— Бреннер слушает...
— Где пропадаешь?
— Кто это?
— Не-а, не мамочка.
— А-а...
Это был шеф Ярдли.
— Билл Кент только что сообщил, что ты тут. У тебя же есть трейлер. Валяй домой.
— Что-что?
— Целый день тебя разыскиваю. Ушел, видать, в самоволку? Тебя ждут дома, парень.
— Какого черта? Вы у меня в трейлере?
— Я-то тут, а тебя нет, понял?
— Послушайте, шеф, вы специально малограмотного разыгрываете или как?
— Или как. — Ярдли засмеялся. — Я тут твои апартаменты прибрал, слышь? Сделай им ручкой, понял? И ренту платить не надо.
— Вы не имеете права...
— Насчет прав опосля потолкуем, а сейчас валяй в мою контору за своими вещичками.
— Там у меня казенное имущество, шеф.
— Как же, видел. Пришлось сбить замок. Пушку твою забрал, бумаг целая куча, важные такие бумаги, книжечка записная с каракулями — видать, шифр. Еще имеется пара браслетов, из одежонки кое-что и удостоверение на имя какого-то Уайта... Ты спишь с ним?
Вошла Синтия, завернувшаяся в одеяло, и села на кровать.
— Ладно, сдаюсь, — сказал я Ярдли.
— Посмотрим-посмотрим... Пакет с резинками, трусы вроде как бабьи — твои, что ль, или дружка твоего?
— Шеф...
— Давай кати ко мне, ежели хочешь свои вещички обратно...
— Ладно, хватит... Казенное имущество доставите в военную полицию. Там поговорим, в полдень.
— Это мы еще подумаем.
— Подумайте. И привезите Уэсли. Перекинемся с ним парой слов.
Ярдли умолк, потом сказал:
— Перекинуться у меня в конторе можно.
— Я буду ждать его на траурной церемонии. Он, конечно, будет там?
— Видать, будет, я так соображаю. Но мы на похоронах дел не решаем.
— Ничего, придется. На похоронах весь народ собирается.
— Ладно, так и быть, разрешаю поговорить, и знаешь почему? Чтоб поскорее упечь в тюрягу этого сукина сына, который поднял руку на леди. Но я тебе заранее заявляю: мой парень в ту ночь в отъезде был, напарник подтвердит, да и запись переговоров по рации тоже имеется.
— Уверен, что имеется, а пока можете съездить в ангар, посмотреть. Хочу послать экспертов в дом капитана Кемпбелл.
— На кой хрен? Вы там все подчистую вымели. Моим ребятам бумагу на подтирку, и ту пришлось с собой брать.
— Я жду вас и Уэсли в полдень. Захватите мои веши и казенное имущество.
— Многого не жди, парень, — сказал Ярдли и положил трубку.
Я встал, обмотал вокруг туловища полотенце.
— Берт Ярдли? — спросила Синтия.
— Он самый.
— Чего он хочет?
— Мою голову. Этот сукин сын обчистил мой трейлер. — Я засмеялся. — А знаешь, мне он нравится, этот старый хрен. Посмотришь, кругом слабаки надутые, а в нем есть что-то крепкое, почвенное.
— Через годик-другой ты таким же будешь.
— Надеюсь. — Я посмотрел на часы, лежавшие на тумбочке. — Десять минут седьмого. У нас еще есть время?
Синтия встала.
— Мне надо высушить волосы, одеться, подкраситься...
— Хорошо, встреча переносится из-за плохой погоды?
— Переносится. — Она пошла к двери в ванную комнату, потом обернулась, спросила: — Ты с кем-нибудь встречаешься?
— Да, в семь — с полковником Фаулером, потом, около восьми, — с Муром.
— Забыла, что ты не любишь это выражение. В кого-нибудь влюблен?
— Нет. Пребываю в промежутке между двумя серьезными романами. После тебя никого не было, правда.
— Правильно, зачем усложнять?
— Незачем. Только вот майор — как его... Твой муж...
— Майор в прошлом.
— Это вдохновляет. Не хотелось бы, чтобы повторилась брюссельская сцена.
Синтия рассмеялась:
— Прости. Это было забавно.
— Тебе забавно. Ты под дулом его пистолета не стояла.
— Не стояла. Зато потом ты о нем целый год ничего не слышал. Правда, Пол, я тебе признательна. Постараюсь отблагодарить сегодня ночью, а там посмотрим, что получится.
— Ну что же, буду ждать.
— Я тоже, — сказала Синтия просто и, поколебавшись, добавила: — Ты измучился с... с этим убийством. Тебе нужна разрядка.
Она ушла в ванную, а я натянул вчерашние трусы и вчерашние носки и, одеваясь, думал о том, что жизнь — это цепочка больших и малых забот, малых — например, где найти свежее белье, и больших, вроде той, что только что вышла из комнаты. Как ты распорядишься жизнью, зависит от запасного выхода, если он есть, конечно.
