Однако он сам сказал, что сделает все, что она захочет. А честна ли она с собой? Действительно ли она хочет, чтобы он остановился?
Близость с Алисдером несла в себе много нового: приглушенный смех, едва уловимое поддразнивание. Прежде Джудит не знала этого и не понимала. Но было что-то еще, намек на более сильное чувство, которое распирало сердце и заполняло душу.
Хочет ли она, чтобы Алисдер оставил ее в покое?
Он улыбнулся ей, весело, озорно, и медленно наклонился, так чтобы у Джудит осталось время увернуться, если она того пожелает. Он проверял ее искренность. Оттолкнет ли она его, начнет сопротивляться, откажет ли ему в близости?
Он тепло и нежно прикоснулся губами к ее рту, словно приглашал ее ступить на дорогу, по которой ей еще не приходилось ходить. Она лежала спокойно, не двигаясь. Время шло, Алисдер не шевелился, не обнял ее крепче, и тогда Джудит облегченно вздохнула. Воздух легко сорвался с ее губ, обдавая теплом его губы. Алисдер приоткрыл их и глубоко вдохнул…
Близость через дыхание.
Джудит поежилась.
Алисдер немного отодвинулся, внимательно рассматривая ее. В его глазах, цвета густого меда, читалась сдержанность и еще что-то необузданное, пугающее. Но самый большой страх вызывала нежность, которую они излучали.
Против этого Джудит оказалась бессильна.
Глаза ее стали огромными, как море, голубыми и загадочными из-за пелены слез. Слезинка покатилась по щеке Джудит. Он слизнул ее языком, потом погладил жену по голове, прижался к ее виску губами, с наслаждением вдыхая ее аромат и стараясь заглушить охватывающую его ярость. Не к ней. Ни в коем случае не к Джудит. К человеку, который сделал с ней это.
Джудит повернула голову, нашла его щеку и нежно поцеловала. Алисдер пытливо вгляделся в лицо жены. Он безошибочно понял значение этого поцелуя: она принимает его и разрешает ему идти дальше.
– О, Джудит, – только и смог вымолвить Алисдер, гнев его угас под напором более мощных ощущений.
Длинным тонким пальцем он провел по краешку ее губ. Не испугается ли она, когда поймет, как сильно он ее хочет?
– У тебя красивые губы. – Он не дал ей сказать ни слова, приложив два пальца к ее губам. – Для поцелуев, Джудит, не для слов.
Он поцеловал ее так же, как утром в бухте, голодным поцелуем, который требовал ответа, а не подчинения. Алисдер задавал тон, но не торопил Джудит. Приподнявшись на локте, он увидел, что губы ее приоткрылись, нежное прикосновение его языка увлажнило их. С широко открытыми глазами, с пылающими щеками, она судорожно сжимали плечи Алисдера, словно опять боялась утонуть.
Рука его продолжала осторожное движение под рубашкой, будто и не было этих заставляющих все забыть поцелуев.
Они смотрели в глаза друг другу, разделенные всего несколькими дюймами; его глаза светились озорством, ее – чем-то похожим на страх, вызванный неопытностью. Алисдер был готов остановиться по первой ее просьбе.
– Я не доставил тебе наслаждения в бухте, Джудит, – еле слышно прошептал он.
Звук его голоса ласкал ей кожу подобно прикосновению крыльев бабочки. Неужели можно покраснеть еще больше? Джудит стала похожа на созревшее яблоко – вот-вот сорвется с ветки. Алисдер улыбнулся ее смущению и прижался губами к шее.
Быстрым движением он скинул на пол простыню, укрывавшую Джудит, и поднял ее ночную рубашку до талии вверх, обнажив ноги, бедра и живот Джудит в золотистом свете свечей. Когда она попыталась оттолкнуть его руки и прикрыться, Алисдер опять поцеловал ее так, что в голове у нее все мгновенно смешалось.
Только что он ласково улыбался ей, поддразнивая, проводил пальцем по подбородку, а теперь – целовал ей живот, рубцы на боках.
– Маклеод…
Мольба не оказала на Алисдера ни малейшего воздействия. И все же Джудит продолжала лежать спокойно, не двигаясь, словно связанная, но не веревками, а необычными ощущениями, которые рождались где-то в глубине ее тела от нежных прикосновений мужа.
Его пальцы дерзко спустились к треугольнику шелковистых завитков внизу живота, стали гладить и ласкать их.
– Прости, что утром я был таким нетерпеливым любовником, – проговорил он и склонился к ее бедрам.
Джудит попыталась сопротивляться, извиваясь всем телом, но Алисдер настойчиво и осторожно раздвинул ей ноги.
– Маклеод! – потрясенно воскликнула она.
Он словно не слышал.
– Тише, Джудит.
Она бессильно откинулась на подушку, устремив взгляд в потолок. Странные и необыкновенные ощущения захлестнули ее. Алисдер пробовал ее плоть на вкус. По всему ее телу побежали мурашки. Каким могуществом надо обладать, чтобы вызвать подобные ощущения?
