тюрьме. Ее топографические Топографический — передающий в виде карты все особенности рельефа местности, пути сообщения, населенные пункты и т. д.

познания Сен-Лорана позволили несчастной прийти туда очень быстро. Мустик и Фишало уже были там и молча бродили вокруг мрачных зданий. Часовой грубым голосом крикнул им: «Отваливайте!» Но Мустик, не ведавший сомнений, продолжал свой обход. Его звонкий голос достиг самых потаенных углов темницы:— Ладно, старина! Что случилось? Разве нельзя немного побродить, чтобы посмотреть и удовлетворить свое любопытство путешественника?Солдат вскинул ружье и пригрозил:— Убирайся! Еще один шаг, и я стреляю! Мальчик отскочил назад в тот самый миг, когда другой часовой крикнул Мадьяне:— Уходите!Мустик схватил девушку за руку и огорченно прошептал:— Делать нечего, мадемуазель! Мы пришли, чтобы дорогой хозяин смог услышать наши голоса… дать ему понять: друзья здесь и готовы его вызволить отсюда. Удалось ли нам это? Боюсь, что нет.— Дорогой малыш! Ты прав. Это единственный способ сообщить Полю о присутствии тех, кто его любит, укрепить в нем надежду…И тут в голове девушки возникла мысль, может быть, несколько экстравагантная Экстравагантный — сумасбродный, причудливый, из ряда вон выходящий.

, но единственно правильная в эту минуту. Она сказала:— О! Меня Поль услышит!Удерживая слезы и душившие ее рыдания, Мадьяна начала петь: Я люблю его, как безумная! Я люблю его, как никогда не любила. Я только что сказала это по-французски И повторю это по-креольски. При звуках чудесного голоса завороженные солдаты морской пехоты остолбенели. Приказ запрещал людям приближаться к тюрьме, но не запрещал петь.Мадьяна продолжала, уверенная, что эта наивная, незамысловатая песня долетит до самой дальней темницы.Я люблю тебя!Я никогда тебя не покину.Ты — свеча.А я — птицаЯ птица, птица… о!Жалостный стон вырвался у нее из груди и прервал пленительные наивные признания, полет звуков, звеневших, как металл, и нежных, как хрусталь.Собрав всю свою волю, Мадьяна сжала кулаки, напряглась, чтобы не упасть, и продолжала, теряя силы:Я обожгла крыло.Нежная моя любовь,Ах, как я люблю тебя, мой коко..Мой дорогой, дорогой мой!..Девушка набрала полную грудь воздуха и победно пропела последнюю строку.Тотчас же ее стали душить рыдания, долго сдерживаемые слезы потекли из глаз. Изумленные и очарованные часовые глядели на прекрасную плачущую певунью. Их души смягчились при виде ее мук. Но приказ! Неумолимый приказ.Один из солдат приблизился к несчастной, склонился к ее уху и тихо произнес:— Мадемуазель, прошу вас, уходите. Это приказ. Не настаивайте… иначе нас посадят в тюрьму.Мадьяна отрешенно проронила:— Да… спасибо! Я ухожу.Она бросила взгляд, полный отчаяния, на мрачные здания, и по ее телу пробежала дрожь.Все окна в стенах были прикрыты сверху деревянными навесами.И все же именно оттуда донеслось:— Ма… дья… на!Девушка, которая еле передвигала ноги и шла, опираясь на руки юных друзей, прошептала:— Это Поль! Будь благословен Господь… Он меня услышал.Мустик, внезапно просветлевший, воскликнул:— Железная Рука! Да, это Железная Рука! Мадемуазель, мужайтесь! Мы перевернем небо и землю, но спасем его!— Да, дорогой малыш! Мы вырвем Поля из этого ада и докажем его невиновность. Но теперь надо быстрее вернуться… мне что-то нехорошо.Когда Мадьяна пришла домой, у нее зуб на зуб не попадал, голова раскалывалась от нестерпимой боли.Обеспокоенный Мустик предупредил настоятельницу. Славная женщина поспешила прийти, осмотрела девушку и уложила ее в постель. Затем она позвала мальчика, который сгорал от нетерпения, беспокоясь о здоровье девушки.— Не тревожьтесь, дитя мое, — сказала ему монахиня. — Мадьяна все опасности. Она просто устала с дороги, а эмоциональное напряжение вызвало сильный приступ лихорадки. Отдых, хинин, уход и особенно покой быстро поставят ее на ноги.