Я проверил свой «глок» и подумал, не пора ли осесть. Мне больше не хотелось трахаться ради спортивного интереса. Все верно. Не знаю, какой получится у нас с Синтией предстоящая ночь, но это будет что-то настоящее. Хоть что-нибудь хорошее должно получиться из этой заварухи с Энн Кемпбелл.
Глава 21
Бетани-Хилл — такой же благословенный уголок в Форт-Хадли, как Шейкер-Хайтс в Огайо, хотя, естественно, он значительно меньше по размерам и не так хорошо ухожен. На площади порядка шестидесяти акров, покрытой дубом, буком, кленом и другим высокопородным деревом (показательно, что отсутствует скромная южная сосна), стоят три десятка внушительных кирпичных особняков в колониальном стиле. Построены они еще в 20-х и 30-х годах, когда офицеры слыли джентльменами, их было не много, и все они жили на территории части.
Времена меняются, офицерские штаты раздуты сверх всякой потребности в них, и возможности правительства обеспечить каждого офицера домом, конем и денщиком ограничены. Но высокие чины при желании по-прежнему получали там дома. Очевидно, полковник Фаулер считал, что солдат — он и есть солдат и должен находиться в расположении своей части. Миссис Фаулер, наверное, тоже предпочитала Форт-Хадли. Не то чтобы Мидленд был бастионом старого Юга с его определенным отношением к черным, нет — на город повлияла давняя близость к базе. Но Бетани-Хилл, который иногда называют полковничьим гетто, вероятно, удобнее в житейском плане, чем в подобных кварталах в городе.
Единственный недостаток Бетани-Хилл в том, что сравнительно недалеко от него располагаются стрельбища. Первое находилось милях в пяти к югу, и я догадывался, что во время ночных огневых занятий на Бетани-Хилл были слышны выстрелы. Но для старых служак пехотинцев стрельба все равно что колыбельная.
Из своей комнаты вышла Синтия. Она была в шелковой зеленой блузке и коричневой юбке.
— Ты хорошо сегодня выглядишь, — заметил я.
— Спасибо. Как долго нам придется лицезреть синюю форму?
— Считай ее обязательной на всю неделю. А все же макияж не скрывает темные круги у тебя под глазами. И глаза тоже покрасневшие.
— Мне бы отоспаться, и все пройдет. Тебе бы тоже попозже родиться.
— Ты, кажется, не в духе?
— Есть немного, прости... Не самые лучшие условия для того, чтобы возобновить нашу дружбу.
— Не самые, и все же мы немного приблизились к этому.
Дом полковника Фаулера представлял внушительное кирпичное строение со стандартными дверями и ставнями. У дома стояли фордовский полуфургон и джип «Чероки». Старшему офицерскому составу не обязательно иметь автомашины отечественного производства, хотя ничего плохого я в этом не вижу.
Мы припарковали «мустанг» на улице и пошли по дорожке к дому. В семь утра здесь, на холме, было прохладно, но косые лучи солнца обещали еще один жаркий день.
— Полковники, у которых достаточно заслуг и времени, чтобы стать генералами, болезненно реагируют на проблемы, мешающие их продвижению. Фаулер и Кент тоже к ним относятся, — сказал я.
— В каждой проблеме есть свои возможности.
— Да, но иногда проблема становится неразрешимой. У Кента, например, карьера кончилась.
Было ровно семь часов утра, я постучал в дом.
Дверь отперла миловидная черная дама в летнем платье цвета морской волны. Она натянуто улыбалась. Я хотел представиться, но она опередила меня:
— Мисс Санхилл и мистер Бреннер, если не ошибаюсь?
— Да, мэм. — Я готов был простить ей, что она первым назвала явно более молодого и стоящего ниже по званию уорент-офицера.
Гражданские, даже полковничьи супруги, вечно путают, да и различие в званиях среди уорент-офицеров все равно что девственность у проституток.
После секундного замешательства миссис Фаулер повела нас по просторному коридору.
— У вас прекрасный дом, — заметила Синтия.
— Благодарю вас.
— Вы хорошо знали капитана Кемпбелл? — не отставала Синтия.
— О нет... не очень...
Странный ответ. Как могла жена адъютанта генерала Кемпбелла не знать его дочь? Миссис Фаулер была растеряна, нервничала, если забыла маленькие светские условности, которые должны быть второй натурой у полковничьих жен.
— Вы видели миссис Кемпбелл после трагедии? — спросил я.
— Миссис Кемпбелл? Нет... Я была... слишком потрясена.
Наверное, все-таки не так потрясена, как ее мать. Странно, что она не нанесла визит с выражением соболезнования.
Я хотел задать еще один вопрос, но мы уже ступили в застекленную веранду на задней стороне дома, где нас ждал полковник Фаулер. Он был одет по форме, пуговица на вороте рубашки застегнута, галстук аккуратно повязан, правда, куртка висела на стуле. Полковник разговаривал по телефону; увидев нас, он сделал знак рукой, и мы сели в плетеные кресла за небольшим столом.
Военные в Штатах являются последним, пожалуй, оплотом определенных обычаев: ответственности, долга и хороших манер. В случае необходимости вы можете обратиться к шестисотстраничному пособию для офицеров, где подробно объясняется, что такое жизнь и как с ней бороться, поэтому малейший непорядок вызывает растерянность.
