ответил он. «Навороченная химия тела» – так сказал Крейклин.
Что, если он уже догадывается? Вдруг он решил, что Хорза – агент Культуры или даже мутатор? Крейклин некоторое время разглядывал свой флакон, йотом кивнул и сказал:
– Пожалуй, женщины Культуры – это единственный тип женщин, с которыми я хотел бы иметь дело. Говорят, у них и в самом деле есть все эти… штуки, ты понимаешь, о чем я говорю. – Крейклин подмигнул, глядя на Хорзу, и вдохнул из флакона. – Между ног. У мужиков – это такие наращенные яйца, да? Что-то вроде замкнутой циркуляции… И у женщин тоже что-то похожее. Будто бы они могут трахаться часами… Ну, минутами – это точно…
Язык у Крейклина начал слегка заплетаться, а взгляд остекленел. Хорза старался ничем не выдать свое презрение. «Опять двадцать пять», – подумал он, пытаясь подсчитать, сколько раз он слышал (обычно от представителей обществ третьего и ниже уровней, близких к гуманоидному типу и в большинстве случаев – мужского пола) этот почтительный, завистливо-восторженный тон, эти разговоры о том, что «У Культуры-то покайфовее будет». Проявляя в этом отношении нездоровую сдержанность, Культура установила предельный размер таких измененных гениталий, наследуемых ее гражданами.
Конечно, скромность Культуры только подогревала интерес всех остальных, и Хорза иногда злился на людей, проявлявших раболепное почтение к квазитехнологической сексуальности Культуры, нередко преувеличенной. Но в Крейклине это его нисколько не удивило. Он подумал, что капитан, может быть, и себе сделал дешевенькую эрзац-операцию, желая получить тот эффект, которым наслаждались жители Культуры. Подобные операции были делом обычным, хотя и небезопасным. Слишком часто они (в особенности на мужчинах) делались топорно, без малейших попыток укрепить сердце и сосудистую систему, чтобы те соответствовали возросшим нагрузкам. (В Культуре повышенная выносливость, конечно же, передавалась по наследству.) Из-за такого слепого подражания упадочным нравам Культуры нередко в буквальном смысле разбивались сердца. «А теперь, наверное, начнется разговор об этих замечательных наркогландах», – подумал Хорза.
– … Да, и потом у них есть наркогланды, – продолжал Крейклин, по-прежнему глядя в пустоту и кивая сам себе. – Говорят, они в любой момент могут выделять в себя что душе угодно. Стоит им только об этом подумать. Выделяют, понимаешь, любые вещества, и оказываются на верху блаженства. – Крейклин погладил флакон в своей руке. – А еще говорят, что женщину Культуры невозможно изнасиловать, а? – Ответа он, похоже, не ждал, и Хорза промолчал. Крейклин опять кивнул. – Да, у них есть класс, у этих женщин. Они не то что это дерьмо на моем корабле. – Крейклин пожал плечами и еще раз понюхал флакон. – И все-таки…
Хорза откашлялся и, наклонившись вперед, не глядя на Крейклина, сказал:
– Она все равно уже мертва.
– Как-как? – сказал Крейклин, с отсутствующим видом глядя на мутатора.
– Та женщина Культуры, – пояснил Хорза. – Она мертва.
– Ах да. – Крейклин кивнул, потом откашлялся и сказал: – Ну, так что ты теперь собираешься делать? Я вообще-то рассчитываю, что ты будешь участвовать в акции с храмом. Думаю, ты нам обязан – мы ведь тебя подвезли.
– Ясное дело, не беспокойся, – сказал Хорза.
– Договорились. А там посмотрим. Если снова наберешь форму, сможешь остаться. Не хочешь – мы тебя высадим где скажешь, в разумных пределах, как говорится. А операция эта – легкая прогулка, слетаем туда и обратно. – Крейклин сделал пикирующее движение ладонью, словно та была моделью «ТЧВ», висевшей где-то над головой Хорзы. – А потом отправимся на Вавач. – Он сделал еще глоток из флакона. – Ты, видать, не играешь в Ущерб, а? – Он поставил флакон, и Хорза сквозь пары, поднимающиеся из горлышка, заглянул в его хищные глаза.
– Этого порока у меня нет. Не было случая научиться.
– Нет – значит, нет. Это единственная стоящая игра. – Крейклин кивнул. – Если не говорить об этом… – Он улыбнулся и окинул взглядом каюту, явно имея в виду корабль, людей в нем и их занятие. – Кажется, – сказал Крейклин, подавшись вперед, – я тебе уже говорил: «Добро пожаловать на борт», так что – добро пожаловать. – Он наклонился и похлопал Хорзу по плечу. – Пока ты не забываешь о том, кто здесь главный. А? – Крейклин опять широко улыбнулся.
– Это твой корабль, – сказал Хорза.
