https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/vreznye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Рассказы –
OCR Хас
Роальд Даль
Джеки, Клод и мистер Фиси

Этот день обещал быть особенным, и поэтому мы оба проснулись рано. Я отправился на кухню бриться, а Клод быстро оделся и вышел из дома, чтобы позаботиться о соломе. Из окна кухни было видно, как солнце поднимается из-за деревьев, растущих на вершине горного хребта на противоположном конце долины.
Каждый раз, когда Клод проходил мимо окна с охапкой соломы, я глядел на него поверх зеркала и видел напряженную гримасу запыхавшегося человека, большую конусообразную, клонящуюся вперед голову и изрезанный глубокими складками лоб. Подобное выражение лица я видел у него лишь раз — в тот вечер, когда он делал предложение Клариссе. Но сегодня он был взволнован до такой степени, что даже расхаживал как-то странно, ступая чересчур мягко, будто бетон вокруг заправочной станции слишком горячий для его босых ступней. Одну за другой он укладывал в заднюю часть автофургона охапки соломы, устраивая удобное местечко для Джеки.
Затем Клод пришел на кухню, и я смотрел, как он ставит на плиту котелок и начинает в нем помешивать. У него была длинная металлическая ложка, которой он непрерывно помешивал, пока жидкость собиралась закипать. Чуть ли не каждые полминуты он наклонялся и совал нос в противный, сладковатый парок, поднимавшийся над котелком, где варилась конина. Вот он принялся опускать в котел приправу — три очищенные луковицы, несколько молодых морковок, горсть жгучих крапивных макушек, ложечку мясного соуса, двенадцать капель масла тресковой печени… И все это делалось очень нежно, кончиками больших и толстых пальцев, будто имеющих дело с венецианским стеклом. Взяв из холодильника немного фарша из конины, он отмерил одну порцию в миску Джеки и три порции в другую, и как только суп был готов, поделил его между обеими собаками, наливая поверх фарша.
Именно эту процедуру я наблюдал каждое утро в течение последних пяти месяцев, но никогда она не проделывалась столь напряженно и сосредоточенно. Полное молчание и не единого взгляда в мою сторону, а когда Клод повернулся и вышел за собаками, казалось, даже затылок и плечи говорят: «О Господи, пусть все обойдется — не допусти, чтобы именно сегодня я сделал что-то не так».
Я слышал, как он тихо разговаривает с собаками в закутке, надевая на них поводки. Оказавшись на кухне, псы запрыгали, натягивая ремни и стараясь поскорее добраться до завтрака; при этом они вставали на задние лапы и размахивали своими огромными хвостами как плетьми.
— Порядок, — произнес наконец Клод. — Говори, который?
Обычно по утрам он предлагал пари на пачку сигарет, но сегодня на карту ставилось слишком многое и я знал, что сейчас ему нужно еще чуть-чуть уверенности.
Он смотрел, как я обхожу двух прекрасных, высоких, с бархатистой шерстью псов, потом шагнул в сторону, держа поводки на вытянутой руке и давая мне лучший обзор.
— Джеки! — сказал я, применяя старый трюк, который никогда не срабатывал. — Эй, Джеки! — Две одинаковые, с одинаковым выражением морды повернулись, и на меня уставились четыре ярких, темно-желтых глаза. Было время, когда мне казалось, что у одного из псов глаза чуточку темнее, чем у другого. А еще было время, когда я считал, будто могу угадать Джеки по более впалой груди и более мускулистым ляжкам. Но я ошибался.
— Ну! — скомандовал Клод. Он надеялся, что именно сегодня я обязательно не угадаю.
— Вот этот. Это Джеки.
— Который?
— Тот, что слева.
— Ага! — вскричал он сияя. — Ты снова ошибся!
— Не думаю, что ошибся.
— Ошибся, да так, что дальше некуда. И послушай-ка, Гордон, я тебе кое-что скажу: все эти последние недели, каждое утро, когда ты пытался угадать его… знаешь что?
— Что?
— Я вел этому счет. И результат таков, что ты даже в половине случаев был не прав! С большей удачей ты мог подбрасывать монету!
Этим он хотел сказать, что если даже я, видя их рядышком каждый день, не мог узнать Джеки, то какого же черта мы должны бояться мистера Фиси? Клод знал, что мистер Фиси славится умением распознавать двойников, но он знал и то, что невозможно определить разницу между собаками в том случае, когда ее просто нет.
Он поставил миски на пол, дав Джеки ту, где мяса было меньше, потому что Джеки сегодня побежит. Отступив, он наблюдал, как они едят — на его лицо вновь легла тень озабоченности, большие, светлые глаза смотрели на Джеки тем восторженным тающим взглядом, ранее достававшимся только Клариссе.
— Знаешь, Гордон, — произнес он. — Ведь я всегда тебе говорил: за последнюю сотню лет попадались какие угодно двойники — хорошие и плохие, но за всю историю собачьих бегов такого никогда не было.
