Все замечательно, реально дешево
— Нет, так оно и было.— Вы учились на стипендию?— Иначе мы вообще не могли бы учиться. Наш отец был доктором археологии, и что ему это дало? Участие в раскопках от Аризоны до древнего Ирака. Национальное географическое общество и Клуб следопытов оплачивали его поездки, но не помогали ему содержать жену и детей. Когда появились фильмы о раскопках, мы с Гарри смеялись и говорили: ну, кому нужна «Разрушенная арка», лучше бы рассказали о том, где дети Индианы Джонса!— Ваш пример выше моего понимания, хотя в чем проблема, я поняла.— Наш отец имел собственность, так что мы не были совсем уж без средств. Это не богатство, конечно, но средний достаток. Так что нам необходима была стипендия... Ну вот, теперь вы выслушали историю моей жизни, а я узнал больше чем надо о вашем муже... Расскажите же о себе! Откуда вы взялись — сошли с картины, миссис де Фрис?— Это не имеет значения...— Нет, имеет, вот этого я как раз и не могу принять. Если хотите и дальше продвигаться по служебной лестнице, особенно в отдел документации и справок, лучше выкладывайте все.— Значит, вы не поверили ни слову из того, что я вам говорила...— Я вижу, что лежит на поверхности. Это подтвердил и Витковски. Но сомневаюсь в том, что кроется глубже.— Тогда убирайтесь к черту, мсье. — Карин де Фрис поднялась из-за столика.К ним снова подошел официант.— Не вы ли мсье Латам?— Лэтем? Да, это я.— Вас просят к телефону. Прибавьте к счету тридцать франков.— Побудьте здесь, — сказал Дру. — Я сообщу центру связи, где меня найти.— А почему я должна тут торчать?— Потому что я хочу, чтобы вы остались, действительно хочу. — Лэтем поднялся и быстро направился к телефону, стоявшему в конце пустой стойки бара. — Это Лэтем.— Говорит Дурбейн, — услышал он. — Соединяю вас по непрослушиваемой линии с директором Соренсоном в Вашингтоне. Все проверено на обоих концах. Говорите.— Дру?— Да, сэр...— Мы наконец получили известие о Гарри. Он жив!— Где он?— Если мы верно определили, где-то в Хаусрюкских Альпах. Звонили антинацисты из Обернберга, сказали, что устраивают его побег, и просили не занимать наши надежные линии между Пассау и Бургенхаузеном. Они отказались себя назвать, но это несомненно правда.— Слава Богу! — с облегчением выдохнул Лэтем.— Не радуйся раньше времени! Они сказали, что ему предстоит пройти почти двенадцать миль по заснеженным горам, прежде чем он доберется до них.— Вы не знаете Гарри. Он доберется. Я, может, и сильнее, но он всегда был выносливее меня.— При чем тут это?— Не важно. Я возвращаюсь в посольство и буду ждать. — Лэтем положил трубку и вернулся к столику. Де Фрис там уже не было. Глава 5 Колонна пробиралась по снегу, и длинные вечерние тени ложились на гряду гор. Путь освещали лишь фары двух больших грузовиков и карманные фонарики охраны. Чувствуя, что боль в голове постепенно проходит, Гарри Лэтем спрыгнул с грузовика возле моста через пропасть, по дну которой текла река Зальцах. Он сбежит! Перейдя через узкий мост, он найдет дорогу, ибо запомнил ее, да и оставил знаки; к тому же он тысячу раз восстанавливал ее в памяти во время своей так называемой «госпитализации», пока на самом деле его держали заложником. Но оставаться в грузовике, где он спрятался, Лэтем больше не мог; грузовики обыскивали, проверяя каждый предмет по накладной. Теперь он присоединился к колонне «ростков жизни», которые слепо шагали в свое неопределенное будущее, чтобы распространиться по Германии и по всей Европе. Пока они пели песни о чистоте крови, о правом деле арийцев и о том, что всех, не принадлежавших к расе господ, уничтожат. Шагая по мосту, Гарри пел громче всех. Еще несколько секунд!Наконец-то! Колонна свернула вправо, в снежную ночь, а Гарри согнулся и, воспользовавшись внезапно повалившим снегом, нырнул влево. Зоркий охранник заметил его и вскинул пистолет.— Nein! — тихо сказал рейхсфюрер, командовавший группой, схватив солдата за руку. — Verboten. Ist schon gut! Запрещено. Все в полном порядке! (нем.)