Он допил все, что оставалось во флаконе, и поставил его на полку рядом с портретом-голограммой Крейклина: тот стоял в черном скафандре и с лазерным ружьем в руках – тем самым, которое висело на стене.
– Думаю, мы поладим, Хорза. Ты познакомишься с остальными, придешь в норму, и мы тряханем как следует этих монахов. Что скажешь? – Капитан снова подмигнул ему.
– Заметано.
Хорза встал и улыбнулся. Крейклин открыл ему дверь.
«Для следующего перевоплощения, – подумал Хорза, выйдя из каюты и направляясь к столовой, – запомнить образ… капитана Крейклина!»

За несколько следующих дней он и в самом деле познакомился со всем экипажем. Он говорил с теми, кто не отказывался говорить, внимательно наблюдал за теми, кто говорить не желал, и ловил слухи о них. Йелсон по-прежнему была единственным его другом, но он поладил и с Вабслином, с которым делил каюту, хотя коренастый инженер был малоразговорчив и, когда не ел и не работал, обычно спал. Братсилакины, судя по всему, решили, что Хорза не настроен против них, но, похоже, до Марджойна и налета на Храм Света не стали утверждаться в мнении, что он за них.
Набожную женщину, которая делила каюту с Йелсон, звали Доролоу. Она была полной, светлокожей и светловолосой, а ее большие уши свисали до самого подбородка. Говорила она очень высоким, скрипучим голосом, который, по ее словам, был тише некуда; глаза у нее постоянно слезились, а движения были порывистыми и нервными.
Самым старым в группе был Авигер: невысокого росточка, с обветренным лицом, коричневой кожей и скудной растительностью на голове. У него были удивительно гибкие руки и ноги – например, он мог сцепить руки за спиной и, не расцепляя, перекинуть через голову. Он делил каюту с человеком по имени Джандралигели – высоким и худым мондлидицианином средних лет, с откровенной гордостью носившим на лбу тотемные шрамы – символы его родного мира, а на лице – выражение постоянного презрения. Он демонстративно игнорировал Хорзу, но Йелсон сказала, что он так относится ко всем новеньким. Джандралигели массу времени тратил на поддержание в чистоте и порядке своего скафандра – старого, но в хорошем состоянии, – и лазерного ружья.
Двух женщин, что держались замкнуто, звали Гоу и ки-Алсорофус. По всеобщему мнению, оставаясь вдвоем в своей каюте, они ублажали друг дружку, что, похоже, злило наименее терпимых мужчин отряда – то есть большую их часть. Обе были довольно молоды и едва умели говорить на марейне. Хорза решил было, что именно поэтому женщины чураются остальных, но потом выяснилось, что они к тому же очень застенчивы. Та и другая были среднего роста, обычного телосложения, с сероватой кожей и острыми чертами лица; глаза их напоминали черные озера. Может, это и к лучшему, подумал Хорза, что они не слишком часто смотрят в упор на остальных: взгляд таких глаз кого хочешь выведет из равновесия.
Мипп был жирным мрачным типом с кожей цвета воронова крыла. Он умел пилотировать корабль, когда Крейклина не было на борту, а отряд на земле нуждался в поддержке; мог он управлять и шаттлом. Он считался также хорошим стрелком, шла ли речь о плазменной пушке или скорострельном пулемете, но при этом был не дурак выпить и, случалось, напивался до полусмерти всевозможными ядовитыми жидкостями, которые добывал на камбузе. Раз или два Хорза слышал, как его рвало в туалете. Мини делил свою каюту с другим пьяницей по имени Нейсин. Тот был куда общительнее и часто пел. Нейсину было нужно (или он убедил себя, что нужно) забыть что-то страшное, и, хотя он пил чаще и регулярнее Миппа, иногда, приняв чуть больше обычного, он затихал, а потом вдруг начинал плакать, громко и хрипло всхлипывая. Нейсин был маленьким и жилистым, и Хорза спрашивал себя, где в нем помещается все выпитое и откуда берется столько слез в его маленькой бритой голове. Может, у него между глоткой и слезными железами есть прямой канал?
Тзбалик Одрейи был доморощенным компьютерным асом. Теоретически вместе с Миппом он мог бы взломать пароли, введенные Крейклином в немыслящий компьютер «ТЧВ», а потом угнать корабль: поэтому их никогда не оставляли вдвоем на борту, если Крейклин сходил. На самом деле Одрейи разбирался в компьютерах не так уж хорошо, что быстро выяснил Хорза, задав ему, словно мимоходом, пару-другую точно подобранных вопросов. Однако этот высокий, чуть сутулый человек с длинным желтым лицом знал, по-видимому, достаточно много для того, чтобы справиться с любой неисправностью в мозгу корабля, рассчитанном на надежность, без всяческих тонкостей. Тзбалик Одрейи делил каюту с Равой Гэмдолом, который, судя по цвету его кожи и пушку на ней, был земляком Йелсон, хотя сам он это отрицал. Йелсон на эту тему высказывалась тоже очень неопределенно, и особых симпатий друг к другу они не питали. Рава был еще одним отшельником. Он выгородил крошечное пространство вокруг своей верхней койки и оборудовал его несколькими маленькими лампочками и вентилятором. Иногда он проводил в своем укрытии несколько дней подряд, входя туда с полным контейнером воды и выходя с другим, полным мочи. Тзбалик Одрейи делал вид, что не замечает своего соседа по каюте, и категорически отрицал, что вдувает дымок едкой травки сифетресси, которую курил, в вентиляционные отверстия крохотного обиталища Равы.