Алисдер раздвинул ноги Джудит еще шире, словно желая открыть доступ к ее сути. Она не сопротивлялась: не из-за страха, и даже не из-за жара, от которого будто таяла, а из-за странного, неодолимого любопытства.
Она отдалась во власть Алисдера. Казалось, в его распоряжении бездна времени, чтобы вот так дразнить и возбуждать ее, нашептывая о том, как сладка ее плоть, какое наслаждение он испытывает. Теперь его язык касался ее везде то короткими резкими толчками, то медленными и плавными движениями. Прикосновения не успокаивали, наоборот, зажигали и возбуждали еще больше, словно раздували внутри пламя. Похоже, Алисдер был доволен ответной реакцией Джудит, ее негромкими стонами, которые против воли срывались у нее с губ.
– Алисдер, – едва слышно бормотала она.
Тихий звук музыкой звучал в ушах Алисдера. Она открылась ему навстречу, как влажный восхитительный цветок в золотистом свете свечи. Алисдер крепко держал Джудит за бедра, чувствуя ритм ее тела, желая удержать ее в своем нежном плену, заставить испытать высшее наслаждение в его объятиях…
Алисдер на мгновение оторвался от разгоряченной пульсирующей плоти и посмотрел на Джудит. Ее темно-синие глаза стали чернее, чем прежде. Он вдруг испугался, что не справится со своим желанием: до боли захотелось погрузиться в ее плоть, увидеть ее глаза в наивысший миг блаженства, как она зовет его, почувствовать, как содрогается ее тело…
Но Алисдер продолжил ласкать ее плоть, пока не ощутил, что Джудит захлестывает волна экстаза. Она стонала и дрожала. Он вцепился в матрац обеими руками, удерживая себя от желания овладеть ею, разделить с ней это наслаждение, раствориться в ней. Впереди у них будет еще много времени, чтобы вместе испытать сладостные мгновения, а сегодняшняя ночь принадлежит Джудит, и только ей.
Когда Алисдер справился с собой, он опять прижался к Джудит.
– Спокойной ночи, жена, – проговорил он, наклоняясь через нее, чтобы загасить свечи. На мгновение он замешкался, раздумывая, не поцеловать ли эти сладкие пухлые губы, и понял, что не может доверять себе.
Тихий вздох стал единственным ответом ему. Он прозвучал для него райской музыкой. Джудит словно очнулась, молча повернулась к Алисдеру спиной и до плеч натянула одеяло.
Алисдер, напротив, обнажил спину. Он безумно хотел Джудит. Он поцеловал ее в затылок так неуловимо легко, что она решила, будто это ей показалось. Она лежала молча, не шевелясь, пока он целовал рубцы на ее плечах. Потом он опять укрыл ее и прошептал в темноте:
– Это знаки твоего мужества, Джудит, а не позора. Он погладил ее волосы, рассыпавшиеся по подушке.
Джудит долго не могла заснуть.
Глава 22
– То, чем мы здесь занимаемся, – настоящая глупость, Малкольм, – пробормотал Геддес.
Тишину комнаты нарушали только звуки его шаркающей походки. Возможно, так казалось Геддесу, но не Малкольму, который злился все больше и больше. Сейчас нужна осторожность, а не жалобы, не протесты горе-конспираторов, собравшихся здесь за неимением лучшего выбора. Да и о каком выборе может идти речь? Здесь собрались старейшины клана, но даже их почтенный возраст не мешал Малкольму со злостью смотреть на них.
Они представляли собой весьма жалкое зрелище. Старый Геддес, согнутый артритом так сильно, что ходил не разгибаясь. Хеймиш, единственный уцелевший глаз которого затянут бельмом и плохо видит даже в яркие солнечные дни. Но самым немощным из троих был Алекс. Если их поймают, это случится из-за его увечья – вместо одной ноги у него кривой деревянный протез-палка, который при ходьбе не только стучал по полу, но и причинял нестерпимую боль своему владельцу, отчего старик непрерывно постанывал.
– Тише! – прошептал Малкольм, хмуро сдвинув брови.
Мудрейшие в клане жаловались и сетовали, как старухи выживающие из ума.
Но доконало его не это, а обвинение Алекса. Малкольм резко повернулся к нему и гневно бросил в лицо:
– По-вашему, лучше, если все заберут англичане?
– Что они не забрали, так это наши жизни, – упрямо отозвался Алекс. – Решили, что мы уже опасности для них не представляем.
– Не думал услышать голос труса.
– Труса? Это я-то трус? Я, который потерял родного сына? А его дочка умерла от голода, потому что, кроме червей с выжженных полей, есть было нечего? Я откликнулся на твой призыв сразу же, не раздумывая. – Он произнес эти слова шепотом, но не менее горячо, чем если бы говорил в полный голос. И сверкнул на Малкольма таким взглядом, который не остался незамеченным даже в слабо освещенной комнатушке.
– Тогда ты должен понимать больше, чем другие.
– А что тут понимать, Малкольм? – устало проговорил Алекс. – Ты хочешь, чтобы мы вчетвером выступили против всей английской армии? – Слова его прозвучали насмешливо и одновременно грустно.