А человек по кличке Шмель пробирался по глубокому, до колен, снегу, на который никто до него не ступал, и, с трудом переводя дух, надеялся вот-вот увидеть знаки, сделанные несколько недель назад, когда он шел в тайную долину. Теперь ему казалось, что с тех пор прошли годы. Вот наконец! Две сломанные веточки на маленькой сосенке, которые возродятся только весной. Деревцо стояло слева, следующий знак будет справа по диагонали, на спуске... Ярдов через триста, чувствуя, как у него пылает лицо и замерзают ноги, Лэтем увидел его! Он надломил ветку альпийской ели — она так и осталась висеть и засохла, лишенная соков. Горная дорога, соединявшая две альпийские деревни, была меньше чем в пяти милях отсюда, и идти надо почти все время вниз. Он доберется. Должен добраться!И Гарри наконец добрался, едва передвигая ноги и совсем закоченев. От боли он согнулся в три погибели. Сев на дорогу, Гарри принялся растирать ноги сквозь промерзшие, стоявшие колом брюки, как вдруг появился грузовик. Лэтем заставил себя подняться, шатаясь, вышел на середину дороги и отчаянно замахал руками в свете фар. Грузовик остановился.— Hilfe! Помощь! (нем.)
— сказал по-немецки Лэтем. — Моя машина свалилась в пропасть!— Можете ничего не объяснять. — Бородатый шофер говорил по-английски с акцентом. — Я поджидал вас. Последние три дня я каждый час курсирую по этой дороге.— Кто вы? — спросил Гарри, залезая в кабину.— Ваше избавление, как сказали бы англичане, — с усмешкой ответил шофер.— Вы знали, что я сбегу?— У нас есть осведомительница в тайной долине, хотя мы понятия не имеем, где эта долина находится. Эту женщину, как и всех, привезли туда с завязанными глазами.— Откуда же она про меня узнала?— Она работает медсестрой в тамошней больнице, а иногда ее посылают трахаться с каким-нибудь братом арийцем, чтобы производить новые «ростки будущего». Она наблюдала за вами, видела, как вы складывали бумажки и зашивали в одежду...— Но как же ей это удалось? — прервал его Лэтем-Лесситер.— В ваших комнатах установлены скрытые камеры.— А как она сообщила об этом вам?— Всем «росткам будущего» разрешено — даже приказано — поддерживать связь с родителями или родственниками и сообщать им всякие небылицы, объясняющие их отсутствие. Оберфюреры боятся, что без таких объяснений все выяснится, как было с вашими американскими сектами, которые пытались забаррикадироваться в горах и долинах. И вот наша медсестра связалась со своими «родителями» и с помощью кода сообщила, что американец готовится бежать — срок неизвестен, но намерение не оставляет сомнений.— Мне удалось уйти благодаря эвакуации — только и всего.— Так или иначе вы здесь, на пути в Бургенхаузен. Там из нашей скромной штаб-квартиры вы сможете связаться с кем захотите. Понимаете, мы — антинейцы.— Кто-кто?— Мы антиподы Каракаллы, убившего двадцать тысяч римлян, которые, по свидетельству историка Дио Кассия, выступили против его деспотического правления.— Я слышал о Каракалле и о Дио Кассии тоже, но все же не понимаю вас.— Стало быть, вы плохо знаете римскую историю.— Ошибаетесь.— Ну хорошо, переведем это в другой, современный контекст, ja?— Как вам угодно.— Наше название по-английски произносится антиниос, ja?— О'кей.— Замените «ниос» на «неос», о'кей?— Так.— Что получилось? Антинеос, так? Антинеонацисты. Вот кто мы!— Почему же вы скрываетесь под таким непонятным названием?— А почему они скрываются под именем «Братство»?— Да как это связано?— Скрытности должна противостоять скрытность!— Но почему? Вы же легальная организация.— Мы сражаемся с нашими врагами на земле и под землей.— Я был среди них, — сказал Гарри Лэтем, откидываясь на спинку сиденья. — И все равно я вас не понимаю. * * * — Почему вы ушли? — спросил Дру у Карин де Фрис, узнав номер ее телефона в службе безопасности.— Мы ведь обо всем поговорили, — ответила она.— Осталось много неясного, и вы это знаете.— Проверьте, пожалуйста, мое досье, и если вас что-то смутит, сообщите об этом.— Не мелите ерунду! Гарри жив! Пробыв три года в мышеловке, он вырвался на свободу и возвращается!— Mon Dieu! Вы и представить себе не можете, как я рада, какое это для меня облегчение!— Вы ведь все время знали, чем занимался мой брат, верно?— Не стоит обсуждать это по телефону, мсье Лэтем. Приходите ко мне домой на рю Мадлен. Дом двадцать шесть, квартира пять.Дру сообщил адрес Дурбейну, накинул пиджак и помчался к машине Второго бюро без опознавательных знаков, теперь постоянно сопровождавшей его.— Рю Мадлен, — сказал он. — Номер двадцать шесть.— Неплохое место, — отозвался шофер. * * * Когда Лэтем увидел квартиру на рю Мадлен, облик Карин показался ему еще более загадочным. Эта большая, со вкусом обставленная квартира с прекрасной мебелью, драпировками и картинами явно превышала возможности сотрудницы посольства.— Мой муж был человеком состоятельным, — сказала Карин, заметив удивление Дру. — Он не только прикидывался торговцем бриллиантами, но действительно занимался этим со свойственным ему elan Размах (фр.).