— Да, мадам, надеюсь… Она сильная и мужественная. Мы будем о ней заботиться, но кто ей даст душевный покой?Настоятельница посмотрела в светлые глаза мальчика, сверкавшие умом и решительностью, и после долгого молчания проговорила:— Дитя мое, я знаю, вы любите Мадьяну и ее жениха…— Я им предан до самой смерти!— Вы показали пример смелости и находчивости, очень редкий в таком возрасте…Смущенный похвалой, Мустик покраснел, смешался и прошептал:— Я не заслуживаю этой похвалы, мадам… Но я готов сделать все, что могу, там, где жизнь так жестока и опасна.— Чудесно! Надо попытаться сделать для друзей еще больше и лучше, если это возможно. Я доверяю вам, несмотря на вашу молодость, одну очень важную вещь. О ней до нового приказа нельзя говорить никому ни единого слова.— Мадам, я буду достоин вашего доверия. Вы увидите…— Слушайте меня. Будьте внимательны и не прерывайте. Я только что узнала, что два иностранных путешественника прибыли вчера утром с голландским кораблем. Один инженер, другой, тот, что его сопровождает, что-то вроде фактотума. Человек, который мне об этом сообщил, достойный доверия, находит, что ведут они себя как-то странно.— Интересно! — невольно вырвалось у Мустика. — Ведь наш хозяин Железная Рука — тоже инженер, а таких специалистов в нашем краю не так уж много. Но простите, мадам, я перебил вас.— Меня это так же поразило, как и вас. Я не знаю имени приезжего. Возможно, он вполне заслуживает уважения. Впрочем, комендант оказывает ему особые знаки внимания. Однако приезд в один и тот же день двух людей одинаковой профессии показался мне, как и вам, странным.Мустик подумал, покачал головой, и его разбуженное воображение стало выстраивать одну гипотезу за другой, а монахиня продолжала:— Вместо того чтобы воспользоваться гостеприимством, которое всегда предлагает почтенным гостям комендант, оба путешественника устроились у Пьера Лефранка, старого ссыльного, абсолютно порочного: в его дом вхожи разные подозрительные личности. Так вот, дорогое дитя, что вам надлежит сделать… Надо узнать имена этих двух людей, не выдавая себя ничем и не подвергаясь никакому риску.— Мадам, это можно сделать. Вот увидите.— Оставляю на ваше усмотрение выбор средств, но с обязательным соблюдением мер предосторожности.— Хорошо.— Повторяю, сохраняйте крайнюю осторожность. И когда что-нибудь узнаете, приходите ко мне. До свидания, мое дитя, и да поможет вам Бог.— Спасибо, мадам. Положитесь на меня и примите заверения в искреннем к вам уважении.Сказав это, Мустик вышел, присоединился к терпеливо ждавшему его Фишало и предложил ему вернуться домой.Обычно очень разговорчивый, мальчик на этот раз был молчалив и о чем-то напряженно думал, покачивая головой. Войдя в комнату, которую он делил со своим товарищем, Мустик разжал наконец губы и сказал:— Оставайся здесь, старина. Ничего не предпринимай и жди меня, а пока — поспи.— Куда ты идешь?— Выполнять одну секретную миссию.Затем мальчуган достал револьвер, тщательно перезарядил его, положил в карман и добавил:— Иду работать на патрона. Если я задержусь на несколько дней, не волнуйся и, главное, не высовывай носа. ГЛАВА 7 Посаженный в камеру. — Приступ ярости. — Бесполезные протесты. — Раздача. — Песня Мадьяны. — Луч надежды. — Звонок к ужину. — Молодой надзиратель. — Недомогание. — Вспышка таинственной и ужасной болезни. — Жестокие страдания. — В агонии. — По дороге в больницу. Для Железной Руки, энергичного и деятельного, ситуация была ужасной. Грубая агрессивность, несправедливое и неожиданное насилие, мерзкое предательство морально надломили его.