— Надеюсь, ты прав, — ответил я, уносясь воспоминаниями в прошлое, в тот морозный предрождественский вечер, четыре месяца назад, когда Клод попросил на время фургон и, не говоря, куда едет, отправился в сторону Эйлсбери. Я предположил, что он поехал повидать Клариссу, но он возвратился в тот же день и привез с собой этого пса, сказав, что приобрел его у одного человека за тридцать пять шиллингов.
— Он что, быстро бегает? — спросил я, когда Клод глядел на пса, держа его на поводке; мы стояли снаружи, рядом с насосами, а вокруг падали снежинки, оседая на спину собаке. У фургона все еще работал двигатель.
— Быстро? — произнес Клод. — Да это же самый медлительный пес, которого я когда-либо встречал!
— Тогда зачем было его покупать?
— Ну, — буркнул он, состроив хитрую и загадочную мину на грубоватом лице, — сдается мне, что этот пес, пожалуй, немножко похож на Джеки. Как ты думаешь?
— Вроде бы похож, в самом деле…
Он отдал мне поводок, и я повел нового пса в дом обсыхать, а Клод, обогнув дом, зашел в сарай за своим любимцем. Когда он вернулся и мы в первый раз поставили их рядом, то, помню, он отступил и выпалил «Господи Иисусе!», замерев, будто увидел призрак. Дальше он действовал быстро и спокойно — опустился на колени и принялся сравнивать собак, осторожно и методично. С каждой секундой в нем нарастало волнение, и казалось, что в комнате от этого становится все теплее и теплее. Он продолжал осмотр долго и молчаливо и при этом сличил по масти вес пальцы на лапах, включая рудиментарные, а таковых у каждой собаки — восемнадцать. Наконец он поднялся.
— Послушай, прогуляй-ка их несколько раз туда-сюда по комнате, ладно? — И Клод простоял пять—шесть минут, прислонившись к плите, и наблюдал за собаками, склонив голову набок, покусывая губы и хмурясь. Потом, будто не веря собственным глазам, опять опустился на колени — проверить еще раз, но во время осмотра вдруг вскочил и уставился на меня. Лицо у него напряженно застыло, а вокруг глаз и носа кожа странно побелела.
— Ну ладно, — произнес он чуть дрогнувшим голосом. — Знаешь, что? Порядок. Мы разбогатели…
А потом начались долгие тайные совещания на кухне. План был разработан во всех деталях, и мы выбрали наиболее подходящий беговой трек. Каждую вторую субботу (такое случалось восемь раз) мы, невзирая на потерю дневной клиентуры, закрывали мою заправочную станцию и везли двойника в Оксфорд. Там на поле, неподалеку от Хеддингтона, находился небольшой паршивенький трек — ничего особенного — только цепочка стареньких столбиков со шнурами, обозначавшими дорожки, перевернутый вверх тормашками велосипед, тянущий ложного зайца, и загородки с шестью дверцами. Миновало шестнадцать недель: восемь раз мы привозили туда двойника и регистрировали его у мистера Фиси. Сколько же пришлось простаивать в толпе, под леденящим дождем, ожидая, когда на грифельной доске мелом напишут имя нашего пса. Мы назвали его Черная Пантера. Когда подходила очередь, Клод вел его к вертикальным дверцам — я же ожидал на финише, чтобы не дать добраться до него «файтерам» — собакам, которых втихомолку приводили на бега цыгане, с целью порвать на куски какого-либо пса по окончании состязаний.
Но было, пожалуй, во всем этом и нечто грустное: если призадуматься, сколько раз нам пришлось возить пса в такую даль, а потом смотреть и молиться в надежде, что он придет последним, невзирая ни на какие случайности. Конечно, молиться при этом было необязательно, а если серьезно, мы и на минуту не поддавались беспокойству — ведь старина просто-напросто не мог бежать галопом. Он бежал точь-в-точь как краб. И не был последним лишь раз — когда желтовато-коричневый пес по кличке Янтарная Молния попал лапой в ямку, получил перелом и финишировал на трех ногах. Но даже тогда наш побил его еле-еле. Вот таким-то образом мы и добились того, что он расценивался как совершенно безнадежный, а в тот день, когда мы привезли его туда последний раз, все букмекеры, выкрикивая его кличку, упрашивали игроков ставить на него, обещая выплату от двадцати до тридцати к одному.
И вот пришел этот солнечный апрельский денек, и настал черед подменить пса на Джеки. Клод сказал, что двойника гонять больше не следует, потому что мистеру Фиси это может надоесть, и тогда он просто вышвырнет его с состязаний. Клод считал, что наступил психологически рассчитанный момент и Джеки должен опередить всех на тридцать—пятьдесят корпусов.