– Вот именно, Малкольм. Ты призываешь к бунту? – Это заговорил Хеймиш, стоявший чуть поодаль от остальных. Он тоже похоронил родных и до сих пор оплакивал их потерю.
Пусть даже ненадолго, но Малкольм хотел бы вернуться к тем славным дням. Он понимал нелепость желания, но ничего не мог поделать. Он собирался затеять такое же безнадежное дело, как их поход на Карлайль, который они будут вспоминать до конца жизни. Во главе с Прекрасным Принцем они дошли до Англии, полные надежды и воодушевления, зная, что на этот раз шотландцы заняли английскую землю, а не наоборот. На протяжении нескольких благословенных дней сыны Шотландии определяли ход событий. В эти несколько дней даже воздух стал другим, Шотландия перестала быть досадной помехой, назойливым ребенком. Да, Хеймиш отлично понимал, почему Малкольм призывает к восстанию. Но славные дни Карлайля были до Каллоденской битвы, до того как бунт был подавлен, до того как большинство шотландцев в расцвете сил сложили головы в неравном бою. Англии требовалось полное поражение Шотландии, и она его получила благодаря усилиям графа Камберлендского, прозванного Мясником.
– Бунт? О каком бунте ты говоришь? Разве это бунт – хотеть, чтобы в Шотландии жили шотландцы, жили по собственным законам, а не по правилам, которые диктуют англичане? – ответил Малкольм. Его распирало от обиды, он не ожидал такого от старых друзей. – Я сейчас говорю не о бунте против нашего лорда. Или вы забыли, чего он хочет? Забыли, на каких условиях его освободили?
Согласный шепот остальных стал поддержкой его тихим словам.
Идеи Алисдера об экономической самостоятельности поддержали многие в клане. Конечно, грустно признаться себе, что Англию им не одолеть, но нет смысла отрицать очевидное. Мечты о восстании так и останутся мечтами. Принц покинул Шотландию и скрылся на континенте, а те, кто с готовностью поддержал его, либо погибли, либо остались разоренными, без титулов и поместий и, подобно Алисдеру, влачили жалкое существование.
Мечта о торговле с Англией на равных была их единственной надеждой. Страшно даже подумать, что случилось бы с Алисдером и со всем кланом, если бы попытка поднять восстание была доказана. Ведь главным среди условий, на которых освободили Алисдера, значилось именно это: никаких тайных сговоров, никаких попыток к бунту.
– Малкольм, а как насчет жены-англичанки, которую ты сюда привез? Это тебе пришло в голову поженить их. – Хеймиш высказал вслух то, о чем подумали все.
– Буду сокрушаться об этом до самой смерти. Вы это хотели услышать?
Хеймиш не ответил.
– Пора вооружаться, у каждого члена клана должно быть оружие для защиты от англичан. Вы согласны? – спросил Малкольм, переводя твердый взгляд с одного на другого.
Хеймиш вздохнул и вытянул вперед руку, которую сжал Алекс. Старик Геддес, с трудом волоча ноги, подошел к ним. Казалось, его медленная походка вторит его нежеланию.
Малкольм пересек комнату быстрее остальных, отодвинул камышовую подстилку, обнажив металлическое кольцо, спрятанное в полу.
– Мы с тобой, Малкольм, – проговорил Хеймиш, видя, что остальные молчат. – Господи, сделай так, чтобы это решение не принесло грозы на наши головы.
Глава 23
Алисдер и Малкольм повезли первую партию шерсти в Инвернесс. Алисдер уехал не попрощавшись, не сказав ни слова, просто исчез. Джудит не могла сказать, что ей не хватало Малкольма, но Алисдер мог бы сказать ей о своих планах.
– Цыпленок уже мертв, Джудит, – мягко заметила Софи.
Джудит только громче стукнула по доске. Она держала нож так, что Софи вдруг подумала, что Джудит хочется, чтобы на доске сейчас лежал не цыпленок, голову которого вот-вот отделят от туловища, а кто-то другой.
Джудит посмотрела на доску, глубоко вздохнула и закрыла глаза. Она ненавидела это занятие. Но есть-то надо, а выносить одни протертые овощи и картофель уже нет сил. Лучше уж рубить голову курице, чем готовить пареную репу!
Джудит мелко резала лук, когда открылась боковая дверь, выходящая к морю, и, не дожидаясь приглашения, как к себе домой, вошла Фиона. По правде говоря, женщины, приходившие в замок, никогда не стучали, просто входили, считая обитателей Тайнана своей семьей. В конце концов, это их клан. Родственники или нет, все члены клана считают себя одной большой семьей.
Но Джудит все же нахмурилась при виде молодой женщины, которая вторглась к ней на кухню.
– Хочешь сварить бульон из курицы? – начала Фиона приторным голосом, странно противоречащим с презрительной ухмылкой.
Она намеренно утрировала свой говор, словно желая оскорбить им англичанку Джудит. Впрочем, Фиона раздражала Джудит с самого начала их знакомства, словно заноза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36