В ту минуту, когда он переходил с рифа на песок, он увидел на песке что-то, что заставило его вздрогнуть и остановиться. Это был отпечаток голой ноги.
Это был след, оставленный Ивом, и в нем не было ничего сверхестественного. Но Гаспару он показался ужаснее самой смерти. Он отошел от него, прижав руку к сердцу, не смея оглянуться. Он сам не знал куда идет, ноги привели его к пальмам.
Там он сел, прислонившись спиной к стволу. Дерево стало для него как бы живым существом, он готов был обнять его и прижаться к нему, как к другу, но боялся оглянуться. В это время громкий, резкий, душераздирающий крик раздался над ним. Гаспар вскочил и, прижимаясь к дереву, оглянулся.
Большой черный альбатрос с блестящими глазами и коралловым клювом пролетал над островом. Резко выделяясь на фоне голубого неба, он летел беззвучнее стрелы на неподвижных крыльях. Миновав остров, он крикнул еще раз, потом еще раз его голос донесся издали, а потом он превратился в точку и исчез в лазури.
Гаспар тяжело перевел дух, глядя ему вслед. Потрясение подействовало на него лучше всякого лекарства, обнаружив перед ним всю нелепость его тревоги. Остров сразу освободился от мнимых страхов и ужасов.

V. Лодка

Солнце скрылось за краем моря, залило весь воздух золотым отблеском и погасло. Быстро темнело, небо делалось все синее, все темнее, и в бархатной бездне его зажглись дрожащие огни. Над островом пронесся прохладный ночной ветер.
Пережитые потрясения измучили Гаспара. Крепкий сон овладел им, и он проспал без сновидений почти до самого рассвета.
Проснулся от какого-то звука. Как будто кто-то около палатки ударил один единственный раз в огромный барабан. Он приподнялся на локтях, и сон сразу соскочил с него. Прислушался, но все было тихо. И вдруг снова послышался знакомый звук, но уже издалека: «Бум!»
Жутко было слышать этот звук в таком пустынном месте. Если он был произведен барабаном, то это был барабан великана. Пот струился со лба Гаспара, когда он выбрался из палатки и подошел к пальмам. Ничего и никого! Новый месяц плавал, как серебряная лодочка, среди золотых звезд. Верхушки пальм выделялись на фоне звездного неба – южная ночь была дивно хороша.
Если бы Гаспар знал тропическое море, он не испугался бы этого звука. Его производила дьявол-рыба, которая выбрасывается из моря, перевертывается в воздухе и снова шлепается в воду, вздымая пену и производя этот шум. Но Гаспар ничего не знал об этой рыбе и стоял, напряженно вглядываясь в даль моря, над которым на востоке уже появилась светлая полоса.
И вот зажглась заря, погасила звезды и окрасила небо сначала серым, потом голубым, потом холодным синим светом, быстро перешедшим в нежные теплые тона. Солнце появилось из-за края моря и позолотило вершины гор и верхушки мачт на судах, стоящих в многочисленных гаванях Багамских островов. Ветерок, поднявший волосы на голове Гаспара, пронесся дальше и перелетел на другие острова, где в апельсиновых рощах светящиеся ночные насекомые гасили свои фонарики и отправлялись на покой.
Гаспар не замечал роскошной картины рассвета, развертывавшейся перед ним. Он не отрываясь смотрел вдаль, где качался на волнах какой-то круглый темный предмет, похожий не то на голову пловца, не то на бакен.
Предмет подходил все ближе и ближе, и наконец Гаспар отчетливо различил лодку, которая то держала курс прямо на остров, то становилась к нему боком. Лодка! Избавление от одиночества и страха! Крик, который вырвался из груди Гаспара, далеко разнесся кругом, и ему ответили чайки. Он бросился бежать к коралловой косе, не обращая внимания на следы голых ног Ива на песке и остановился на самом краю ее, заслонив глаза рукой от солнца.
Лодка была теперь видна отлично. Она была пуста, и течение несло ее мимо островка. Гаспар лихорадочно сорвал с себя одежду и башмаки и, не раздумывая, бросился в воду. Ему пришлось плыть против течения, которое несло лодку, но холодная вода вернула ему бодрость. Лодка была уже близко от него, вся белая на изумрудных волнах. Вот ему осталось только полтора метра до нее, – и вот уже он ухватился за ее борт. Лодка слегка накренилась, когда он забирался в нее; она была пустая, на дне ее лежала пара весел и умирающая летучая рыбка.