Джеки он воспитал еще щенком, сейчас псу было лишь пятнадцать месяцев, но бегун он был хороший, быстрый. В бегах он никогда не участвовал, но мы знали, что скорость у него есть, потому что с семимесячного возраста Клод каждое воскресенье возил его на маленький частный трек в Эксбридж, где и гонял на время. Джеки пропустил тренировку только раз — из-за положенных прививок. Клод сказал, что, может быть, ему и не хватит скорости, чтобы победить в забеге собак, идущих у мистера Фиси по первому разряду, но в той компании, где он числится сейчас, он сможет выиграть двадцать или минимум десять-пятнадцать корпусов, даже кувырнувшись разок через голову.
Итак, нынешним утром мне следовало сходить в местный банк и снять со счета пятьдесят фунтов для себя и пятьдесят для Клода — их я ссужу ему под аванс к зарплате. Затем, в двенадцать часов нужно будет закрыть заправочную станцию и повесить на один из насосов уведомление «Закрыто на весь день». Тем временем Клод запрет двойника в заднем сарайчике, посадит в автофургон Джеки и мы отправимся в путь. Не могу сказать, что я волновался так же, как Клод, но ведь для меня-то не решались такие серьезные вещи, как покупка дома и возможность жениться. Да и нельзя сравнивать меня с Клодом — ведь тот чуть ли не в конуре родился, рядом с борзыми, и ни о чем ином не думал, разве что по вечерам о Клариссе. У меня же было свое занятие — карьера владельца заправочной станции, не говоря о торговле подержанными автомобилями, но если Клоду захотелось повалять дурака с собаками, я ничуть не против, особенно в таком деле, как сегодняшнее — если оно выгорит. Но по правде, каждый раз, как мне думалось о том, сколько денег мы ставим на это и сколько можем выиграть, у меня в животе что-то вздрагивало…
Наконец псы позавтракали, и Клод вывел их на короткую прогулку в поле неподалеку, а я оделся и поджарил яичницу. Потом отправился в банк и взял деньги, причем однофунтовыми банкнотами. Оставшееся до полудня время пролетело за обслуживанием клиентов.
Ровно в двенадцать я закрылся и повесил на насос объявление. Из-за дома показался Клод, он вел Джеки и нес красновато-рыжий чемоданчик.
— Зачем это?
— Для денег, — ответил Клод. — Ты сам говорил, что никто не в состоянии унести в карманах две тысячи фунтов.
Стоял прекрасный весенний день, все было окрашено в желтые тона, на живых изгородях лопались почки, а солнце сияло сквозь бледно-зеленые листья старого бука, растущего напротив, через дорогу. Джеки выглядел отлично, шкура у него блестела, как черный бархат, а мускулистые ляжки выпирали подобно дыням. Пока Клод укладывал в фургон чемодан, пес продемонстрировал короткий танец на задних лапах, затем глянул на меня снизу вверх и улыбнулся, будто знал, что отправляется на бега, чтобы выиграть две тысячи фунтов и покрыть себя славой. Джеки обладал широкой и самой человеческой Ухмылкой из всех, какие мне довелось видеть у собак. Он не только приподнимал верхнюю губу, но и ухитрялся растягивать пасть так, что был виден каждый зуб, кроме, может, одного—двух коренных. Каждый раз, когда он улыбался, я невольно прислушивался, словно ожидая, что он. ко всему прочему, еще рассмеется.
Мы влезли в фургон и отправились в путь. Я сел за руль, Клод рядом, а Джеки стоял сзади, на соломе, и поверх наших плеч глядел сквозь ветровое стекло. Клод то и дело оборачивался, пытаясь заставить пса лечь, иначе его могло выбросить на крутом вираже, но собака была слишком возбуждена и лишь скалила зубы в ухмылке и размахивала огромным хвостом.
— Ты получил деньги, Гордон? — Клод курил сигареты одну за другой и никак не мог усидеть на месте.
— Да.
— Мои тоже?
— Всего у меня сто пять фунтов. Пять, как ты говорил, для заводилы — чтобы он не остановил зайца и не вышло фальстарта.
— Годится. — И Клод жестко, как на сильном морозе, потер ладони. — Годится, годится, годится…
Мы проехали по узенькой Хай-стрит посреди поселка Грэйт Мисенден и заметили старика Рамминса, бредущего в пивную «Конская Голова» за своей утренней пинтой; на выезде из деревни мы свернули влево и перевалили через холмистый Читтерс в направлении Принсес Рисборо, а уж оттуда до Оксфорда оставалось миль двадцать с небольшим.
Наступила тишина, и тут вдруг мы оказались под воздействием какого-то внутреннего напряжения. Мы спокойно сидели и молчали, но каждый переживал в душе сомнения и опасения, не давая им выхода наружу. Клод продолжал курить, выбрасывая недокуренные сигареты в окно. Обычно в подобных поездках он болтал как заведенный и всю дорогу туда и обратно трепался о собаках — какие штуки он с ними проделывал, что за работенки ему подворачивались, какие места он повидал и сколько денег выиграл. При этом выплывали всякие разности о людских ухищрениях с собаками, о воровстве и жестокостях на собачьих бегах. Но сегодня, как мне показалось, он не мог черпать уверенность в своей болтовне;
1 2 3 4


А-П

П-Я