Миссис Фаулер, извинившись, вышла. Полковник выслушал своего телефонного собеседника, потом сказал:
— Хорошо, сэр. Я им передам. — Положив трубку, он обратился к нам: — Доброе утро.
— Доброе утро, полковник.
— Кофе?
— Если можно.
Он налил две чашки, показал на сахар и без лишних слов начал:
— Я редко сталкивался с дискриминацией в армии. От имени других национальных меньшинств я имею право заявить, что принадлежность к той или иной расе не является препятствием в армии и продвижению по службе. Среди рядового состава иногда возникают проблемы на расовой почве, но систематической расовой дискриминации не существует.
Я пока не улавливал, к чему он клонит, и положил в чашку сахару.
Полковник обратился к Синтии:
— Вам случалось испытывать дискриминацию по признаку пола?
Поколебавшись, Синтия ответила:
— Пожалуй... несколько раз.
— Вам приходилось подвергаться домогательствам?
— Да.
— Вы были когда-нибудь объектом недостойных намеков, слухов, сплетен, клеветы?
— Кажется, была... один раз.
Полковник Фаулер кивнул:
— Ну вот видите. У меня, черного мужчины, меньше проблем, чем у вас, белой женщины.
— Мне известно, что в армии косо глядят на женщин-военнослужащих. В мире вообще женщин ставят ниже мужчин. Но что вы хотите этим сказать, полковник?
— Я хочу сказать, мисс Санхилл, что капитану Энн Кемпбелл здесь, в Хадли, приходилось нелегко. Если бы она была сыном генерала и сражалась в Персидском заливе, Панаме или Гренаде, ее обожали бы в войсках, как это бывало с сыновьями великих военачальников во все времена. Вместо этого кое-кто распускает слухи, что она трахалась направо и налево, извините за выражение.
— Если бы капитан Энн Кемпбелл была сыном боевого генерала, — вступил в беседу я, — вернулась с полей сражений, увенчанная славой и наградами, и перетрахала бы здесь весь женский личный состав, ей никогда не пришлось бы самой платить в офицерском клубе за выпивку.
— Совершенно верно, — согласился Фаулер. — К сожалению, в отношении мужчин и женщин действительно существует двойной стандарт, которого мы никогда не потерпим в межрасовых отношениях. Итак, если вы располагаете неприятной информацией о любовных похождениях капитана Кемпбелл, я готов выслушать вас, хотя мне глубоко безразлично, правдива эта информация или нет.
— В настоящий момент я не имею права разглашать источники имеющейся у меня информации, — сказал я. — Но смею вас заверить, полковник, мой единственный интерес к «любовным похождениям» капитана Кемпбелл заключается в том, связаны ли они с ее убийством, и если да, то каким образом. У меня нет намерения рассматривать ее половую жизнь как пикантный комментарий к изнасилованию и удушению, которые произошли на стрельбище. — На самом деле капитана никто не насиловал, но никто посторонний не видел заключения патологоанатома.
— Я верю в вашу искренность, мистер Бреннер, и не хочу ставить под сомнение вашу профессиональную этику. Но вам следует держать ту связь, о которой вы говорите, при себе и не превращать расследование в охоту на ведьм.
— Полковник, я понимаю вашу озабоченность и горе родителей погибшей, но речь идет не о слухах и сплетнях, как вы считаете, а о неприятных фактах, которыми я располагаю. Энн Кемпбелл вела не просто активную половую жизнь, что при ее положении в армии, состоящей преимущественно из мужчин, отнюдь не является сугубо личным делом, она вела потенциально опасную половую жизнь. Мы можем целое утро дискутировать насчет двойных стандартов, но если я узнаю, что дочь генерала спала с половиной высшего комсостава в части, то начинаю думать о подозреваемых, а не о крикливых заголовках в «желтой прессе». В моей сыщицкой голове не вертятся слова «шлюха» или «потаскуха», а совсем другие, вроде «шантаж» или «мотив». Я достаточно ясно выражаюсь, полковник?
Фаулер, видимо, соглашался, поскольку кивал, пока я держал речь, или же взвешивал что-то в уме.
— Если вы подвергнете кого-нибудь аресту, могу ли я заручиться вашим обещанием, что в отчете будет фигурировать только необходимый минимум такой информации?
Меня подмывало рассказать ему о тайном убежище, где Энн Кемпбелл предавалась сексуальным утехам, но я ограничился лишь следующим:
— Вещественные доказательства, обнаруженные в доме капитана Кемпбелл, могли и должны были бы стать, строго говоря, достоянием шефа Ярдли, но мы с мисс Санхилл решили сделать упреждающий ход. Теперь ни одна вещь в доме незамужней и привлекательной женщины-офицера не будет выставлена на потребу невзыскательной публики и не причинит вреда ее родителям и армии. Поступки говорят громче всяких слов. Это единственное обещание, какое я могу вам дать.
Полковник снова кивнул и вдруг неожиданно сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57