.— Видимо, он был незаурядным человеком.— Не просто незаурядным, а одаренным, — сказала де Фрис. — Садитесь, пожалуйста, мсье Лэтем. Не хотите ли чего-нибудь выпить?— Поскольку в том кафе, куда вы пригласили меня, давали только кислятину, я с благодарностью принимаю ваше приглашение.— У меня есть шотландское виски.— Тогда я принимаю ваше приглашение с восторгом.— Очень рада. — Де Фрис подошла к зеркальному бару. — Фредди всегда говорил, что в доме должно быть четыре вида напитков. — Она сняла крышку с ведерка со льдом и достала бутылку. — Красное вино комнатной температуры, белое охлажденное вино — крепленое и сухое хорошего качества, а также шотландское виски для англичан и бурбон для американцев.— А как насчет немцев?— Любое пиво — они, говорил он, пьют всякое. Но Фредди, как я упоминала, был крайне пристрастен.— Но он наверняка знал и других немцев.— Naturlich. Он утверждал, что они лезут из кожи вон, подражая англичанам. Виски — подразумевается шотландское, безо льда, хотя немцы предпочитают со льдом. — Она подала Дру стакан и указала на кресло. — Садитесь же, мсье Лэтем, нам надо кое-что обсудить.— Вы узурпируете мои права, — сказал Дру, опускаясь в мягкое кожаное кресло напротив светло-зеленого бархатного диванчика, на который села Карин. — А вы не составите мне компанию? — спросил он, слегка приподнимая свой стакан.— Возможно, потом, если это «потом» будет.— Вы говорите загадками, леди.— Все зависит от точки зрения. Вам я кажусь загадкой, так же как вы мне. Вы — и американская разведка. А я — само простодушие.— Мне кажется, это требует пояснения, миссис де Фрис.— Конечно, и вы его получите. Вы отправляетесь с секретным заданием необычайно талантливого агента, свободно владеющего пятью или шестью языками, и храните его пребывание в Европе в такой тайне, что он остается без всякого прикрытия. У него нет куратора, и значит, никто не несет за него ответственности, никто ничего не может ему посоветовать.— Гарри всегда имел право выйти из игры, — возразил Лэтем. — Он разъезжал по всей Европе и по Ближнему Востоку. Он мог в любой момент позвонить в Вашингтон и сказать: «Все. Больше не могу». Он был бы не первым глубоко засекреченным агентом, вышедшим из игры. ...— В таком случае вы не знаете собственного брата.— Что вы хотите этим сказать? Черт побери, я же рос с ним.— Профессионально?— Нет, не в этом смысле. Мы работаем в разных подразделениях.— Тогда вы понятия не имеете, что это за гончая.— Гончая?..— Он такой же фанатик-преследователь, как и те, кого он преследует.— Он не любил нацистов. А кто их любит?— Не в этом дело, мсье. Когда Гарри был куратором, активисты в Восточной Германии, оплачиваемые американцами, поставляли ему информацию, на основе которой он давал поручения своим агентам, таким, как мой муж. Впоследствии же ваш брат не имел такого преимущества. Он остался совсем один.— Это было предусмотрено характером операции — полная изоляция. Он не мог оставить ни малейшего следа — даже я не знал его конспиративного имени, так в чем же проблема?— У Гарри здесь не было людей, а у его врагов были свои люди в Вашингтоне. -— Что вы, черт подери, несете?