Сраженный в то самое время, когда он был так счастлив и любим, а его самая заветная мечта вот-вот должна была исполниться, Поль особенно остро почувствовал жестокость удара, ужас падения.И еще его очень беспокоили мысли о Мадьяне. Ведь она осталась одна, без всякой поддержки, лишь на попечении двух молодых людей, в сущности детей, и ей по-прежнему угрожали ужасные опасности.Сам Железная Рука решил перетерпеть свою беду, в надежде, что скоро все прояснится и чудовищная несправедливость, лишившая его свободы, будет исправлена. Но он был в ответе за других и в первую очередь за безопасность своей подруги. А его любовь, чуткая, тревожная и ясновидящая, подсказывала ему, что впереди — новые и более суровые испытания.О! Обладать сверхчеловеческой силой и мужеством, носить в своем сердце преданность и готовность к борьбе — и быть в то же время раздаьленным, связанным, скрученным, как дикое животное, не иметь возможности победить в честной борьбе…Его угнетали мерзкие подозрения жандармов Жандармы — офицеры и солдаты, охраняющие общественный порядок в городах и на железных дорогах, ведущие наблюдение и сыск политических преступников, осуществляющие дознание по их делам, охраняющие их в местах заключения.

и нашептывания каторжников-лодочников, которые его приняли за одного из своих… И носилки, на которых его переправили в тюрьму, где одели в кандалы и бросили на койку. И наконец, этот мрак одиночной камеры.Поль впал в отчаяние, его охватила ярость. Он выгнулся под своими цепями, заскрипел зубами, зарычал и завыл, словно охваченный безумием.Обессиленный, с больной головой и пылающим сердцем, узник упал на жесткие доски, единственную «мебель» в камере. Он слышал размеренные шаги равнодушных ко всему часовых, которые, прохаживаясь в одну и другую сторону, тихо переговаривались между собой:— Клиент нервничает, так убивается. Теперь, кажется, успокоился… Запросто может свалиться и от лихорадки, а это черт знает чем может кончиться.Услышав слова часового, заключенный подумал: «Солдат прав! Я заболею. Надо взять себя в руки, успокоиться. Главное — терпение. Так надо. Для Мадьяны! Дорогая возлюбленная! Где ты сейчас?.. Что делаешь? Ах, как порой жестока жизнь!»Скоро ночь. Вдруг он услышал тяжелые шаги, затем короткие реплики.Пароль. Смена часовых. Раздача еды. Резко щелкнула задвижка, заскрипел запор, и с режущим слух лязганьем открылась железная дверь. Узник увидел фонарь, от его света он зажмурился. Затем в сумерках разглядел какую-то движущуюся группу… Из темноты выступило три человека: один — какой-то военный в униформе, с саблей и револьвером, а двое других — каторжники, разносящие еду. Железная Рука узнал форму, так же были одеты те, кто приволок его сюда с голландского судна.Он крикнул, и в его словах прозвучала мольба:— Я — жертва чудовищной ошибки. Умоляю вас… Дайте мне поговорить с комендантом.Надзиратель поставил на пол миску с супом, бидон с водой, положил хлеб из отрубей и поставил тарелку, в которой было немного трески с топленым свиным салом.— Выслушайте меня! — взмолился Железная Рука. — Выслушайте протест невиновного…Однако надзиратель и бровью не повел, словно ничего не слышал. Он осветил фонарем стены темницы, самого узника, его кровать и вышел, не сказав ни слова, не сделав никакого знака. Снова заскрипели дверные петли, заскрежетал замок, загремел засов.Потекли долгие часы, а Железная Рука, обессиленный, задыхающийся, мокрый от пота, продолжал томиться в мрачной камере, не имея представления о времени, зная только, что каждые два часа меняются часовые.День не принес никаких изменений. Да и можно ли было назвать днем слабые лучи света, проникавшие сквозь тщательно заделанные отверстия в стенах?И снова к нему вернулась навязчивая, тревожная мысль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31