Последнюю каюту делили Ленипобра и Ламм. Ленипобра был самым молодым в отряде – долговязый заика с огненно-рыжими волосами. Он чрезвычайно гордился своим татуированным языком и при малейшей возможности показывал его. Татуировка изображала человеческую женскую особь и была грубой во всех отношениях. За отсутствием на борту «ТЧВ» настоящего медика его обязанности выполнял Ленипобра, которого редко видели без маленького скринбука с каким-нибудь продвинутым учебником по пангуманоидной медицине. Он с гордостью показал скринбук Хорзе, включая и некоторые живые страницы; на одной из них в ярких красках демонстрировались базовые методики лечения глубоких лазерных ожогов наиболее распространенных видов пищеварительного тракта. Ленипобре все это ужасно нравилось. Хорза мысленно завязал узелок на память: ни в коем разе не получить ранений в Храме Света. У Ленипобры были длинные и тонкие руки, и четверть всего времени он пребывал на четвереньках, но Хорзе так и не удалось выяснить, что это: естественное для его вида поведение или просто причуда.
Ламм был ростом существенно ниже среднего, но довольно мускулистым и коренастым. У него были двойные брови и маленькие привитые рожки – они торчали из его редеющих, но очень темных волос над лицом, на которое Ламм изо всех сил напускал агрессивное и угрожающее выражение. Между боевыми операциями он почти не говорил, а если все же говорил, то обычно о боях, в которых участвовал, людях, которых убил, оружии, которое использовал, и тому подобном. Ламм считал себя вторым лицом на корабле, хотя Крейклин не выделял никого из членов экипажа. Ламм время от времени напоминал остальным, что лучше не создавать ему проблем. Он был хорошо вооружен и опасен, и в его скафандре даже имелся атомный заряд, который, по уверению Ламма, он скорее готов был взорвать, чем дать захватить себя. Видимо, он полагал, что нагонит на остальных страху и те не станут его раздражать: ведь в приступе гнева Ламм может взорвать свой легендарный атомный заряд.

– Черт тебя побери, что ты на меня уставился? – перекрывая помехи, прозвучал в шлемофоне голос Ламма.
Хорза, которого основательно растрясло в слишком большом скафандре, вдруг понял, что он действительно смотрит в упор на того, кто сидит прямо напротив. Он коснулся кнопки микрофона на шее и сказал:
– Я просто задумался.
– Нечего на меня смотреть.
– Но куда-то ведь смотреть нужно, – шутливо сказал Хорза человеку в матово-черном скафандре и шлеме с серым щитком.
Черный скафандр махнул свободной от лазерного ружья рукой:
– Я тебе, бля, сказал – не смотри на меня! Хорза опустил руку от шеи и кивнул внутри шлема, но тот был так плохо подогнан, что даже не шелохнулся. Он уставился на переборку фюзеляжа над головой Ламма.
Они собирались атаковать Храм Света. Крейклин сидел за штурвалом шаттла, ведя его на небольшой высоте к полоске рассвета. Внизу простирались погруженные в ночную тьму густые леса Марджойна, от которых исходил пар. План состоял в следующем: «ТЧВ» должен вернуться к планете, оставляя за кормой низкое рассветное солнце, заблокировать эффекторами действие имеющейся в храме электроники и произвести как можно больше шума вспомогательными лазерами и несколькими вакуумными бомбами. Пока этот маневр отвлекает на себя все оборонительные средства храма, шаттл должен либо направиться прямо к храму и высадить весь экипаж там, либо, если священники окажут сопротивление, приземлиться в лесу – так, чтобы храм оказался со стороны рассвета, – где отряд и покинет корабль. Там отряду предстояло рассредоточиться: те, кто имел антигравы, должны были лететь к храму, а другие, как Хорза, ползти, идти, бежать – кто во что горазд – к невысоким, с покатыми крышами зданиям и приземистым башням, которые и представляли собой Храм Света.
Хорза никак не мог поверить, что они собираются проделать все это без предварительной разведки, но Крейклин, которому задали этот вопрос во время короткого совещания в ангаре перед началом операции, настоял на своем, утверждая, что разведка лишит нападение внезапности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12