VI. Бегство

Гаспар причалил к берегу под крики чаек, которые, казалось говорили: «Ты думаешь бежать? Хи! Хи! Хи! А волны, ветер, лазурь неба и моря? Они наши, навсегда, навсегда!»
Выходя на берег, Гаспар чувствовал себя как человек, бежавший из тюрьмы и принужденный вернуться туда. Он торопился, будто спасаясь от погони. Прибежав в палатку, он схватил пояс с деньгами, взял сухарей и несколько жестянок консервов. Но это было далеко не все. Надо было еще запастись пресной водой и взять одежду, оставленную на самом мысу рифа. Он был босой, а почва рифа местами была остра, как нож.
Наконец, изранив до крови ноги, он добрался до своего платья, дрожащими руками надел башмаки и, забрав под мышки одежду, стал быстро возвращаться по рифу; спрыгнув на песок, он побежал, громко разговаривая и размахивая свободной рукой, к лодке.
Когда он добежал до нее, все время опасаясь, что ее вот-вот унесет течением, он бросил в нее платье и стал осторожно сдвигать ее в воду. Но лодка крепко засела в песок и никак не поддавалась его усилиям. И Гаспар ни за что не одолел бы, если б был один. Но он был не один – страх был с ним.
Медленно, но верно, лодка приближалась к воде и, наконец, закачалась на волнах. Тогда он прыгнул в нее и оттолкнулся веслом.
Гаспар был свободен. Течение и весла несли его прочь от острова чаек в открытое море, в том направлении, где кричали чайки: «Вернись! Вернись! Где Ив? Ив? Ив?»
Все дальше и дальше, прочь от островка. Вот уже не слышно голосов чаек. Ничего, кроме шума весел и морского простора.
Теплый ветер рябил голубую поверхность моря. Весла, погружаясь на полфута в воду, казались голубыми. Плававшие в воде обрывки водорослей отсвечивали густым синим цветом. Гаспар греб все медленнее. Он избавился от своего кошмара, но плыть в бесконечном просторе моря, ему, собственно, было некуда. Единственная надежда на спасение заключалась в том, чтобы увидеть судно. Он был весь во власти случая, и ему совсем не было страшно. В сердце его поселилась бессознательная уверенность в том, что спасение придет скоро.
Одиночество исчезло. Оно осталось на острове, вместе с Ивом. Все происшедшее казалось теперь Гас-пару тяжелым сном, а самой тяжелой частью сна был Ив.
Он оделся и сел, сложив руки. Течение несло его, солнце поднималось все выше и выше, ветер по-прежнему дул с юго-востока. Все было тихо, только летучие рыбки изредка выскакивали из воды, сверкали в воздухе и исчезали вновь. Около полудня они появились целой стаей, гонимые каким-то невидимым врагом. Черепаха, плескавшаяся на поверхности воды, при виде лодки ушла в глубину. Большая чайка, точно белое облачко, тихо пролетела над Гаспаром и растаяла в лазури неба.
Все, казалось, отдыхало и нежилось в море и воздухе. Ничто не делало усилий, и ничего не видно было на голубой глади моря, кроме лодки, которую медленно несло куда-то по течению. За несколько часов до заката Гаспар, поднявшийся в лодке, чтобы лучше осмотреть горизонт, увидел на востоке яркое пятно, горевшее как звезда.