— Вы правильно заподозрили, что я знала, чем занят ваш брат, — кстати, его конспиративное имя Лесситер, Александр Лесситер.— Что? — Потрясенный Дру даже подпрыгнул в кресле. — Откуда у вас эта информация?— Откуда же, как не от врагов? От одного из членов Братства — так они теперь себя называют.— Это чертовски дурно пахнет, леди. Нет ли у вас другого объяснения?— В какой-то мере. Некоторые вещи вам придется принять на веру — для моей безопасности.— Веры у меня немного, а теперь стало еще меньше, так что перейдем к другому объяснению. А после этого я скажу вам, остаетесь вы на работе или нет.— Учитывая мой вклад, это едва ли справедливо...— Попытайтесь пройти испытание, — резко прервал ее Дру.— У нас с Фредди была квартира в Амстердаме, купленная на его имя и, конечно, соответствовавшая положению богатого молодого торговца бриллиантами. Когда время позволяло, мы жили там вместе, и там я всегда была совсем другой, чем в НАТО... или чем здесь, в посольстве. Я модно, даже экстравагантно одевалась, носила светлый парик, драгоценности...— Словом, вели двойную жизнь, — снова нетерпеливо прервал ее Лэтем.— Это было необходимо.— Согласен.— Мы принимали гостей — не часто и только очень нужных Фредди, — и меня прекрасно знали как его жену. — Здесь я остановлюсь и кое-что вам объясню, хотя вы наверняка это и сами знаете. Когда влиятельную правительственную организацию кто-то обводит вокруг пальца, она, понятно, избавляется от него. Этого человека убивают или компрометируют, чтобы хозяева ликвидировали его, как двойного агента, не так ли?— Я слышал об этом.— Но могущественная организация никогда не признается, что в нее проникли, ибо это подрывает ее авторитет. Случаи подобного рода держатся в глубочайшей тайне и не выходят за пределы организации.— Об этом я тоже слышал.— Вот это и случилось в Штази.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
А человек по кличке Шмель пробирался по глубокому, до колен, снегу, на который никто до него не ступал, и, с трудом переводя дух, надеялся вот-вот увидеть знаки, сделанные несколько недель назад, когда он шел в тайную долину. Теперь ему казалось, что с тех пор прошли годы. Вот наконец! Две сломанные веточки на маленькой сосенке, которые возродятся только весной. Деревцо стояло слева, следующий знак будет справа по диагонали, на спуске... Ярдов через триста, чувствуя, как у него пылает лицо и замерзают ноги, Лэтем увидел его! Он надломил ветку альпийской ели — она так и осталась висеть и засохла, лишенная соков. Горная дорога, соединявшая две альпийские деревни, была меньше чем в пяти милях отсюда, и идти надо почти все время вниз. Он доберется. Должен добраться!И Гарри наконец добрался, едва передвигая ноги и совсем закоченев. От боли он согнулся в три погибели. Сев на дорогу, Гарри принялся растирать ноги сквозь промерзшие, стоявшие колом брюки, как вдруг появился грузовик. Лэтем заставил себя подняться, шатаясь, вышел на середину дороги и отчаянно замахал руками в свете фар. Грузовик остановился.— Hilfe! Помощь! (нем.)