VII. Капитан Сажес

Гаспар не мог отвести от него глаз. Там, где горело это яркое пятно, была жизнь, движение, суета; здесь, вокруг него, – тишина и покой. Ветер посвежел. Лодка весело заплясала на волнах, а яркое пятно парусов росло и приближалось.
По мере того, как Гаспар смотрел, уверенность покидала его. Он верил в возможность счастливого случая, а теперь, когда случай этот принял реальный облик, когда спасение было так близко, он вдруг стал сомневаться. Ему ясно представилась возможность погибнуть, и смерть показалась ему еще невыносимее от того, что он был теперь богат. Двадцать одна золотая монета, из которых каждая весила три двадцатифранковых, – это была первая крупная сумма, выпавшая на его долю в жизни.
А парус все увеличивался. Судно должно было находиться уже недалеко, потому что кругозор с лодки был невелик. Оно шло прямо на лодку, в этом не было никакого сомнения, но оно могло не заметить ее и пройти мимо. Гаспар так ясно представил себе это, что сердце его закипело от гнева, и он послал проклятие неизвестному капитану. Через час солнце сядет – и тогда увидят ли с судна его лодку на волнах?…
Временами Гаспару казалось, что судно изменило курс, потому что долгое время оно не росло и не становилось яснее. Но вот, как-то внезапно, оно лишилось своей красоты, и Гаспар ясно увидел перед собой небольшое парусное судно тонн на 200, делавшее не больше 8 – 9 узлов. Гаспар оглянулся на солнце. До заката оставалось уже немного, и пыль золотого тумана осыпала горизонт. Но и судно точно начало торопиться. Его серые паруса были уже отчетливо видны. Солнце окрасило его золотом и снова придало ему сверкающий вид. От лодки до судна было не больше мили. Гаспар встал и начал неистово, в каком-то исступлении, размахивать своей курткой и кричать против ветра. Золотой корабль несся прямо навстречу, но вдруг с какой-то феерической быстротой паруса и корпус его потускнели, потемнели. Гаспар с ужасом оглянулся – солнце скрылось за горизонтом.
Судно из золотого превратилось в лиловое расплывчатое пятно. Ветер утих и едва дышал. В то мгновение, когда тьма готова была охватить море, Гаспар совсем потерял судно из виду. Но это длилось всего несколько минут. Он снова увидал его, при свете звезд. Оно двигалось медленно, со слабо надутыми парусами.
Гаспар стал грести ему наперерез изо всех сил и кричал так громко, как только мог. Но, должно быть, никто не слышал его, потому что Гаспар не увидел огней. Судно было совсем близко. Гаспар отчетливо видел, как режет воду его нос, он слышал треск снастей и шум парусов. Оно шло мимо, серое и молчаливое, убегая от него, как вор. Он в последний раз крикнул во всю силу своих легких, и – судно откликнулось…
У правого борта появился фонарь, и резкий голос крикнул что-то. Этот крик разом превратил палубу в растревоженный улей. Забегали люди, послышались голоса, появился второй фонарь. Чье-то черное лицо со сверкающими зубами наклонилось над бортом. В следующее мгновение что-то ударило Гаспара в грудь. Это был канат. Он ухватился за него и подтянулся к судну.
Когда лодка ударилась о корпус судна, Гаспар привязал канат к передней скамье и спрятал пояс с деньгами под рубашку. Из суетившейся наверху и неумолчно говорившей толпы упал второй конец каната, и через минуту Гаспар очутился на палубе, окруженный шумной толпой негров. Человек в панаме, который помог ему взобраться и который теперь раздавал направо и налево приказания, был, по-видимому, единственным европейцем на судне.
Покончив с распоряжениями, он взял фонарь из рук негра, стоявшего рядом, и поднес его к лицу Гаспара.
– Француз? – спросил он, устремляя на него пару черных немигающих глаз. Его лицо, освещенное фонарем, было кругло и оказалось добродушным.
– Да, француз, потерпевший крушение и плававший в этой проклятой лодке, пока вы чуть не налетели на нее…
– С какого судна?
– С «Роны», Трансатлантической компании.
– «Рона»! Я видел ее в Гаване. Она погибла?
– Да. Прорвала дно на рифе и затонула со всем, что на ней было.
– Вы – единственный из ее команды?
– Да.
Человек в панаме выругался.
– Ну, ладно! Я вас спас, и лодка моя. Я – капитан Сажес, а мое судно зовется «Прекрасная Арлезианка». Лодка моя, понимаете?
– Ну, конечно, ваша, пожалуйста.
– Она стоит франков пятьсот, а кисть белой краски сотрет с нее имя «Рона». Я нашел вас на плоту, понимаете? Нет, на курином ящике, или на бревне. Идем!
С этими словами он взял Гаспара под руку и повел его в каюту. Посреди нее стоял стол, а над ним висела лампа. Из каюты две двери вели в каюты капитана и помощника, – крошечные помещения, немногим больше собачьей конуры. Капитан бросил свою панаму на стол, открыл шкаф и достал бутылку рома, несколько стаканов и бисквиты.
Думая о том, как этот добродушный круглолицый человек начал свое знакомство с того, что предложил ему участвовать в маленькой плутне, Гаспар сказал:
– Знаете что, а лодка-то совсем и не принадлежала «Роне».
– Но вы говорили…
– Да, но вы не дослушали до конца. Я спасся с «Роны», действительно, на бревне, и добрался до острова чаек. А лодку принесло ко мне течением, и я не видел на ней никакого имени. Я поймал ее и ушел на ней с островка. Вот и все.
Капитан произнес какое-то проклятие и налил два стакана рома, а Гаспар взял бисквит. Маленький человек казался разочарованным. Ему, видимо, очень хотелось поживиться именно на счет Трансатлантической компании. Он сел за стол, закурил сигару и начал расспрашивать спасенного. На некоторые вопросы он не ждал ответа, а отвечал сам.
– «Рона» – да, я видел ее в Гаване. Какой тоннаж? Да, я знаю: семь тысяч. Она и «Роксолана» – это были две сестры. «Роксолана» регулярно заходила в Сен-Пьер. Я знаю ее, я вижу на Мартинике. Не родился там, нет, я родился в Арле, но я тридцать лет провел в этих морях. Да, здесь можно нажить деньги! А вы, говорите, родились в Монпелье? – И, размягченный крепким ромом и радостью встречи с земляком, он продолжал расспрашивать Гаспара о подробностях его приключения.

VIII. Ром

Капитан Сажес преуспел с тех пор, как бежал с французского судна и поселился в Сен-Пьере. Начав с самой тяжелой работы, он постепенно разбогател. Расспрашивая Гаспара, он сообщал отрывки из своей личной бродячей жизни. Собственная особа капитана была для него единственным предметом, достойным внимания. У него была потребность постоянно говорить о себе.
Ром еще больше развязал ему язык, и он начал рассказывать Гаспару о себе с такой откровенностью, как будто это был друг, с которым он давно не видался. Не было, по-видимому, ни одного скверного дела, в котором капитан Сажес не участвовал бы со своей «Прекрасной Арлезианкой». Во время испано-американской войны они транспортировали оружие и вообще занимались перевозкой контрабанды, участвуя во всяких темных делах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11