— сказал по-немецки Лэтем. — Моя машина свалилась в пропасть!— Можете ничего не объяснять. — Бородатый шофер говорил по-английски с акцентом. — Я поджидал вас. Последние три дня я каждый час курсирую по этой дороге.— Кто вы? — спросил Гарри, залезая в кабину.— Ваше избавление, как сказали бы англичане, — с усмешкой ответил шофер.— Вы знали, что я сбегу?— У нас есть осведомительница в тайной долине, хотя мы понятия не имеем, где эта долина находится. Эту женщину, как и всех, привезли туда с завязанными глазами.— Откуда же она про меня узнала?— Она работает медсестрой в тамошней больнице, а иногда ее посылают трахаться с каким-нибудь братом арийцем, чтобы производить новые «ростки будущего». Она наблюдала за вами, видела, как вы складывали бумажки и зашивали в одежду...— Но как же ей это удалось? — прервал его Лэтем-Лесситер.— В ваших комнатах установлены скрытые камеры.— А как она сообщила об этом вам?— Всем «росткам будущего» разрешено — даже приказано — поддерживать связь с родителями или родственниками и сообщать им всякие небылицы, объясняющие их отсутствие. Оберфюреры боятся, что без таких объяснений все выяснится, как было с вашими американскими сектами, которые пытались забаррикадироваться в горах и долинах. И вот наша медсестра связалась со своими «родителями» и с помощью кода сообщила, что американец готовится бежать — срок неизвестен, но намерение не оставляет сомнений.— Мне удалось уйти благодаря эвакуации — только и всего.— Так или иначе вы здесь, на пути в Бургенхаузен. Там из нашей скромной штаб-квартиры вы сможете связаться с кем захотите. Понимаете, мы — антинейцы.— Кто-кто?— Мы антиподы Каракаллы, убившего двадцать тысяч римлян, которые, по свидетельству историка Дио Кассия, выступили против его деспотического правления.— Я слышал о Каракалле и о Дио Кассии тоже, но все же не понимаю вас.— Стало быть, вы плохо знаете римскую историю.— Ошибаетесь.— Ну хорошо, переведем это в другой, современный контекст, ja?— Как вам угодно.— Наше название по-английски произносится антиниос, ja?— О'кей.— Замените «ниос» на «неос», о'кей?— Так.— Что получилось? Антинеос, так? Антинеонацисты. Вот кто мы!— Почему же вы скрываетесь под таким непонятным названием?— А почему они скрываются под именем «Братство»?— Да как это связано?— Скрытности должна противостоять скрытность!— Но почему? Вы же легальная организация.— Мы сражаемся с нашими врагами на земле и под землей.— Я был среди них, — сказал Гарри Лэтем, откидываясь на спинку сиденья. — И все равно я вас не понимаю. * * * — Почему вы ушли? — спросил Дру у Карин де Фрис, узнав номер ее телефона в службе безопасности.— Мы ведь обо всем поговорили, — ответила она.— Осталось много неясного, и вы это знаете.— Проверьте, пожалуйста, мое досье, и если вас что-то смутит, сообщите об этом.— Не мелите ерунду! Гарри жив! Пробыв три года в мышеловке, он вырвался на свободу и возвращается!— Mon Dieu! Вы и представить себе не можете, как я рада, какое это для меня облегчение!— Вы ведь все время знали, чем занимался мой брат, верно?— Не стоит обсуждать это по телефону, мсье Лэтем. Приходите ко мне домой на рю Мадлен. Дом двадцать шесть, квартира пять.Дру сообщил адрес Дурбейну, накинул пиджак и помчался к машине Второго бюро без опознавательных знаков, теперь постоянно сопровождавшей его.— Рю Мадлен, — сказал он. — Номер двадцать шесть.— Неплохое место, — отозвался шофер. * * * Когда Лэтем увидел квартиру на рю Мадлен, облик Карин показался ему еще более загадочным. Эта большая, со вкусом обставленная квартира с прекрасной мебелью, драпировками и картинами явно превышала возможности сотрудницы посольства.— Мой муж был человеком состоятельным, — сказала Карин, заметив удивление Дру. — Он не только прикидывался торговцем бриллиантами, но действительно занимался этим со свойственным ему elan Размах (фр.).
.— Видимо, он был незаурядным человеком.— Не просто незаурядным, а одаренным, — сказала де Фрис. — Садитесь, пожалуйста, мсье Лэтем. Не хотите ли чего-нибудь выпить?— Поскольку в том кафе, куда вы пригласили меня, давали только кислятину, я с благодарностью принимаю ваше приглашение.— У меня есть шотландское виски.— Тогда я принимаю ваше приглашение с восторгом.— Очень рада. — Де Фрис подошла к зеркальному бару. — Фредди всегда говорил, что в доме должно быть четыре вида напитков. — Она сняла крышку с ведерка со льдом и достала бутылку. — Красное вино комнатной температуры, белое охлажденное вино — крепленое и сухое хорошего качества, а также шотландское виски для англичан и бурбон для американцев.— А как насчет немцев?— Любое пиво — они, говорил он, пьют всякое. Но Фредди, как я упоминала, был крайне пристрастен.— Но он наверняка знал и других немцев.— Naturlich. Он утверждал, что они лезут из кожи вон, подражая англичанам. Виски — подразумевается шотландское, безо льда, хотя немцы предпочитают со льдом. — Она подала Дру стакан и указала на кресло. — Садитесь же, мсье Лэтем, нам надо кое-что обсудить.— Вы узурпируете мои права, — сказал Дру, опускаясь в мягкое кожаное кресло напротив светло-зеленого бархатного диванчика, на который села Карин. — А вы не составите мне компанию? — спросил он, слегка приподнимая свой стакан.— Возможно, потом, если это «потом» будет.— Вы говорите загадками, леди.— Все зависит от точки зрения. Вам я кажусь загадкой, так же как вы мне. Вы — и американская разведка. А я — само простодушие.— Мне кажется, это требует пояснения, миссис де Фрис.— Конечно, и вы его получите. Вы отправляетесь с секретным заданием необычайно талантливого агента, свободно владеющего пятью или шестью языками, и храните его пребывание в Европе в такой тайне, что он остается без всякого прикрытия. У него нет куратора, и значит, никто не несет за него ответственности, никто ничего не может ему посоветовать.— Гарри всегда имел право выйти из игры, — возразил Лэтем. — Он разъезжал по всей Европе и по Ближнему Востоку. Он мог в любой момент позвонить в Вашингтон и сказать: «Все. Больше не могу». Он был бы не первым глубоко засекреченным агентом, вышедшим из игры. ...— В таком случае вы не знаете собственного брата.— Что вы хотите этим сказать? Черт побери, я же рос с ним.— Профессионально?— Нет, не в этом смысле. Мы работаем в разных подразделениях.— Тогда вы понятия не имеете, что это за гончая.— Гончая?..— Он такой же фанатик-преследователь, как и те, кого он преследует.— Он не любил нацистов. А кто их любит?— Не в этом дело, мсье. Когда Гарри был куратором, активисты в Восточной Германии, оплачиваемые американцами, поставляли ему информацию, на основе которой он давал поручения своим агентам, таким, как мой муж. Впоследствии же ваш брат не имел такого преимущества. Он остался совсем один.— Это было предусмотрено характером операции — полная изоляция. Он не мог оставить ни малейшего следа — даже я не знал его конспиративного имени, так в чем же проблема?— У Гарри здесь не было людей, а у его врагов были свои люди в Вашингтоне. -— Что вы, черт подери, несете?— Вы правильно заподозрили, что я знала, чем занят ваш брат, — кстати, его конспиративное имя Лесситер, Александр Лесситер.— Что? — Потрясенный Дру даже подпрыгнул в кресле. — Откуда у вас эта информация?— Откуда же, как не от врагов? От одного из членов Братства — так они теперь себя называют.— Это чертовски дурно пахнет, леди. Нет ли у вас другого объяснения?— В какой-то мере. Некоторые вещи вам придется принять на веру — для моей безопасности.— Веры у меня немного, а теперь стало еще меньше, так что перейдем к другому объяснению. А после этого я скажу вам, остаетесь вы на работе или нет.— Учитывая мой вклад, это едва ли справедливо...— Попытайтесь пройти испытание, — резко прервал ее Дру.— У нас с Фредди была квартира в Амстердаме, купленная на его имя и, конечно, соответствовавшая положению богатого молодого торговца бриллиантами. Когда время позволяло, мы жили там вместе, и там я всегда была совсем другой, чем в НАТО... или чем здесь, в посольстве. Я модно, даже экстравагантно одевалась, носила светлый парик, драгоценности...— Словом, вели двойную жизнь, — снова нетерпеливо прервал ее Лэтем.— Это было необходимо.— Согласен.— Мы принимали гостей — не часто и только очень нужных Фредди, — и меня прекрасно знали как его жену. — Здесь я остановлюсь и кое-что вам объясню, хотя вы наверняка это и сами знаете. Когда влиятельную правительственную организацию кто-то обводит вокруг пальца, она, понятно, избавляется от него. Этого человека убивают или компрометируют, чтобы хозяева ликвидировали его, как двойного агента, не так ли?— Я слышал об этом.— Но могущественная организация никогда не признается, что в нее проникли, ибо это подрывает ее авторитет. Случаи подобного рода держатся в глубочайшей тайне и не выходят за пределы организации.— Об этом я тоже слышал.— Вот это и случилось в Штази.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14